Юрий Усыченко - Улица без рассвета
Поднялся из-за стола. Девушка тоже встала.
Долгое внимательно осмотрел Богданна, узкие глаза раздевали, липли к стройной фигуры девушки.
– Хорошо, – совсем трезвым голосом сказал Довгий. – Ты иди … А вы, Богданна, останьтесь.
– Нет, – на скулах Демьянка заиграли тугие желваки. – Мы пришли вместе и вместе пойдем.
И бандита уже трудно было остановить. Спокойно, но упорно он повторял:
– Не лезь не в свое дело, убирайся.
– Оставь, Довгий, – Демьянко еще не терял надежды покончить миром.
Губы бандита искривились. Одним прыжком он оказался у скамьи, схватил автомат, направил на Демьянка и прохрипел:
– Убирайся!
Богданна была сама не своя. Если Демьянко попытается сопротивляться, Довгий застрелит его.
Однако молодой человек уже нашел выход из положения. Как и в фашистской армии, в бандах украинских националистов основу основ составляла слепое повиновение "низших" "высшим". Вот на этом и сыграл Демьянко. Даже не взглянув на автомат, он убрал горделивую позу и, чеканя каждый склад, сказал.
– Это что-о и-ке? Как ты со старшим офицером разговариваешь, хам, быдло! Распустились!
Расчет был правильный. Холуй, привыкший глумиться над беззащитными, дрожал перед сильными, знатными, богатыми. Долгое понял, что позволил себе лишнее. А что если Демьянко оттуда, из Мюнхена? … Пристрелишь его здесь, а там – тебя … Бандит не терял надежды пробраться в Западную Германию.
Секунду длилась напряженная пауза. В Богданна онемели ноги.
Долгое медленно опустил автомат.
– Слава вождю! – Спокойно, будто ничего и не было, сказал Демьянко и жестом показал Богданна, чтобы она шла.
– Вождю слава, – вслед им ответил Довгий.
Спустились с крыльца. Пес не поднял головы, только искоса взглянул в их сторону. Стецько сидел на завалинке – отсюда он следил за дорогой, ведущей от дома к селу.
Демьянко попрощался с ним небрежным кивком. Богданна сказала: "До свидания" и тут же почувствовала, как глупо звучат сейчас эти слова.
– Идите спокойно, не торопитесь, не обертайтесь, – вполголоса произнес Демьянко. – Бояться не надо.
Богданна догадалась, почему он держится сзади, а не рядом – защищает себя от выстрела в спину. У девушки забилось сердце. "Какой он храбрый и хороший", думала она о Демьянко.
Тропа петляет в зарослях орешника, теряется в зеленой глуши. Тихо.
Демьянко скосил глаза, посмотрел через плечо – дом едва видно. Погони нет.
– Ну, вот и все, выбрались! – Вздохнул, словно сбросил с плеч тяжелый груз и добродушно рассмеялся.
Богдана вдруг разрыдалась. Пыталась сдержать слезы и не могла – нервное напряжение было слишком большим.
– Что вы, Богдана, не надо, не надо, – уговаривал ее растерянный Демьянко. Взял руки девушки в свои.
Богдана подняла голову, посмотрела ему в глаза. На длинных ресницах дрожали слезы.
– Я вам так благодарна, – взгляд ее стал густой, глубокий.
И Демьянко неожиданно поцеловал девушку в губы, щеки, глаза. Богдана спрятала лицо у него на груди. Он погладил ее мягкие волосы
Девушка напомнила:
– Нас ждет … этот …
Демьянко чуть не вскрикнул от внутренней боли. Смысл случившегося, стал беспощадно ясен: Богдана считает его не за того, кем он был в действительности. Между ними никогда не может быть любви, настоящей, чистой, искренней любви.
А обманывать Богдану он не хотел.
– Пойдем, – тихо сказал Демьянко.
Голос его удивил девушку – он вдруг стал холодным, суровым. Решила, что ошиблась. Радость любви наполняла ее.
Но счастье вмиг исчезло, как только вышли на шоссе и Богдана увидела облупленный, как съеден парша, "мерседес". Действительность снова вступила в свои права, действительность темных дел, заговоров, бандитских тайн, к которым теперь стала причастна и Богдана. "Я люблю его, а кто он? – С тоской подумала девушка. – Может, как Довгий, людей убивал?… Ведь он назвал себя "старшим офицером". Получается, такой же бандит, как Довгий, только образом высший… А кто дал чин?… Фашисты, гитлеровцы… За что? За что отмечали фашисты?…"
От этой мысли по телу пробежал нервную дрожь: "Нет!" Хотелось крикнуть во весь голос.
Молча сели в машину, молча ехали, еще более далеки друг другу, чем тогда, когда между ними ничего не было.
