Джек Хиггинс - Ярость льва
Дождавшись, когда схлынет вода, Меллори вскочил и рванулся вперед, через последнюю гряду утесов. Несколькими секундами позже он уже был в безопасности, стоя на узкой полоске песка у подножия скал. Потом опустился на песок, обхватил голову руками и отключился.
В горле стоял тошнотворный привкус морской воды. Отплевываясь, Меллори встал и внимательно осмотрел скальную стену, вздымающуюся позади. Стена, высотой футов семьдесят – восемьдесят, уходила вверх не отвесно, а под небольшим углом. Огромные трещины и разломы пересекали ее вдоль и поперек. Потому он довольно быстро взобрался на вершину и посмотрел на море. Туман совершенно рассеялся. Быстро опускались сумерки, и над горизонтом уже взошла луна.
Меллори побежал по мокрой траве, огибая склон, и через десять минут взобрался на вершину холма у дальнего берега бухты, на противоположной от дома Гранта стороне.
Внизу не было ни души. Он хорошо видел моторку Гийона, пикап, уткнувшийся капотом в огромный валун, и тормозной след, который тянулся по поросшему густой травой склону.
Меллори побежал вниз, к отелю. Поднявшись на крыльцо, он несколько раз окликнул хозяев, но никто не отозвался. Он открыл дверь, приготовившись к самому неожиданному.
У самой стойки бара на циновке в луже засохшей крови лежали тела Джагбира и Жюльетт Венсан.
Стояла полная тишина. В ушах не смолкал шум моря. Чувство нереальности всего происходящего овладело Меллори. Пять минут он потратил на то, чтобы спуститься в гавань и убедиться, что пришвартованная у причала лодка Гийона безнадежно испорчена.
Когда он наконец вышел к дому Гранта, было уже совсем темно.
Хриплым, надтреснутым голосом он окликнул:
– Энн?
Дом безмолвствовал...
Меллори, спотыкаясь, побрел в гостиную, оттуда – в кабинет, нашел бутылку бренди и налил себе немного. Давным-давно, может быть, тысячу лет назад, она сидела здесь, у камина, и мягкий свет лампы золотил ее волосы.
Он плотно закрыл глаза, отгоняя страх и растущее отчаяние. От сердца немного отлегло. Он поставил стакан и вышел.
Луна ярко сияла на небе, усыпанном звездами. В лунном свете очертания замка на острове Сен-Пьер вызывали в памяти волшебные сказки детства. Отлив уже начался. Вода пенилась среди утесов, отчетливо выступающих в лунном свете. С каждой минутой море отступало, на один короткий час соединяя оба острова скалистым гребнем. Один только час, а потом волны хлынут обратно в рокоте прилива, но думать об этом не стоило.
Он так торопился, что забыл снять спасательный жилет, и теперь машинально потрогал его рукой. Тропинка вела через овраг вниз, к узкой полоске песчаного пляжа.
Марсель отодвинул тяжелый засов, и де Бомон вошел в камеру – тесную каморку без окон, ярко освещенную свисающей с потолка лампой без абажура. Гийон и Хэмиш Грант сидели в углу на старых ящиках, о чем-то вполголоса переговариваясь. Оба встали. Старик тяжело опирался на трость. Гийон был бледен, ссадина на лбу воспалилась и горела.
– Похоже, вас можно поздравить, капитан Гийон, – спокойно сказал де Бомон.
Гийон покачал головой:
– Не стоит. Вы были обречены с самого начала. Жаль, что не осознали этого раньше, еще до гибели стольких людей.
– На вашем месте я бы не высказывался столь категорично. Игра еще не окончена.
– Она окончится с прибытием полковника Меллори.
– А что, если этого не произойдет? Насколько мне известно, «Флер де Лис», когда ее видели в последний раз, уже начинала тонуть.
– А Гранвиль и его жена? Они уже наверняка связались с властями. Земля горит у вас под ногами, де Бомон. Вы с самого начала заблуждались. Нам не нужны ни вы с вашими советами по поводу того, как надлежит править Францией, ни ваши рубаки.
Марсель шагнул вперед, но де Бомон остановил его:
– Подожди, дай ему выговориться.
– Величие страны в душах ее граждан, а не в размерах ее колоний. А Франция – это прежде всего народ. Так или иначе, французский народ по горло сыт теми страданиями и кровью, которые выпали на его долю, начиная с тридцать девятого года. Народ, но не вы, полковник. Вы не можете остановиться, даже если бы желали.
– Все, что я делал, я делал во имя величия Франции, – сказал де Бомон.
– Скажите лучше – к вящей славе Филиппа де Бомона. Вы сами-то чувствуете разницу?
Де Бомон выглядел совершенно подавленным, и впервые за все время Гийон почувствовал, что перед ним старый человек.
Дверь закрылась, засовы лязгнули.
