Яков Наумов - Схватка с оборотнем
— Да. До сообщения из Москвы мы не чувствовали в наших местах активной деятельности чужой разведки. Ведет он себя крайне осторожно. И все-таки, судя по тому, что сообщает Центр, рация ему очень и очень нужна. Значит, хоть одну из его слабостей мы должны иметь в виду. На этом построим один вариант выхода на резидента. Когда резидент добудет рацию и начнет выходить в эфир, он будет знать, что за ним охотятся. Сейчас он спокойнее. И вряд ли думает, что мы ищем его следы и знаем о его существовании. Это, конечно, неплохо. Имеем ли мы возможность что-либо предпринять сейчас, майор? Или остается ждать?
— Сейчас мы лишены возможности действовать активно, — ответил Луганов, — основную задачу пока несет на себе Центр. Нам предстоит ждать.
— И анализировать события, — сказал полковник. — Но, сами понимаете, нужно думать и искать более конструктивные решения. Пока у нас огромное число иксов. Кто резидент? Как выявить его агентов? Как установить их местопребывание, связи, явки… Все это впереди. Но надо обдумать некоторые закономерности, которые не могут не сложиться при работе резидентуры, тогда мы уже сможем что-нибудь предпринять. Пока мы перед чистым листом бумаги. Надо его заполнить.
— А что сообщает Миронов, товарищ полковник?
— Миронов пробует проделать то же, что и мы. Как только будет результат, он нам сообщит. А ваше дело, майор, раз вы являетесь в данном случае представителем нашего управления, не ударить лицом в грязь перед Центром.
— Постараюсь, товарищ полковник.
— С Мироновым поддерживайте связь регулярно.
— Есть, — сказал Луганов. — У меня через час свидание с ним.
— Вот и отлично.
— Разрешите идти, товарищ полковник?
— Да, товарищ майор.
Луганов и Миронов встретились в том самом номере гостиницы, что и несколько дней назад.
— Садись, Василий Николаевич, — предложил Миронов. — Как ты жил все это время?
— Ничего, — ответил Луганов, — все тебя вспоминал.
— Значит, взаимно, — рассмеялся Миронов, — черняевское дело до конца жизни помнить буду.
— Тогда было легче, — вздохнул Луганов. — У нас имелись отправные точки.
— И теперь есть, — отозвался Миронов. — Дело не в этом. Важно уже сейчас обложить его так, чтобы, как только проявится, немедленно взять под наблюдение и его и тех, кто с ним работает.
— Как только отыщем, — сказал Луганов, — сразу начнем распутывать весь клубок. Найти бы главную нить. А данных для этого крайне мало. У вас есть они?
— Почти никаких. Знаем, что он у нас в стране не первый год, что хорошо конспирировался, что его очень ценят его хозяева и что на связь с ним именно сейчас идет агент.
— Скудновато. Пока ничего не брезжит ни у вас, ни у меня.
— Лиха беда начало. Нам бы только найти след. Тогда все пойдет. А след вот-вот проявится.
— Оптимист ты, Андрей Иванович, — усмехнулся Луганов, — это хорошо, конечно.
— А ты, Василий Николаевич, что? Не веришь в успех?
— Верю. Но тревожусь. Пока все очень зыбко.
— Ничего. И в черняевском деле данных тоже было немного. Отыскали всех и взяли всех.
— Как договоримся? Будешь мне звонить?
— Позвоню. Если у тебя что срочное, знаешь, как сообщить?
— Знаю.
— Ну, счастливо тебе, Василий Николаевич.
— И тебе счастливо, Андрей Иванович. Будем ждать.
— И действовать.
— Как и положено в нашей работе.
* * *С утра Димка забежал за Валеркой, и они отправились в контору совхоза.
— Прямо скажем: дядя Костя, вы обещали, берите отпуск, — говорил Димка, быстро вышагивая по улице поселка.
— Он же не обещал, — сомневался Валерка.
— Молчи ты! Вечно ноешь! — кричал Димка. — Обещал — и все! Зато в такие походы походим, что…
— Он же не обещал, — упорствовал Валерка.
У конторы совхоза стояли грузовики, входили и выходили люди. Отчитывал кого-то бригадир тракторной бригады.
Ребята проскользнули мимо спорящих, прошли по узкому коридору, Димка просунул голову в дверь бухгалтерии:
— Настасья Алексеевна, дядя Костя где?
Младший бухгалтер, полная ворчливая женщина, оторвалась от счетов.
— Нет вашего дяди Кости… Что это с Рогачевым, не заболел ли? — спросила она у кассира.
— Вчера вроде здоров был, — сказала та, — выносил ведро. Свет в комнате горел. Ты мальчишек-то и пошли, Насть, пусть спросят: если болен, не надо ли чего?
