Джеймс Грейди - Гром
– Где мой чегтов список теггогистов? Появится он пос'е вчегашнего? Я обеща' те'евидению и я по'учу его, чегт меня газдеги. Даже ес'и я не смогу обнагодовать его пегед шигокой общественностью, по кгайней меге я смогу помахать этим «бесценным сокговищем» пегед камегой! Я не собигаюсь вводить избигате'ей в заб'уждение, как сенатог Джо Маккагтни со своим подде'ьным списком.
– М-м, э-э, видите ли, мы уточняем его вместе с…
– Все уже давно уточнено.
Бауман сделал несколько маленьких глотков из синей сенатской кофейной кружки, поморщился. Сунул в рот мятную таблетку.
– Тебе с'едует быть погастогопней, чтобы сохганить мое гаспо'ожение, сынок.
«Должен был сказать „мальчик“, – подумал Джон, – но ты больше не хочешь повторять эту ошибку».
– Я буду стараться, сенатор. – Джон дал проявиться своим деревенским корням, доверив им найти подходящие слова для этого маленького человечка, опирающегося на большой стол.
– Надеюсь, ты пгоявишь себя, – заявил сенатор. – Ес'и будут какие-нибудь пгоб'емы с тем, чтобы газдобыть то, что я хочу по'учить, позвони мне, и ты увидишь, какую я подниму бучу. Да, ты увидишь.
– Сенатор, о чем речь.
– Ты пгинесешь то, что мне нужно, одна нога здесь, дгугая там, ты пгинесешь это мне, и мы все будем чувствовать себя пегвок'ассно. Мы ведь впо'не понимаем дгуг дгуга?
– На все сто.
Семь лампочек окружали укрепленные на стене часы. Из них горела одна. Раздался громкий звонок, этот сигнал передавался во все помещения в здании сената.
Сенатор оперся на край своего стола, отпил еще несколько глотков из кофейной кружки.
– Да, кое-что еще. – Он распечатал новую пачку мятных таблеток и вытащил из своего стола письмо: – Что это за дегьмо?
На письме, которое он передал Джону, стоял штемпель таможенной службы, оно было адресовано в офис их службы при конгрессе:
«Дорогой сенатор Бауман!
Это подтверждение нашего отклика на ваш устный запрос, сделанный представителем Центрального разведывательного управления при законодательных органах, который от вашего имени запросил все протоколы таможенной инспекции за последние шесть месяцев, относящиеся к частной американской компании „Имекс, инк“. Так как наши эксперты установили, что подобные вопросы не нарушают Закон о частной собственности, сообщите нам немедленно, должен ли ответ быть выслан непосредственно в ваш офис или направлен через представителя ЦРУ при конгрессе».
Не смотри на него! Притворись, что ты все еще читаешь, что ты тормоз… Не дай Бауману заметить…
Ни один представитель ни одного управления никогда не стал бы посылать «устный запрос» какому-нибудь другому управлению с тем, чтобы сделать что-нибудь для сенатора. А в ЦРУ только Фрэнк и…
Обман. Дымовая завеса. Фрэнк прикрыл свой собственный запрос именем сенатора, причем сенатора, чей хаотический стиль мог быть использован для того, чтобы скрыть маневр.
Фрэнк рисковал своей карьерой, хрупким мостиком правды между сенатом и ЦРУ.
Ради чего-то, что стоило пули.
Сенатор Бауман жалобно хныкал, постепенно возвращая Джона к реальности:
– …поэтому мой помощник по администгативным делам – тот, котогый габота' у меня до вчегашнего дня, пгежде чем он допусти' путаницу, пегедал мне это неско'ько дней назад, спрашивая, как будто я сам до'жен заниматься всей этой беготней. Никто из нас не понимает, что за чегтова егунда здесь написана, но, по-моему, это письмо пгикгывает вашу задницу.
– Да, – сказал Джон, – похоже на то.
– Единственная задница, котогую с'едует защищать в этой контоге, – моя.
– Должно быть, это… ошибка. Мой коллега…
– Тот, котогый попа' в катастгофу?
– Возможно, он готовил это для какого-нибудь другого сенатора и таможня перепутала.
– Неуже'и?
Классический сценарий разведения правдоподобной лжи.
– Сенатор, мы постараемся разобраться, если вы позволите мне заняться этим.
– Ес'и такое пгоисходит в ЦГУ, вам 'учше быть увегенным…
– У вас не будет никаких проблем, сэр.
Сделай глубокий вдох.
– Однако не могли бы вы попросить своего помощника позвонить этим людям с таможни сегодня же, сказать им…
– В данный момент я как газ да' отставку предыдущему и еще не по'учи' нового.
– Сенатор, не сомневаюсь, у вас найдется кто-нибудь, кто мог бы позвонить и разобраться.
