Чингиз Абдуллаев - Смерть дипломата
Дронго вошел в здание, показал свой паспорт, проверяющие внимательно его просмотрели, прежде чем пропустить дальше. Там его уже ждал предупредительный молодой сотрудник посольства, который сразу провел его на второй этаж, где в одной из комнат его ждал мсье Лелуп – невзрачный господин с зачесанными на лысой голове редкими волосами, смешным носом уточкой, разноцветными глазами и большими ушами. Круглые стекла очков придавали ему совсем комический вид. Он был одет в немного мятый, достаточно старый костюм, узел галстука не был затянут до конца. Такой человек мог быть кем угодно – бакалейщиком, лавочником, уличным торговцем, рекламным агентом, но только не высокопоставленным агентом разведки.
Очевидно, таким и должен быть настоящий разведчик, в котором менее всего можно заподозрить опытного профессионала, работающего почти четверть века на разведку своей страны. Мсье Лелуп говорил на шести языках, но, встретив гостя, сразу решил вести разговор на английском.
– Садитесь, мистер Дронго, – приветливо предложил он, указывая своему гостю на глубокое кресло. Сам уселся напротив и уточнил, что именно будет пить гость.
– Зеленый чай, – попросил Дронго.
– Принесите, – обратился Лелуп к почтительно замершему бармену посольства и добавил: – А мне капучино. – Потом снова посмотрел на Дронго: – Итак, господин эксперт, хочу сразу предложить вам быть максимально откровенными друг с другом. Мы прекрасно знаем, кто вы такой и чем именно занимаетесь. Ваша репутация одного из лучших экспертов в мире по раскрытию самых сложных преступлений нам хорошо известна. Надеюсь, что вы простите мне мое вступление, но оно необходимо для того, чтобы мы правильно расставили наши акценты.
– Согласен. Но в таком случае вам придется представиться более конкретно, мсье Лелуп, – предложил Дронго.
– В каком смысле? – удивился его собеседник.
– Мне представили вас как французского дипломата, приехавшего из Парижа, – напомнил Дронго.
– Не нужно так скромно, господин эксперт, – хитро улыбнулся Лелуп, – вы же прекрасно знаете, кто я такой и почему я оказался здесь сразу после убийства нашего консула. Или вам еще не успели рассказать о моей миссии?
– Может, мне важно услышать это от вас, чтобы убедиться в вашей искренности, – парировал Дронго.
В кабинет вошел бармен, неся на подносе чашку с кофе, стакан с чаем для Дронго, сахарницу, конфетницу и коробку бельгийского шоколада.
– Вы все равно не поверите до конца в мою искренность, – благодушно заметил Лелуп, – но если вам так принципиально важно, чтобы я представился, скажу: я, Жан-Поль Лелуп, действительно прибыл в ваш город как представитель нашего Министерства иностранных дел. Если вы спросите, имею ли я отношение к каким-то другим ведомствам, то, разумеется, я категорически буду возражать, ведь в документах, которые были предъявлены для получения мною визы, была указана моя должность в нашем Министерстве иностранных дел. Однако вы можете мне не поверить, и это будет ваше право. – Он широко улыбнулся, давая понять, что его гость может сам сделать необходимые выводы.
– У вас есть скэллер, – поинтересовался Дронго, – чтобы мы могли нормально побеседовать?
– В нашем посольстве работает система скэллеров, и с улицы нас не смогут прослушать посторонние, – ответил Лелуп.
– С улицы – возможно, а в самом посольстве?
– Вы считаете, что нам следует его включить? – задумался Лелуп.
– Уверен. Иначе мы не сможем оценить степень искренности нашей беседы.
– Хорошо. – Лелуп поднялся и вышел из комнаты. Вернулся он минуты через три. За ним шел неизвестный, который нес большой скэллер. Он установил его на столе, проверил включение и обратился к Лелупу:
– Все в порядке.
Тот согласно кивнул и отпустил своего сотрудника. Дронго взглянул на аппарат – внушительная техника, исключающая возможность любого прослушивания.
– Будем считать, что вы меня убедили, – сказал он Лелупу.
– В таком случае прошу оценить степень моей искренности.
– Спасибо, – улыбнулся Дронго. – Я могу узнать, что именно вас так интересует?
