Джесси Келлерман - Чтиво
69
Встречи с государственными чиновниками, с кем непременно повидался бы торговец, желавший закупить удобрения, были составной частью прикрытия. В заплесневелом коридоре Пфефферкорн переминался среди иных просителей, ожидавших знака от коренастой тетки, которая органичнее смотрелась бы стражем пещерного входа. Однорукий славянин в вонючей шинели — пустой рукав зашпилен, грудь украшена иконостасом медалей — посвистывал, улыбаясь в потолок. Мамаша с потухшим взглядом оставалась глуха к мяуканью запеленутого ребеночка, чем вызывала неодобрительное квохтанье бабушек с четками. Пфефферкорн терялся в догадках, что этим людям нужно от второго помощника заместителя младшего министра по животным отходам. Все разъяснилось, когда женщина-тролль поманила его крючковатым пальцем. Пфефферкорн кивнул на ветерана — мол, он первый. Ни улыбчивый свистун, ни другие просители даже не шевельнулись. Пфефферкорн сообразил, что он один ждет аудиенции, а все другие просто скрывались от зноя.
— Товарищ! — Второй помощник заместителя младшего министра по животным отходам облобызал Пфефферкорна, обслюнявив его усы. — Присядьте, это, пожалуйста, присядьте! Подношу сердечность пожеланий на процветание и сотрудничество промежду наших двух народов. Сидите, это, прошу вас! Нет, я настоятельно постою. А то, это, сижу-сижу. Вредность заду. Что? Да, это. Прошу, угощайтесь. Ваше здоровье. Эх, труйничка! Мы говорим: одна бутылка на хворь, другая — на здравь, третья — на упокой, четвертая — на воскрес. А? А? Ага! Будем здоровы. Я шибко рад заявке на вывоз отходов. Ваше здоровье. К несчастью, обязан доложить: заявка не по форме. Мильон, это, извинений, ваше здоровье. Нет оплаты пошлины, есть отсутствие документации спецификации намерений, заверенной справки о незамеченности в нелояльности и другого-всякого. Начинать обратно сверху. Прошу воздержаться от печали. Будем здоровы. Что? Нет. Убыстрить никак, отнюдь. Что? Нет, отнюдь. Что? Советником? Это не отнюдь. — Он положил взятку в карман. — Ваше здоровье, эхма!
Охмелевший Пфефферкорн нетвердо вышел в полуденное пекло и побрел по зловонным улицам, запруженным собаками, кошками, курами, козами, ребятней, мастеровыми, сельчанами, карманниками, солдатами и крестьянками на допотопных велосипедах. Разноликость толпы свидетельствовала о многовековом иге, кабале и смешанных браках. Глаза узкие и круглые, глаза голубые и мутные. Цвет кожи — от седельной коричневости до прозрачной белизны. Костяки — от ладного до топорного, скрытые мясистыми телесами или обтянутые кожей, точно барабан. Так много лиц, но на всех печать неверия и покорности. Так много лиц, но нет того, которое он искал.
Карлотта, думал Пфефферкорн, я пришел за тобой.
В конце квартала толпа наблюдала за тремя мужиками, которые, засучив рукава, починяли охромевшую телегу. Подпор не сорвался, никого не придавило; огорченные зеваки разошлись. Пфефферкорн свернул в немощеный проулок, которым вышел на широкий, источенный рытвинами проспект в кайме плакатов, прославлявших ручной труд. Халупы под соломенными крышами, дощатые загоны для коз и чахлые огороды соседствовали с бетонными блочными чудищами советской эпохи. Пфефферкорн читал вывески: МИНИСТЕРСТВО ФАКТОВ, МИНИСТЕРСТВО МУЗЫКАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ, МИНИСТЕРСТВО БАШМАКОВ, МИНИСТЕРСТВО ДЛИННОЦЕПОЧЕЧНЫХ УГЛЕРОДНЫХ СОЕДИНЕНИЙ. Государственные приоритеты легко угадывались по сияющим внушительным табличкам МИНИСТЕРСТВА БЕЗОПАСНОСТИ и МИНИСТЕРСТВА ПОЭЗИИ. В вестибюле МИНИСТЕРСТВА КОРНЕПЛОДОВ уместился бы огромный фонтан. В треснувшем окне безлюдного МИНИСТЕРСТВА ДОРОЖНОГО КОНТРОЛЯ виднелся плакат с портретом великомученика Жулка и лозунгом РЕВОЛЮЦИЯ ЖИВА!
Было далеко за полдень, но все так же нещадно палило солнце, когда по окончании встречи с внештатным советником и. о. начальника отдела стандартизации Министерства летучих минеральных коллоидов Пфефферкорн спотычно выбрался на улицу и, присев на тротуарную бровку, опустил голову меж коленей. В смысле потребления труйнички второй помощник заместителя младшего министра по животным отходам был пацан против внештатного советника и. о. начальника отдела стандартизации Министерства летучих минеральных коллоидов. Пфефферкорн не помнил дороги в отель. Он решил вздремнуть на тротуаре. Температура в помещении и на улице была примерно одинаковой. Ничего страшного, подумал он, сворачиваясь калачиком. Не прошло и минуты, как два солдата вздернули его на ноги и потребовали документы. Пфефферкорн предъявил туристическую визу. Патруль приказал вернуться в «Метрополь», но, когда он качко зашагал в противоположную сторону, подхватил его под локотки и приволок в гостиницу. Пфефферкорн ввалился в вестибюль и, распугав компанию пожилых шлюх, с разгону врезался в стойку портье, отчего на стене покосился портрет Жулка.
