Александр Авдеенко - Дунайские ночи (Художник Г. Малаков)
Доля Рандольфа Картера в этой масштабной, тщательно продуманной акции, которой скоро суждено претвориться в жизнь, потрясти мир, была сравнительно невелика, однако он гордился тем, что сделал. Мал золотник, да дорог. Одна строка этой операции стоит пухлого тома прошлой истории холодной войны.
Картер решил погулять в Дании, Голландии, Италии, Испании, Франции — шеф не пожалел долларов.
На другой день, проводив генерала, он покинул Мюнхен. Через несколько часов полета «каравелла» опустилась в Дании, на аэродроме Каструп, самом оживленном перекрестке международных авиалиний. Гигантский аэровокзал — легкий белоснежный бетон, зеркальное стекло, цветная пластика — главный аэровокзал Скандинавии, буквально кишит людьми, ждущими посадки на самолеты, улетающие во все концы света.
Подхваченный людской волной, Картер медленно побрел по аэровокзалу. Смотрел и наслаждался. Он никуда не спешил.
Земной храм воздушных пассажиров полон сдержанного гула человеческих голосов. Кажется, что все присутствующие бормочут молитвы. И каждый молится своему богу. Путешественники всех цветов и оттенков — желтые и черные, коричневые и белые, японцы и испанцы, бразильцы и новозеландцы, канадцы и австрийцы, шумные, веселые парижане и молчаливые, серьезные англичане. В руках у пассажиров только сумки и портфели, пледы и шубы, упрятанные в прозрачные нейлоновые мешки. Некоторых сопровождают раскормленные, вымытые и надушенные псы в намордниках и крошечные косматые песики в попонах, с бантиками на шее.
Стороной, по особой аэровокзальной дороге, на конвейерных лентах чинно движутся ряды чемоданов, сундуков, саквояжей, облепленных разноцветными ярлыками отелей всех пяти частей света.
То и дело проносятся на детских самокатах, ловко отталкиваясь туфелькой, одаряя пассажиров очаровательными улыбками, прехорошенькие датчанки, облаченные в униформу компании SAS.
Почти не умолкают радиодикторы. На английском, французском, немецком, испанском языках сообщается о прибытии самолетов из Рейкьявика и Парижа, Праги и Москвы, Рима и Мадрида, Дели и Токио, Анкары и Каира или объявляется о посадке в «каравеллы», следующие в США, Африку, Индию.
Картер жадно, полной грудью вдохнул ветер дальних странствий, как бы покружился на ярко раскрашенном глобусе и почувствовал себя человеком всех широт. О том, что он босс «Отдела тайных операций», ни разу не вспомнил.
Увы, ему недолго суждено было пребывать в таком состоянии.
Перед тем как покинуть аэродром, Картер несколько минут поблаженствовал в баре. Курил, пил прославленное карлсбергское пиво и составлял программу своего однодневного пребывания в Копенгагене — скандинавском Париже. Остановится в отеле «Три сокола». Позавтракает, возьмет машину и поедет в Кронберг, в замок, стоящий на берегу пролива Зунд, разделяющего Данию и Швецию. Там будто бы томился шекспировский Гамлет. Вернется домой к обеду, закажет билет на ночной самолет в Гаагу. Вечером пойдет в Тиволи, в самое веселое заведение Копенгагена. Пошумит за кружкой пива и порцией ярко-красных сосисок в кругу студентов, пирующих в знаменитом кабачке «У парома» на берегу пруда, в котором отражаются огни фейерверка.
Приятные размышления Картера были прерваны. Он вдруг почувствовал на себе чей-то пытливый взгляд и вынужден был вспомнить, что он не простой смертный, а деятель важнейшего управления американской разведки. Чем же он привлек к себе внимание и, главное, чье?
Картер осторожно оглянулся, скучающе-сонными глазами поискал источник своей тревоги.
Люди, сидящие неподалеку, за соседними столиками, не обращали на него внимания. Для них он не существовал. И тот одинокий, сгорбившийся, седой, с красными ушами джентльмен, что восседает на высоком табурете у стойки бармена, тоже не подозревает о его существовании. У спины нет глаз.
Картер успокоился. Ложная тревога. Однако на всякий случай он расплатился и покинул бар.
Пока пробирался сквозь толпу пассажиров к выходу, успел забыть об этом маленьком событии.
Садясь в такси, он вынужден был вспомнить о нем. Ему показалось, что в людском потоке, перед дверью вестибюля, промелькнула седая, с красными ушами голова джентльмена, восседавшего несколько минут назад на вертящемся табурете бара.