Бауман захихикал:
– Ес'и никто из моих девочек не сможет набгать номег, то я пока еще сохгани' твегдость па'ьцев.
– Держу пари, что так, сенатор. Не могли бы вы звякнуть этим бюрократам из таможни, чтобы они переслали эти данные мне? Мне лично! Не говорите им, что это не ваши материалы, это только еще больше все запутает. Я быстренько со всем разберусь. Выясню, кто из членов комитета запрашивал эти материалы, и поставлю его в известность, что вы вынуждены «носить за него воду».
– Сынок, вижу, у тебя неп'охое чутье, – сказал Бауман. – Ес'и ты надумаешь уходить из ЦГУ, возможно, ты выбегешь догожку, ведущую ко мне.
– Сенатор, – сказал Джон, кладя письмо из департамента таможни в портфель рядом с газетной вырезкой, полученной от Эммы. – Я государственный служащий. Я уже работаю для вас.
Джон шел по коридору, заполненному сенатскими служащими. Карточки-пропуска, прикрепленные к карману рубашки или болтающиеся на шее, объявляли их пехотинцами американской армии политиков.
«Так много двадцатилетних, – подумал Джон. – Так мало шрамов».
Дверь в кабинет сенатора Фаерстоуна была закрыта. Внутри надрывался телефон. В приемной мужчина в растрепанном костюме изводил темнокожую секретаршу, державшую оборону за своей конторкой.
Вторая – шатенка, судя по всему, только что из Нью-йоркского университета, сидела за другой конторкой и отвечала на телефонные звонки.
– Послушайте, – не отставал мужчина от темнокожей секретарши, – я знаю, это не ваша вина, просто такая у вас работа.
Отвлеченная очередным звонком и бормочущая официальные приветствия выпускница Нью-йоркского университета с каштановыми волосами одарила Джона тусклой улыбкой.
– Но у меня тоже есть работа, которую я должен делать, – продолжал бубнить свое мужчина. – И моя работа состоит в том, чтобы добывать правду для людей, и для того, чтобы это сделать, мне просто необходимо переговорить с сенатором.
– Его сейчас нет, – отвечала секретарша. – Я уже говорила…
– Я помню, что вы мне говорили, – сказал репортер. – Две недели назад он через своего пресс-секретаря позвонил мне и попросил взять у него интервью, написать про него серию статей. Отлично, вот он я, стою здесь перед вами, и что же…
– Пресс-секретарь в данный момент занята, – сказала секретарша. Она указала на стопку розовых листочков с записями. – Если хотите, можете оставить ваше имя и номер телефона, я смогу…
– Я не хочу разговаривать с ней! Я хочу разговаривать с ним!
Джон наклонился поближе и прошептал секретарше с каштановыми волосами:
– Джон Лэнг, из комитета. Я здесь для того, чтобы встретиться…
– Секундочку, пожалуйста, – сказала она, нажимая на кнопку ответа. – Приемная сенатора Фаерстоуна, не могли бы вы минуточку подождать?
Джон продолжил:
– Я из вашего комитета. Мне надо видеть Стива.
Репортер продолжал настаивать:
– Вы испытываете мое терпение!
Секретарша с каштановыми волосами попросила:
– Не могли бы вы…
Последние две незанятые телефонные линии зазвонили одновременно.
Раскрылась дверь, и вошла команда телевизионщиков с телекамерой из программы новостей. Секретарша с каштановыми волосами, чертыхнувшись, прошептала Джону:
– Ладно, пройдите прямо туда. Стив занимает первый стол.
Она кивнула головой на закрытую боковую дверь.
Джон улыбнулся ей и направился к двери. Репортер, продолжавший препираться с другой секретаршей, заметил появившуюся команду телевизионщиков.
– О нет! – пронзительно завопил он. – Забудьте про это! Я здесь первый, и если он выйдет, я получу эксклюзив…
На этом месте Джон вышел из приемной, и тяжелая дверь скрыла от него развязку событий.
Он попал в кабинет, который походил скорее на коридор, соединяющий две комнаты, чем на комнату.
Стол, на котором царил полный беспорядок, светящийся экран дисплея, гора наваленных бумаг и пустой стул. По бокам это рабочее пространство ограничивали семифутовые пластиковые перегородки, позади высокие окна. Прямо перед Джоном была дверь, ведущая непосредственно в личный кабинет сенатора Фаерстоуна. Копировальный аппарат занимал пространство между дверью сенатора и дверью в приемную. Аппарат «выплевывал» копии, за этим процессом наблюдала женщина лет тридцати с воспаленными глазами. Она посмотрела сквозь Джона. Он скользнул взглядом по документам, выскакивающим из щели аппарата – резюме.
