Дональд Гамильтон - Устрашители
На ответ и уход жирной девице понадобилось не менее четверти минуты. И умственно, и физически Руфь была созданием апатичным до предела. Джоан Маркет проводила подчиненную, с трудом протиснувшуюся в люк, неподдельно брезгливым взглядом.
— Сицясь, Дзоанни! — передразнила она. — Кретины и межеумки! Сборище идиотов, дегенератов, олигофренов и микроцефалов!
Мое предположение о колледже начинало понемногу оправдываться.
— Ты, — обратилась Маркет к покорному слуге: — Ты убиваешь гребучих людей. Отчего бы людям не убить тебя самого?
— Пусть убьют, — пожал я плечами. — Если сумеют.
— Сумеем, — заверила Джоан. — Сумеем, греб твою вошь! Сметем с лица земли и тебя, и все, чему ты служишь: неравенство, несправедливость, угнетение! Все, что защищают злогребучие выродки с пистолетами в руках!
— О, да, — согласился я. — У вас, коли не ошибаюсь, целая армия под ружье поставлена: батальоны, полки, дивизии, корпуса... Конечно, сметете.
— Армия! — скривилась Джоан Маркет. — Народная Освободительная Армия. Командующий — генерал Фрешетт. Численность — человек девять... нет, целых одиннадцать. И сплошь полковники да майоры, ни одного солдата! Эй, Прево, ты в каком гребаном чине обретаешься?
— Майор, мэм.
— Пожалуйста! Майор Прево, Народная Освободительная Армия при Партии народного протеста... Выблевать впору! Все так хорошо начиналось, покуда Фрешетту не вздумалось дать мальчишкам игрушки!
Мне весьма не понравилась откровенность Джоан, как не понравилась девятью днями ранее искренность покойного Дугана. Столько болтают лишь при субъекте, коего уже мысленно вывели в расход.
— Мы уже заставили твоих империалистов трястись мелким трясом, уже подготовили почву для гребучих политических требований — так нет же! Начинаем играть в диверсантов, партизан, полковников. О, гребаный черт!.. Ну, чего пялитесь? — рявкнула она в сторону: — Хотите устраивать заседание — устраивайте порнохреническое заседание, да поживее.
— Тебя не линчуют, — сказала она мне, — как линчевали раньше гребаных негров в гребаных Соединенных Штатах. Ты предстанешь перед народным трибуналом, суровым и справедливым, хоть и соберется он здесь, на злопаскудной вонючей барже... Но сегодня, именно сегодня!.. Какого свинячьего хрена?!
— А почему бы и не сегодня? — с надеждой осведомился я. — Что, сегодня еще предстоит операция «Цветок»?
Сузившиеся глаза Джоан разом сделались очень злыми.
— Кажется, ты памяти лишался? — тихо спросила женщина. — А теперь воспоминания на месте?
— Не лишался я памяти. Просто мы рассчитывали сыграть на этом, думали, ваша вшивая партия успокоится, решив, будто все, выболтанное Вальтерсом, забыто, и можно развернуться сполна... Я осекся: Джоан хохотала.
— Великолепный гамбит, — промолвила она, внезапно перейдя на совершенно обычную, людскую, а не площадную, речь. — Рассчитываешь, мы опомнимся, ухватимся за головы и отменим операцию? Нехудо, но в двух пунктах просчитаться изволил, голубчик. Во-первых, Элси Сомерсет была опытнейшим врачом и ежели сказала, что у тебя амнезия — значит, была у тебя амнезия, ничего не попишешь! Такая утрата памяти, что и Элси оказалась беспомощна. А поскольку все вернулось, и ты припомнил об операции «Цветок», то сам знаешь о ней лишь в общих чертах, а фараонов уведомить не успел. Не мог уведомить, ибо, видишь ли, я заложила бомбу только два часа назад, в месте, указанном два часа назад, понимаешь? И никто внимания не обратил, и никакой западни, и все тихо-мирно... Шагом марш в зал заседаний! — заорала побагровевшая Джоан диким голосом. — И ты, и эта хнычущая Мата Хари! Живее!
О, Боже, подумал я. Ведь баржа и впрямь вонючая, действительно злопаскудная... Зал заседаний!
Глава 22
Упомянутый зал размещался в описанной Салли и мельком увиденной мною надстройке, некогда, по всей видимости, использовавшейся для менее помпезных целей. Сколотили ее весьма неумело, руками, не умевшими толком гвоздя вогнать, из первых попавшихся досок. Настоящего плотника, особенно корабельного, кондрашка бы хватил при взгляде на эту конструкцию. Оконные рамы стояли вкривь и вкось, дверь закрывалась лишь после титанических усилий.