– Конечно, убийство нашего дипломата, – пояснил Лелуп. – Эта ужасная трагедия буквально потрясла весь Париж. Вы должны понимать, как болезненно сейчас воспринимаются подобные инциденты. Наш парламент принял закон об армянском геноциде, и это вызвало массовые протесты в Турции и в нашей стране. При этом акции протеста были и в вашей стране. А в ваше министерство даже вызывали нашего посла. И на этом фоне происходит убийство нашего дипломата в Баку. Разумеется, все сразу вспомнили акции протеста и гневные заявления различных турецких обществ.
– В Париже могут считать все, что угодно. Но такой опытный… – Дронго сделал длинную паузу, словно подбирая нужные слова, – дипломат, – наконец сказал он, – должен понимать, что эти причины не могли стать поводом для убийства вашего консула.
Лелуп оценил длинную паузу и произнесенное с большим усилием слово «дипломат». Он радостно улыбнулся.
– Я не сказал, что разделяю эту точку зрения. Но Шевалье убит. Мало того, в местных газетах начали появляться неприятные статьи, намекающие на его сексуальную ориентацию.
– Разве это клевета?
– В нашей стране свобода слова, – живо отреагировал Лелуп, – и каждый может говорить все, что он хочет, и жить так, как он хочет. Любые ограничения ведут к тоталитаризму и диктатуре. Нам казалось, что ваша страна, пережившая столько лет коммунистической диктатуры, должна была получить иммунитет от подобных высказываний и не допускать публичного обсуждения на страницах своих газет.
– Разве? – удивился Дронго. – Разве можно говорить о свободе слова в вашей стране после того, как парламент принимает закон, публично запрещающий излагать другие точки зрения на армяно-турецкие отношения? Более того, любой человек, высказавший другую точку зрения, может попасть за это в тюрьму. Вы считаете, что подобный закон отражает французские представления о свободе слова?
– Я не отвечаю за действия нашего парламента, – возразил Лелуп. – Что касается отрицания геноцида, мне кажется, напрасно Турция и Азербайджан так болезненно относятся к этой теме. Ведь исторически доказанный факт, что во времена Ататюрка, уже после падения Османской империи, некоторых чиновников этой империи судили именно за убийства армянских граждан, которые были, собственно, гражданами самой империи.
– Никто не отрицает огромной трагедии армянского народа в начале века, – сказал Дронго, – но тогда были жертвы с обеих сторон, и их нужно изучать историкам, а не политикам.
– В Германии принят закон, по которому вас могут отправить в тюрьму за отрицание еврейского геноцида, – заметил Лелуп, – и в этом случае никто не возражает, считая, что нарушается свобода слова.
– Во времена фашистов евреев поголовно уничтожали везде, где правили фашисты, – напомнил Дронго, – и в немецких городах в это время не могли работать синагоги, еврейские кошерные магазины, служить раввины или существовать еврейские кварталы. Но из истории известно, что во время массового убийства армянского населения в Армении, которое не может быть ни оправдано, ни прощено, по всей Турции работали армянские магазины, функционировали армянские церкви, существовали целые армянские кварталы. Если это был сознательный геноцид, то тогда почему столько армян жили в самой Турции? И еще один самый невероятный эпизод. Маньяк Гитлер и его параноидальное окружение, устраивая еврейский геноцид, неистово боролись за чистоту крови, истребляя и изгоняя людей даже с ничтожными процентами еврейской крови. А в Турции кровавый султан Абдул-Гамид Второй был сыном армянки.
– Что не мешало ему быть кровавым султаном, – парировал Лелуп. – Но мы несколько отвлеклись. Итак, мы оба согласны, что консула Армана Шевалье не могли убить ни из-за тактических разногласий между Францией и вашей страной, ни из-за его сексуальной ориентации.
– Безусловно, – согласился Дронго.
– В таком случае причины убийства могут быть только политические, – продолжал Лелуп, – надеюсь, что и с этим вы тоже согласитесь.
– Не стану возражать.
– Тогда возникает вопрос. Кто и в каких целях стрелял в нашего дипломата в тот момент, когда он выходил из российского посольства? Что это такое? Грандиозная провокация? Или месть неизвестной группы людей? Тогда почему, зачем? Мы, конечно, долго гадали и переживали, пока не узнали о вашем приезде в Баку.
– И вы поняли, что из числа подозреваемых можно исключить сотрудников посольства, откуда ушел ваш консул? – спросил Дронго.
– Конечно, – широко улыбнулся Лелуп, – все стало понятно, когда в Москве обратились именно к вам за помощью, да еще учитывая, что до вас сюда прибыл господин Никитин. Мы начали понимать, что наших русских друзей это подлое убийство у стен их посольства тоже беспокоит. И беспокоит не меньше нас.