Администратор поправил портрет.
— Мсье провел хороший день, я весь в надеждах.
— Есть для меня сообщения? — спросил Пфефферкорн.
— Нет, пожалуйста. — Рукавом портье всосал очередную купюру и, подав ключ от номера, показал на столовую: — Прошу, мсье должен приобщиться к вечернему буфету.
Китайские дельцы монополизировали самовар. В животе урчало, и Пфефферкорн, просмотрев меню, выбрал пирог с корнеплодами, глазурованный сметаной и сыром из козьего молока и нарезанный в двухдюймовые кубики. Суровая раздатчица в резиновых перчатках отказалась выдать больше одной порции. Пфефферкорн полез в карман за деньгами.
— Ох, не надо, дружище. — Это сказал дородный человек в грязном твидовом пиджаке. В руке он держал щербатую тарелку с ненадежной горкой корнеплодной снеди под желтоватым соусом, а под мышкой — портфель. Незнакомец ухмыльнулся, добавив три новых подбородка к уже имевшимся. — Позвольте мне.
Он шустро заговорил по-злабски, обращаясь к раздатчице. Пфефферкорн разобрал слова «трудолюбивый», «великодушие» и «честь». Раздатчица скривилась, но выхватила у Пфефферкорна тарелку, кинула в нее второй кубик и швырнула обратно, словно отрывая от сердца.
— Имейте в виду, — сказал незнакомец, провожая Пфефферкорна к угловому столику, — товарищ Елена — наверное, самая сознательная женщина во всей Западной Злабии. Ей привиты железные принципы. Для нее двойная порция — поругание всех истин.
— Как же вы ее уговорили? — спросил Пфефферкорн.
Толстяк усмехнулся:
— Сначала сказал, что негоже работать без улыбки. Потом напомнил, что паек для туристов — два кубика в день, и поскольку вы не завтракали, то имеете право на добавку. Далее поставил в пример наших славных партийных вождей, всегда готовых накормить голодных. И в заключение известил, что откажусь от своего пайка, дабы вы в полной мере ощутили тепло западнозлабского гостеприимства. — Из портфеля появилась бутылка, а затем две стопки, которые он наполнил, предварительно протерев полой пиджака. — Ваше здоровье.
70
Звали его Фётор. Если стычка с раздатчицей и свобода речей недостаточно свидетельствовали о том, что он занимает высокий партийный пост, это подтверждал его сотовый телефон. Мобильник беспрестанно звонил всю беседу, которая продолжилась и после закрытия столовой. Пфефферкорн пытался рассчитать свои силы, но из портфеля появлялись все новые бутылки.
— Будем здоровы. Ответьте, дружище, комната ваша гожа? «Метрополь» — лучшее, что имеет предложить наш скромный народ. Наверное, не американская мерка, однако, надеюсь, довольно уютный.
— Я не американец, — сказал Пфефферкорн.
— Аха, вы же говорили. Прошу прощенья, виноват. — Фётор коротко ответил на звонок. — Мои извинения. Будем здоровы.
— Как вы узнали, что я не завтракал? — спросил Пфефферкорн.
Фётор улыбнулся:
— Знать такое — моя работа. Кроме того, я на завтраке был, а вас не видел. Простая логика, да?
— Чем именно вы занимаетесь? — спросил Пфефферкорн.
— Лучше спросите, чем я не занимаюсь.
— Хорошо, чем вы не занимаетесь?
— Ничем! — Фётор раскатисто засмеялся, от чего столовые приборы звякнули. — Ну, ваше здоровье! Отменная труйничка. Будьте начеку, дружище. Многие гонят свою, она что хлорка. Вот уж мой дядя мастак. Почти все соседи его ослепли. Ваше здоровье. Аха, извините.
Пока Фётор отвечал на звонок, Пфефферкорн прикончил свои кубики. Вкус гадкий, однако надо было хоть чем-то закусить, чтобы вернуть способность управлять сознанием. Человек вроде Фётора мог руководствоваться сотней разных мотивов. Возможно, он рассчитывал на взятку. Но мог оказаться обычным партийным опекуном. Или гэбистом. Либо он просто общительный малый, что, к великому сожалению, маловероятно. Не исключен интереснейший вариант, что он связник. Если так, оба ступали по тонкому льду. «Маевщики-26» вне закона и, затевая обмен, рискуют не меньше, чем Пфефферкорн. Если его поймают, Соединенные Штаты от него открестятся. Пфефферкорн мысленно повторил пароль и отзыв.
