Юрий Усыченко - Улица без рассвета
– Хорошо.
Машина рванула с места. Молодые люди остались одни на пустынном шоссе.
Тропа за камнем была узкая, заросшая, давно не расхождений. Демьянко шел впереди, Богданна – за ним. Оба молчали. Демьянко понял: спутница приставлена для контроля. Это его обеспокоило. Или не догадываются Павлюк и Ваня? Будто причины для подозрения у них нет … А все же …
Думала о своем и Богданна. В памяти представал скорбный образ однорукого Стефана. "Добрый актер", сказал о нем Иваньо. Хотелось верить святому отцу … В груди нарастало глухое, тяжелое чувство. Девушка не понимала, что с ней произошло, и пыталась прогнать непрошеные мысли, утолить чувство тревоги, поступать так, как велит вера. "Вера – высшая добродетель, – не раз говорил Ваня. – Разум – слепой ".
Так шли с полчаса и вдруг издалека увидели на опушке приземистое дом под крышей, а еще дальше, за полем, – село.
"Удобное: подходы к дому видно издалека", подумал Демьянко.
Коротко сказал спутнице:
– Вот, пожалуй, и есть дом лесника.
У старой, облупленной, заброшенной хаты не было ни огорода, ни сада. Лохматый пес, привязанный ржавым цепью к поникшего крыльца, оскалился на незнакомых людей, зарычал.
– Эй, кто дома есть! – Позвал Демьянко. – Не подходите ближе, Богданна, укусит.
Пес зарычал еще яростнее, зашарпав цепь.
– Люди добрые, откликнитесь!
Распахнулась дверь, и на крыльцо вышел мужчина неопределенного возраста, босой, волосы взъерошены, как после сна, глаза наглые, руки в карманах галифе.
– Ну? – Вместо приветствия сказал он.
Тон его не понравился Демьянко, и молодой человек в тон ему грубо спросил:
– Ты лесник?
– Ну и что, когда лесник?
– В доме кто есть?
– Никого.
– Мы от отца Ваня. К Стецько.
Несколько секунд молчали. Пес, который лег было на место, поднялся, снова оскалил зубы.
– Я Стецько, – негромко сказал хозяин дома. – Заходите.
– Не укусит? – Богданна робко посмотрела на собаку.
– Своих не трогает.
Внутри дом был такая же заброшенная и грязная, как и снаружи. "Никогда пола не моет", подумала Богданна, на ее лице появилось выражение брезгливости. Стецько криво улыбнулся:
– Мы люди простые, живем, как умеем.
– Нет, что вы! Что вы, – смутилась Богданна. Села на скамье у окна. Положила руку на подоконник и невольно отдернула ее – попала в нечто липкое, отвратительное.
– Мы по "мед" … который вы святому отцу обещали, – многозначительно сказал Демьянко … – "В этой церкви, являющейся пристанищем для всех …
– … Служба одинакова для каждого ", – закончил Стецько условную фразу, которая была и паролем, и ответом. – Слава вождю!
От поздравления украинских националистов, явно скопированного из фашистского "хайль Гитлер", Демьянка передернуло. Однако и знать не дал, в тон Стецько ответил:
– Вождю слава!
Лесник прочалапав босыми ногами за грубую, выдвинутую на середину избы, за несколько минут вышел одетый и обутый.
– Посидите, я скоро, – и оставил Богданна с Демьянко вдвоем.
Пригнувшись к зеленого от старости, подслеповатого окошка, Демьянко увидел неуклюжую фигуру Стецько, мелькнувшую между деревьями. Однако отойдя метров на сто, Стецько повернул обратно к дому. "Днем спят здесь, на чердаке или в сарае, – догадался Демьянко. – Для конспирации, чтобы нас обмануть, удаватиме, что дружков из леса привел ".
В щелях шуршали тараканы. Пахло кислыми портянками, овчиной. Богданна сидела, опустив голову. Тоска не оставляла ее. Девушка спрашивала себя: как она оказалась здесь, почему … – и не могла ответить.
Иначе чувствовал себя Демьянко. Он был в возбужденно-радостном настроении. Не ожидал удачи: попасть в гнездо "бойовкы".
– Слава вождю!
Демьянко вздрогнул. В дверях стоял Довгий. Он был в той же одежде, что и тогда, во время неудачной встречи с Богданна. На груди у него висел автомат, сбоку – пистолет.
Из-за его спины выглядывал Стецько.
– Вождю слава! – Демьянко поднялся. Подумал: "Третий на улице".
Долгое розшаркався перед Богданна, как ему казалось, очень элегантно, Демьянко протянул руку. Пришлось ее пожать.
– Вот, берите "медок", для святого отца последний отдаю, – Стецько подал Демьянко и Богданна два пакета. Они спрятали взрывчатку в кармане.
– Последний запас, – подтвердил Довгий. – Спасаемся отсюда скоро, жизни нет.
Большой рот его перекривився, тонкие губы задергались в нервной судороге.
– Мне идти? – Спросил Стецько.
– Иди, – разрешил Довгий. Объяснил гостям: – Вместе со Збигневом стоить, поговорить спокойно можем.
"Збигнев – третий в" бойовци ", подумал Демьянко.
Долгое снял с груди автомат, положил на лавку и подошел к сундуку в углу. Поднял крышку, достал бутыль, банка консервов, хлеб, две щербатые чашки, мутную стакан.
– Давай выпьем … Зовут тебя как?
– Демьянко.
– А вас, сударыня?
– Богданна.
– Вот и познакомились. Я – Довгий. Слышали?
"Бандитские честолюбие", подумал Демьянко и ответил:
– Не приходилось.
Он решил держаться независимо, даже несколько вызывающе, чувствуя, что таким образом вызовет у Довгого больше уважения.
Долгое сморщил узкий лоб, пошевелил бровями – ответ и ему не понравилась. Однако ничего не сказал.
Разложив угощение на столе, хозяин вытащил из-под пиджака кинжал, висевший на ремешке от брюк. Кинжал был черный, с фигурной рукояткой – такими вооружал Гитлер отборных головорезов – эсэсовцев.
Воткнув острие в консервную банку, Довгий ударил ладонью по рукоятке. С пробитой дыры сплюнул томатный соус. И вдруг Богданна подумала: может, именно этим кинжалом Довгий убил жену и дочь Стефана. Горло девушки сдавила спазма. Богданна почувствовала, что не сможет заставить себя проглотить хотя бы кусочек угощение Довгого.
Он уже открыл консервы, нарезал хлеба, доверху налил в стакан и чашки самогона. Стакан подсунул Демьянко.
– Выпьем! За ваше здоровье, Богданна. Не ходят к нам девушки, а такие, как вы, – и подавно.
– Спасибо, – спазма все еще душила горло. Богданна взяла кусочек хлеба, поднесла к губам.
– Пейте! – Долгое тянул к ней свою чашку, чтобы чокнуться.
– Спасибо, не пью.
Глаза Довгого налились яростью.
– Что значит "не пью"? … Может, общество вам не по душе?
– Зачем обижаться, – сказал Демьянко. – Нельзя ей, врач запретил.
Долгое засмеялся невеселым смехом.
– Врач! До ста лет жить надеетесь? Всех нас … пуля ждет! Пей, тебе говорю!
И только теперь Демьянко понял, что Довгий пьяный, может, запой длится у него уже целую неделю. Глаза его были мутные, большой тонкогубый рот дергался. Настороженность зверя помогали ему скрывать свое состояние, но иногда на мгновение алкоголь брал верх, и разум Довгого тьмарився.
"Вот гад! Как же быть? – Подумал Демьянко. – Ссору с ним поднимать нельзя, не время ".
И ласково сказал:
– Выпейте, Богданна, не оскорбляйте хозяина.
Мнения Демьянка будто передались девушке. Она поняла: раздражать бандита, полусумасшедшего от злобы, страха и водки, нельзя. Надо выполнить его требование.
Медленно взяла чашку, глотнула вонючего самогона и закашлялась.
Долгое залпом выпил свою порцию и насмешливо посмотрел на Демьянка, который отпил три четверти стакана:
– Что, тоже врач запретил?
– Ты сейчас завалишся на сено, а мне сорок километров ехать, тогда городом идти, – спокойно возразил Демьянко.
С какой вкрадчивой любезностью Довгий предложил:
– А вы не торопитесь ехать, побудьте немного с нами. Бояться нечего, охрана есть. Ты уснешь, а мы с Богданна посидим.
Он смотрел в сторону, говорил безразличным тоном, но было в его голосе нечто такое, от чего Богданна сжалась, услышала беду.
Не понравилась его предложение и Демьянко.
– Нет, задерживаться мы не можем.
– Врешь! – Губы Довгого задергались, хватая. – Все вы врете! Обманули, предали.
– Никто тебя не обманывает.
– Много ты знаешь! – Губы бандита двигались, как два красных блестящих черви.
"Надо убираться отсюда, – подумал Демьянко. – Совсем эту тварь разобрало ".
Долгое снова налил самогона всем троим. Богданна с ужасом смотрела на полную чашку. Неужели придется снова пить? Нервы ее были такие напряженные, что даже самый прочный "первач" не захмеляв, но сам вид самогона вызывал тошноту.
– Много ты знаешь! – Повторил Довгий. – В Западную зону бежать надо, а что я буду делать в Германии их? Что? … Но память здесь по себе оставлю, ой оставлю! – Яростно заскрипел зубами. – Вовек Довгого не забудут!… Пей!
– С нас достаточно, пора, – твердо сказал Демьянко, отодвигая стакан. Он понял: больше уступать нельзя – от уступок бандит нахальнее. Если бы молодой человек был один, он бы не боялся бы ничего, но Богданна …
Поднялся из-за стола. Девушка тоже встала.