Две подробности играли немаловажную роль и беспокоили меня. Тонкие доски, употребленные вместо обычной судовой стали, не остановили бы даже картечин, хотя мягкие свинцовые шарики не обладают избыточной пробивной мощью. А о девятимиллиметровых пулях и речи не было. Это надлежало учесть. Выпрыгнуть в окно и метнуться в сторону окажется мало. Всякий, кто не побоится наделать шуму и попортить стены, сможет палить навскидку и почти наверняка уложит беглеца.
Если первое соображение представало огорчительным, второе утешало. Дверь, сквозь которую мы вошли, не была единственной. Наличествовала другая, уводившая на обращенный к реке борт. Конечно, пока хоть кто-нибудь не воспользуется ею, лучше предполагать, что черный ход заколочен прочно и наглухо, но я не видел к этому особого резона.
Прево обосновался у двери, Салли поникла на мое плечо, скуля и содрогаясь. Вошел Овидий, встал неподалеку от Прево.
Двое сквернообразных малышей — засаленные вонючие джинсы, волосы до плеч, половая принадлежность загадочна — копошились подле стола, во что-то играя. Ни автоматы, ни узники не вызвали у тупых сопливцев ни малейшего любопытства. Не исключаю, однако, что дети попросту привыкли к подобному зрелищу и перестали им интересоваться...
Вошла Джоан, шугнула обоих ввиду предстоявшего заседания. Руфь, похоже, завязла-таки где-то по пути и злополучной Маркет пришлось выполнить отданное поручение самой. Дети проныли нечто невразумительное, утерли сопли, удалились. Я услышал, как Салли тихо, глубоко втянула воздух и столь же тихо, незаметно выдохнула. Сердце ее билось на удивление ровно.
Из камбуза долетел голос полусонной Руфи, местные отродья радостно заверещали за стеной, по палубе заколотили маленькие подметки, настала относительная тишина.
Здесь, разумеется, и обретался главный штаб, откуда поступали приказы в санаторий «Инанук». Но как надеялись эти остолопы уцелеть, устраивая террористические акты чуть ли не по соседству, постичь не могу. Даже лисица избегает орудовать в курятнике соседской фермы, даже у лесного зверя достает на это здравого смысла и хитрости. Пострадавший паром уже взбудоражил половину канадской полиции; за намечавшимся ванкуверским взрывом последует повальная облава, от которой не скроется странная, выражаясь мягко, баржа и ее необычные обитатели.
Впрочем, беспокоиться об этом надлежало Джоан и Жаку. Должно быть, они уже решили сменить обстановку, подыскать иное укромное место... Я не знал, да и не шибко желал знать.
— Бомба, — шепнула Салли, не забывая истерически всхлипывать. — Бомба не может лежать далеко. Где-то в городе! Нужно выяснить, где. И помешать!
— Выяснить, согласен. Мешать предоставь полиции. А твоя главная задача — бежать и уведомить. За столом рассядутся. Проскочишь — ни Прево, ни Овидий стрелять не смогут: перебьют своих же товарищей... Возмущенно отпихнув Салли, я заорал:
— Да заткнешься ли ты, наконец? Как такую тварь вообще на службу взяли?
Проверяем сызнова... Другая дверь — по ту сторону стола, в противоположной стене. Прево — слева от входа, Овидий — справа. Покуда мы сидим спокойно, возможен убийственный перекрестный огонь. Однако, если между бегущим и стрелками очутится благородное собрание (которое вряд ли усидит спокойно и примется вскакивать, полностью перекрывая директрису), и Овидию, и Прево придется подумать четырежды... А палить все равно не придется.
Явилась Руфь, за нею понемногу просочились прочие. Трое мужчин и женщина в длинном, старомодном платье. Женщина была молодой, узколицей; темные волосы охватывала пунцовая повязка. Потом объявился маленький Мэнни, даже сюда пришедший с автоматом; за ним возник мускулистый негр, облаченный в грязный армейский комбинезон.
Мэнни и Красная Ленточка уселись подле нас. Комбинезон пристроился рядом с Руфью, которая приветствовала его застенчивой улыбкой и на мгновение показалась почти человекообразной.
* * *О, как торжественно вплыл он в зал заседаний, этот бравый и подтянутый верховный главнокомандующий Народной Освободительной Армии, генерал Жак Фрешетт! Заставил дожидаться себя, но только самую малость, в пределах разумного. Я, конечно, давно понял: речь идет о старом знакомце из «Инанука».
Вспомнил, сколь неумело и неловко хватался он за пистолет. Видимо, и Фрешетт не радовался воспоминанию, ибо нес в руках внушительный автомат, который впечатляюще водрузил на стол перед своим креслом. Точно колокольчик председательский, или аукционный молоток. В общем, символ должности.
Нынче Фрешетт натянул новехонькие синие джинсы и новехонькую, джинсовую же, рубаху. На его поджаром, жилистом теле они казались настоящей армейской формой. Недоставало только знаков отличия и орденских ленточек. Бравые седые усы, кустистые брови, бледно-голубые властные глаза. Орел!