Димка, не дожидаясь окончания разговора, закрыл дверь и побежал к выходу, Валерка за ним. Они пронеслись по главной улице поселка, свернули к дому Рогачева и вдруг увидели толпу людей у дверей, машину «скорой помощи», милицию.
Они подбежали к дому и скоро уже толкались в толпе и молча расширенными глазами смотрели друг на друга.
— Эт ведь надо ж — себя жисти решить! — говорила рослая повариха из совхозной столовой. — Недаром, бабы, таким бирюком он жил. Женщин сторонился, с людьми не знался…
— Шпиен, как есть шпиен, — вторила старушка пенсионерка Ниловна, — и в письме, что директор читал, там все прописано.
Димка, таща за собой Валерку, пробился к крыльцу. Вдруг толпа отпрянула и напряглась. Два санитара неловко вынесли на носилках укрытое простыней тело, из-под простыни торчали носки начищенных ботинок.
Мальчишки, не веря глазам, смотрели на носилки, на начищенные носки ботинок.
— Пустите! — вдруг кинулся вперед Димка. — Дядя Костя!
Милиционер взял его за плечо.
— Ты куда лезешь? Какой еще дядя Костя?
— Это ж дядя Костя на носилках! Что с ним? — спросил Димка.
— Иди-ка отсюда, малец. Наворочал делов твой дядя Костя…
— Как это наворочал? — закричал Димка. — Вы что такое говорите?
— Говорю: домой иди!
Валерка заплакал:
— Дим! За что он…
К ребятам подошел директор школы.
— Голубев, Бутенко, идите-ка, правда, домой. Зачем вам здесь толкаться… И ведь надо же, как мы с этим Рогачевым промахнулись!
— Что вы такое говорите, Никита Семенович, — закричал Димка, — он замечательный человек! Он в лагере сидел. Его пытали! А он не выдал никого!
Директор положил руки на плечи ребят и отвел их в палисадник. Отсюда не было слышно-людских пересудов. Ревела, разворачиваясь, «скорая помощь».
— Ребята, — сказал директор, — мы в школе Рогачева приняли с распростертыми объятиями. С вами он ходил в походы. Вы его полюбили. Ничего странного в этом нет. Взрослые и то ошиблись… Так вот, Рогачев оказался очень плохим человеком. — Директор пристально посмотрел на ребят сквозь очки и замигал глазами. — Вам, я понимаю, сейчас больно. Но такой человек недостоин жалости!
— Да какой «такой»? — всхлипывал Валерка. — Он хороший был, он нам о войне рассказывал…
— А еще о чем? — насторожился директор.
— Ни о чем плохом никогда! — Димка исподлобья взглянул на директора. — И всегда выручал. Вон когда Толька Шмыганов ногу подвернул, он его пять километров на спине нес… Вы нам не говорите, что он плохой, мы все равно не поверим!
— Как же ты можешь, Голубев, так разговаривать со старшими? Если я говорю, так знаю, что говорю. Он письмо оставил, в нем написал о своей жизни. Он действительно был подпольщиком, попал в лагерь, но там не выдержал, предал товарищей. И повесился оттого, что заговорила совесть.
Димка встал со скамьи и пошел прочь из палисадника. Его догнал Валерка. Они долго шли молча. Вышли за поселок, подошли к опушке. Здесь Димка повалился в траву.
— Никогда не поверю, — сказал он, подымая голову, на щеках блестели слезы, — что хочешь делай, не поверю, что дядя Костя был изменник!
— А тогда-то, — сказал Валерка, шмыгая носом, — помнишь, вечером-то… он говорил, что получается вроде он изменник…
— Он и говорил, что получается, а на самом деле он никого не выдал!
— Узнать бы, что он в письме написал!
— Так нам и покажут.
Они полежали молча. Потом Димка встал.
— Айда к нему! Возьмем на память какую-нибудь вещь.
Дождавшись вечера, они подошли к дому. Однако попасть в комнату нечего было и думать. Соседи и просто прохожие с самого утра толпились под окнами Рогачева, обсуждали происшествие.
— Прямо так и написал в письме, — ораторствовала в толпе повариха, — мол, я не человек и не заслуживаю снисхождения. Сам себе и выношу, мол, приговор.
— Вишь, душегуб-то какой был!
— Оно хоть и душегуб, а совесть не всю растерял, — вмешался старик на костылях, — сам, вишь, себя прикончил. На это тоже силу надо.
— Прямо так в письме и прописал, — продолжала повариха.
— Это ведь при нас он тогда письмо писал! — сказал вдруг Валерка.
— Точно. Помнишь, еще выбросил! — шепнул Димка. — Проверим, вдруг найдем.
Ребята направились в палисадник. Там, раздвигая ветки кустов, заглядывая под деревья, они старательно искали письмо.
— Я же помню, он в комок смял и бросил, — говорил Димка.
— Сначала разорвал, — уточнил Валерка.
Они долго искали в кустах. Димка елозил на корточках возле самых корней. Наконец он вскрикнул.