– Целая речь, – сказал Грант после долгого молчания.
– Абсолютно бесполезная, – устало проговорил Гийон, садясь. Он обхватил голову руками.
– Тем не менее послушать стоило, – сказал старик и похлопал его по плечу.
Де Бомон стоял у огромного окна в башне и смотрел на море. У горизонта еще горело яркое закатное пламя, сумрачная громада острова Иль де Рок темнела вдалеке.
Зрелище было великолепное. Он открыл створку окна и глубоко вдохнул морской воздух.
Вся жизнь, он знал, представляла собой бесконечную цепь начинаний и завершений, Дьенбьенфу. Он стоял тогда на бруствере окопа под проливным дождем. Триколор медленно полз вниз по флагштоку, и низкорослые желтолицые крестьяне с рисовых полей толпой хлынули вперед, чтобы схватить его и тех немногих, кому удалось спастись.
Потом был Алжир. Годы кровавой бойни. Смерть подстерегала в горах и на городских улочках. Он верил, что цель оправдывает средства, но если цель оказалась недостижимой, что тогда? Как быть, если судьба отвернулась, оставив люден с руками по локоть в крови, пролитой безо всякой видимой цели, без надежды когда-нибудь ее отмыть?
Безотчетная тоска овладела им. Все сгорело внутри, и вместо сердца была лишь горсть холодной золы.
Де Бомон смотрел вдаль и чувствовал, что жизнь прожита зря, что уже подведен последний итог, и все, к чему он так стремился, оказалось химерой. Что все сказанное Раулем Гийоном – правда.
Он подошел к камину, пристально посмотрел на старый боевой штандарт и кивнул, как будто принял одному ему известное решение. Потом поднял трубку телефона, нажал на кнопку:
– Вызовите ко мне Жако.
Он подошел к узкой двери, открыл ее и остановился на пороге маленькой спальни. Энн Грант сидела на стуле у огня, Фиона лежала на кровати.
Обе женщины встали. Де Бомон церемонно поклонился и отошел в сторону:
– Пожалуйста, прошу вас.
Они растерянно переглянулись и вышли из комнаты.
– Что вы сделали с моим отцом? – спросила Фиона.
– Не беспокойтесь, с ним ничего не случится, даю вам слово.
– А Рауль Гийон?
Де Бомон улыбнулся:
– Вы многого не знаете. Капитан Гийон в настоящее время находится вместе с генералом Грантом. Если не считать ссадины на лице, с ним все в порядке.
– Вы ничего не сказали о полковнике Меллори, – осторожно заметила Энн.
– Мне достоверно известно только то, что в настоящее время никто не знает, где он находится.
Раздался стук в дверь, и вошел Жако.
– Направляйтесь на «Фоксхантер» и подготовьте его к выходу в море.
– Я так и предполагал. Мы уходим?
– Это было бы разумнее всего. Даже если Меллори ничего не успел сделать, Гранвиль сейчас уже определенно связался с французскими властями. Видимо, затем они введут в курс дела британскую разведку, и я вряд ли ошибусь, если предположу, что очень скоро k нам пожалует что-нибудь вроде официальной делегации.
– Куда мы пойдем? В Португалию?
– Вы – возможно, но не я, Жако. – Филипп де Бомон вынул из портсигара сигару. – Через полчаса мы выйдем в море и пойдем к Джерси. Вы высадите меня в Сент-Хельере и после этого будете совершенно свободны. Вы и все остальные.
Глаза Жако сузились:
– Джерси? Зачем вам понадобилось идти туда?
– Потому что там аэропорт, дорогой мой Жако, а я намерен вылететь в Париж, завтра, утренним рейсом.
– Да вы с ума сошли! Вы же и десяти шагов не пройдете по Елисейским полям, как вас узнают!
– Это не беда, – спокойно возразил де Бомон. – Я собираюсь сам объявиться властям.
От железного спокойствия Жако не осталось и следа:
– Вы сдаетесь? Вас казнят.
– Предоставим решать это суду. Я был неправ, Жако. Все мы ошибались. Я добивался того, что считал благом для Франции. Теперь я думаю, что принимал за благо Франции собственные амбиции. Дальнейшее насилие и кровопролитие ни к чему не приведут. В этом я убедился на примере последних нескольких дней.
– А что будем делать с женщинами и стариком?
– Освободим, перед тем как уйти. Высадим по дороге.
– А Гийон?
– Тоже освободим.
Жако зарычал от ярости:
– Прежде всего я разделаюсь с ним, чего бы мне это ни стоило! Боже мой, ведь я мог совершенно спокойно утопить его!
– Сержант-майор Жако! – металлическим голосом сказал де Бомон. – Я отдал вам вполне определенное приказание. Потрудитесь его выполнить. Вы меня поняли?
На мгновение глаза Жако загорелись, но он сдержал себя и неожиданно спокойным голосом произнес:
