Александр Шувалов - Чистодел
— Имеет место, — с достоинством подтвердил он, извлек из кармана пачку не самых дешевых сигарет, угостил меня и закурил сам.
Сева сделал пару затяжек, закашлялся, с отвращением отбросил курево в сторону и заявил:
— Какая гадость!
— Это лечится, — заметил я. — По пиву?
— Хорошая мысль! — восхитился Сева. — Пошли!
— Только сначала купим.
— Обижаешь. — Он расплылся в улыбке. — Все уже куплено, охлаждено и готово к употреблению.
— Так что же мы стоим?
Глава 27 Хижина дяди Тома
— Хорошо! — с чувством промолвил я, опустошил бутылку и поставил ее на законное место, то есть под стол.
— Нормально, — подтвердил Сева, раскрасневшийся после душа, откушал белой рыбки и запил пивом. — Как и должно быть, — заявил он и вытер полотенцем пот, выступивший на высоком челе.
Да, и в самом деле неплохо. В меру охлажденное немецкое пиво мытищинского разлива, новехонький холодильник, кухня без следов копоти на потолке и паутины по углам. Чистенькая, свежая, буквально сверкающая. Явно после недавнего ремонта, как, впрочем, и вся остальная квартира. Совсем другая мебель, новая, не сказать, конечно, что роскошная, но вполне себе приличная.
— Жизнь круто изменилась, — догадался я, свернул пробку с очередной бутылки, пододвинул поближе тарелку с бутербродами.
— Я бы сказал, устаканилась, — степенно ответил Сева.
— И как давно? — осведомился я.
— С год уже. Просто тебя давно не было. Где ты таскался все это время?
— Везде и всюду, — признался я. — Ну а ты-то как? Чем нынче живут литературные негры?
— А вот прямо сейчас и увидишь, — сказал Сева и нажал на кнопку пульта. — Наслаждайся.
Это была видеозапись, сделанная на каком-то официозном мероприятии. Полным-полна коробочка, в смысле зал. Мужчины, несмотря на жару, упакованные в смокинги, дамы в платьях, более обнажающих, нежели скрывающих. Все старательно делают вид, что не рады съемке. До боли привычная икебана из набивших оскомину персонажей. Такое впечатление, что они вообще ни на минуту не расстаются. Всего несколько незнакомых лиц. Вчерашний вечер, как я посмотрю, был томным не только у меня.
— Какая прелесть. Что празднуем? — полюбопытствовал я.
— Это, брат, не праздник, а, можно сказать, тяжкий труд, — проговорил Сева и пояснил: — Акция благотворительного фонда по сбору средств для детей-сирот. Заодно по случаю открытия ресторана русской кухни «Три ермолки» в Жуковке.
— Чтобы два раза не собираться?
— Точно. — Сева кивнул. — Ты же понимаешь.
— Непременно, — смекнул я. — В итоге председателю фонда достался новый «Феррари», детишкам — пол-ящика просроченной тушенки «Конина бюджетная», всем остальным — бесплатный пиар.
— Детишки, думаю, перетопчутся, — заявил Сева. — А в остальном верно.
— Как будто никуда и не уезжал, — умилился я. — О, гляди-ка! — В кадре промелькнула та самая мадам Извицкая, мертвой хваткой вцепившаяся в средней потертости джентльмена с патологически честными глазами на широком добром лице. — Это ведь твоя хозяйка.
— Уже нет. — Сева расплылся в улыбке. — Мы расстались.
— Как это?
— Потом расскажу. — Сева махнул рукой и предложил: — Давай-ка лучше еще по пивку.
— За свободу Африки! — Мы чокнулись и освежились.
— А где эта, как ее?.. — Я провел ладонями вдоль подбородка, удлиняя лицо. — Раньше везде мелькала, а сейчас что-то не видно.
— Где-где?.. — буркнул Сева, а далее ответил строго в рифму.
Оказывается, за время моего вынужденного отсутствия в высшем свете имела место быть плановая ротация. Рафинированную петербурженку К. С. на посту первой красавицы России сменила С. К. из Иванова. Умница, тоже красавица, лет на пятнадцать моложе, к тому же одетая «более лучше».
— Чудеса в решете! — восхитился я. — А это кто с бокалом?
— Они там все с бухлом.
— Вон, возле лобстеров. — Я указал горлышком бутылки в направлении дамочки, черты лица которой наглядно демонстрировали совместимость несовместимого.
— Гюльчатай Фидерфиш, — торжественно произнес Сева. — Неужто не слыхал?
— Каюсь. — Я повинно опустил голову.
— Ну, ты, брат, даешь! — поразился литературный негр. — Это же… ее ведь вся страна знает. — Он внимательно посмотрел на меня. — Точно не прикалываешься?
— Вот те крест, — совершенно искренне ответил я. — И все-таки?