Почему слежка? Кто следит? Картер безжалостно разрушил свой датский план, обещавший столько удовольствий. В отель «Три сокола» он не поехал. Направился в генеральное сасовское агентство, заказал билет на первый самолет, улетающий в Голландию.
Граница любой страны распахнута перед паспортом, проштемпелеванным орлиной печатью США. Без всякой визы можешь раскатывать по Западной Европе, тратить свои доллары.
В самолете, летящем в Амстердам, Картер не обнаружил опасного джентльмена с седой головой и красными ушами.
Вместо копенгагенского завтрака Картеру пришлось съесть сасовский, входящий в стоимость билета,
В Голландии Картер прожил сутки без всяких треволнений, с чистым удовольствием. Обедал в одной столице, в Амстердаме, ужинал в другой — в Гааге, развлекался в ночных кабаках Роттердама, ночевал на берегу Северного моря, в курортном отеле «Золотой жук». Потом перебрался в Испанию и Италию. Два дня упивался корридой в Барселоне, один вечер прокутил в Мадриде с дорогой, но зато похожей на настоящую Кармен испанкой. В жарком Риме жадно хватал все доступные доллару удовольствия. Был в соборе Святого Петра. Взбирался по крутой каменной лестнице на Капитолийский холм. Прохлаждался в тени Колизея. Пил «Мартини» в фешенебельных ресторанах и дешевых тратториях. Пользовался любовью какой-то Анжелы, не патриотично настроенной по отношению к Италии: при расплате она ни за что не захотела брать лиры, потребовала зеленые заокеанские бумажки.
Картер был неутомим в своей увеселительной прогулке по Европе. Пил, ел, кутил и все никак не мог утолить жажду. И ни разу дурное предчувствие не кольнуло его сердце, не промелькнула ни на одно мгновение мысль, что это пир во время чумы, прощание с жизнью под грохот ярмарочных барабанов, под утробный смех купленных принцесс.
Последние дни отпуска Картер решил провести во Франции. Два солнечных дня валялся на Лазурном берегу, купался, нырял, носился на яхте.
Вечером хладнокровно, не зарываясь, играл в казино Монако. Кто, попав в это княжество рулетки и карт, воздержится от игры?
Свое пребывание в мире живых он завершил Парижем. Мог бы поселиться в роскошном отеле Елисейских Полей. Не захотел. Выбрал скромный отель на одной из сравнительно тихих улочек, примыкавших к Большим бульварам. Отель «Бержер» был любимым пристанищем англичан и американцев.
Париж. Тихое раннее утро. Солнце освещает только железный флаг на Эйфелевой башне. Густая прохладная тень и ночная роса покрывают город. Погасли лампионы на Елисейских Полях. Померкли огни увеселительных заведений бульвара Клиши.
Рабочий люд устремляется в метро, на задние открытые площадки муниципальных автобусиков, приземистых и юрких, во весь дух мчится на стареньких велосипедах по обочинам магистралей, топает на своих двоих по бульварам.
Во все стороны движутся от Центрального рынка фургоны с продуктами и тележки зеленщиков. Гремят жалюзи на окнах и дверях молочных, булочных, бистро.
В этот час, в час трудовых людей, и Рандольф Картер начал свой парижский день.
Заскочив в бистро, он наскоро выпил черный кофе и ринулся в хмельной омут Парижа.
На нем был светлый костюм, мягкая, с открытым воротом рубашка, остроносые, замшевые мокасины.
Уверенный в том, что все блага земли ему доступны, с нагловато-счастливым блеском в глазах, шагал он по бульварам. Кто знает, придется ли побывать здесь еще раз, вот таким — молодым, богатым, счастливым. Толкался среди туристов, под таинственно-сумрачными сводами собора Парижской Богоматери, любовался его цветными витражами, вторгался вместе с потоком иностранцев в яркие, как ярмарочные балаганы, лавчонки Ситэ, покупал грошовые сувениры, а потом бросал их в Сену или оставлял на скамейке.
Рылся с видом знатока в книжных развалах букинистов, нашедших себе приют в шатровой тени каштанов у гранитного парапета набережной.
Нет, Картера влекло к себе не старое вино редкой книги, изданной двести лет назад. Не гравюра, оттиснутая только в одном экземпляре. Листая ломкие ветхие страницы, он просто вдыхал грибную затхлость старины и чувствовал себя настоящим парижанином.
Восемь дней и ночей пребывал он в личине обыкновенного человека. Жил без всяких забот и душевной напряженности, которая старит и сушит похлеще всякой болезни, не позволяет наслаждаться жизнью, если даже у тебя карманы набиты долларами. Не озирался на улице в поисках преследователя. Не носил с собой ампулы с ядом. Не клал, ложась в постель, револьвера под подушку. Не хватался за карман с ключом от несгораемого сейфа.