XIV. Пути судьбы
…Дорога была плохая, немощеной, машину часто подбрасывало на ухабах, и она скрипела всеми суставами. Демьянко не замечал страданий "мерседеса". Сидел, уставившись в одну точку, рассматривал какую грязную пятнышко на лобовом стекле. Думал о сложности человеческой жизни, об испытаниях, выпавших на его долю, о будущем Богданы.
Въехали в пригородный лес. Богдана взглянула на Демьянко, лицо спутника показалось ей постаревшим. Да и сам Демьянко, позже вспоминая эту поездку, говорил, что она была тяжелее фронт, за тяжелые госпитальные недели.
– Сейчас – город, – сказала девушка.
– Сойдем здесь – недалеко контрольный пункт, – ответил Демьянко.
– Почему? – Спросила Богданна, опять забыв о необходимости конспирации.
– У меня ненадежные документы, у нас обоих в карманах взрывчатка.
– Да, да, конечно, – печально сказала девушка.
Подались тем же путем, каким Демьянко выбирался из города – через рощу, поле. Никто не обратил на них внимания – что может бытии естественным, чем парочка, которая возвращается с загородной прогулки в воскресенье.
Быстро падали сумерки. Демьянко взял Богдана под руку – держаться холодно, отстраненно нельзя – пошел рядом, чувствуя тепло девичьего тела.
У девушки тоже не было желания разговаривать. События сегодняшнего дня сделали полный перелом в ее душе.
Молчаливая, замкнутая, Богдана всегда держалась в стороне своих сверстниц, которые не одобряли ее религиозности. Девушка вполне повиновалась матери и священнику. Однако за смирением и сдержанностью крылись пылкость и решительность, которые обязательно должны были когда проявиться. Это время наступило под влиянием чувства, вспыхнувшего в Демьянко, первого юношу, с которым она по-настоящему подружилась. И в сознании девушки, пока неясна для нее самой, началась напряженная борьба.
Счастливо миновав предместье, поднялись по крутой улочке к дому.
– Может, зайдем на минутку в парк? – Попросила Богданна. – Я так люблю это место.
В парке, который тянулся по склону горы, было безлюдно, мрачно и тихо. Теплый воздух наполняли запахи увядших листьев.
Молодой человек и девушка остановились над обрывом. Отсюда был виден весь город. Цепочка огней на улицах менялся, мелькал, суетливо бегали яркие блики автомобильных фар.
– Погас огонек, – сказала Богданна.
– Где?
– Вон там, – показала в темную даль.
– Я не видел.
– Когда огонек горит, мы не обращаем на него внимания. А когда погаснет, вспоминаем, какой он был яркий и веселый.
– Это верно.
– Так и с людьми. О человеке, который ушел туда, – она посмотрела на высокое, черное небо, – мы думаем лучше, чем о живом.
Помолчали.
– Ну хорошо, – Богданна круто повернулась спиной к обрыву. – Пора домой.
Госпожа Михайлина радушно встретила их, начала расспрашивать о впечатлениях от прогулки. Богданна, сославшись на усталость, отказалась от ужина, пошла спать. Демьянко поговорил с хозяйкой и тоже ушел в свою комнату. Полежал немного, а когда все в квартире стихло, встал, зажег лампу, сел к столу: надо было написать шифрованное донесение о событиях дня. Завтра по дороге в костел Демьянко зайдет в маленькую лавочку на Брестской улице, вынет из кармана пачку с последней сигаретой, закурит, пустую пачку бросит в угол и купит новую. Через полчаса выброшена пачка окажется на столе у полковника Грицая. Еще минут через двадцать-тридцать полковник прочитает расшифровано и напечатанное на машинке донесения своего сотрудника.
Тогда, во время первого разговора в Грицая, молодой офицер Данилко немного скептически отнесся к новой работе. "Разве большая хитрость следить за двумя шпионами и в нужный момент арестовать их, – думал он. – Это не фронт … "Но теперь ежедневно приходилось убеждаться, что обстановка, в которую он попал, не легче, а порой даже сложнее фронтовую.
Увлекшись работой, требовавшей исключительного внимания и сосредоточенности, Демьянко не услышал легких шагов по коридору. Спохватился, когда неожиданно открылась дверь. Демьянко схватил пистолет. На пороге стояла Богданна.
Всегда добродушное спокойное лицо Демьянка сейчас было суровое, решительно. Синие глаза потемнели, челюсти сжались так, что на скулах выпятились желваки. Пистолет был нацелен прямо в грудь девушке.
– Вы? – Выдохнул он. Пистолет исчез, напряженная фигура Демьянка обмякла. Сразу поправился: – Ты?
Смущенно смотрел на нее.
Девушка поняла, как может истолковать Демьянко ее ночной приход к нему в комнату. Первым желанием было вернуться и пойти. Но Богданна полюбила слишком горячо, чтобы слепо поддаваться чувству гордости.