— Ее однажды домогался сам Домогоров! — голосом рефери в ринге пророкотал Сева.
— И как, успешно?
— Понятия не имею. — Мой приятель отсалютовал полупустой бутылкой жертве сладострастия. — Там была весьма мутная история. Кто кого и как — непонятно. Главное в том, что дамочка взяла из этой темы все, что можно было.
— В смысле?
— Она поделилась горем с родной страной и ее окрестностями, — проговорил Сева и принялся загибать пальцы. — С десяток интервью в газетах и на телевидении, это раз. Книгу про то самое настрочила, два. До сих пор, хотя уже год прошел, по два раза на неделю рыдает на четвертой кнопке о порушенной невинности, это уже три. Вот оно как!
— Круто! — вяло восхитился я. — И кто такой этот Домогоров?
Сева пожал плечами и ответил:
— А я знаю?
Глава 28 Литая грудь вздымалась перламутром
Мы откупорили еще по бутылке, чокнулись донышками, выпили и дружно, как по команде, закурили.
— А у тебя тут мило, — нарушил я молчание, повисшее было на кухне. — С каких таких пряников, если не секрет?
— Какой уж там секрет. — Сева развалился на диване, погладил ладонями сытое пузцо.
Еще пару лет назад он был тощ как мартовский кот.
— Мадам поймала звезду, подняла план, а расценки, наоборот, в три раза снизила. В общем, я ее послал, в смысле ушел.
— Далеко?
— Сначала, конечно же, в запой. Не успел толком начать, как позвонили из редакции, дескать, горим-тонем, спасай-выручай.
«В чем дело-то?» — спрашиваю, а они: «Срок выходит, а эта дура в коме».
— Дура в коме — это кто?
Сева махнул рукой и пояснил:
— Машка Скокова из Мордовии. Она же Абигайл Паддингтон-Ривз, автор.
— Автор чего?
— «Лабиринты страсти». Так называется серия дамских любовных романов. Шесть с полтиной печатных листов каждый, мягкий переплет, продаются во всех киосках. Цена — полтинник. Тираж от ста тысяч.
— И что, покупают?
— Как школьники горячие пирожки на перемене! — заявил Сева. — Какая жизнь у наших баб, представляешь? Работа за гроши, начальник обязательно скот, дома дети-дебилы и муж-красавчик с пивом на диване, футбол смотрит или просто так валяется. Годы уходят, живот растет, задница с титьками обвисают, сердце покалывает. Вот они и ныряют в эту патоку, чтобы совсем не рехнуться или на рельсы не лечь.
— Ну и?..
— Вот я им и говорю: «Ну и?..», а они: «Допиши за нее, ты же можешь. Срок — две недели. Если справишься, требуй, что душа пожелает: полцарства и уборщицу тетю Зину в придачу или полторы штуки баксов». Я аж протрезвел, отхлебнул еще немножко и говорю: «Две штуки, а тетю Зину вы как-нибудь сами ублажайте». А они: «Заметано, подъезжай».
— Дальше что? — Мне стало интересно.
— Я в тот же день подкатил в издательство, подписал договор, взял Машкину рукопись и триста зеленых аванса. Купил возле дома пару ее романов и…
— И?..
— Дописывать не стал, навалял сам от начала до конца, только название оставил прежнее: «Оазис любви». Через неделю принес. Они прямо при мне прочитали и говорят: «А давай ты теперь будешь Абигайл?» — и контракт на стол. Я им: «Как же Машка?» А они мне: «Завтра будет девять дней, вот как».
— Не понял.
— Передоз, — сказал Сева и вздохнул. — Раньше-то она просто бухала по-черному, а года три назад еще и на наркоту подсела. А ведь когда-то стихи писала, неплохие. Под Ахматову.
— Значит?..
— Значит. — Мой приятель полез за сигаретой. — Три книги в два месяца, контракт на пять лет. Платят, конечно, меньше, чем Машке, но мне в самый раз.
— Теперь, выходит, ты у нас Абигайл? А можно просто Габи?
— На здоровье. — Сева, он же Габи, усмехнулся. — За такие бабки как хочешь называй.
— Ее кожа влажно блестела, алые губки, распухшие от поцелуев… — развеселился я. — И как читатель? Не плюется?
— Подмышки красавицы благоухали дезодорантом, — продолжил автор. — Нормально, пипл глотает, облизывается и просит добавки. Между прочим, все отмечают, что именно с «Оазиса любви» талант выдающейся писательницы заиграл новыми гранями. — Сева ткнул себя пальцем в пузо. — Вот так-то!
— В общем, литая грудь вздымалась перламутром, — подвел итог я. — Не замучился ты сюжеты придумывать?
— Это лишнее, — заявил известный дамский писатель, махнул рукой, сладко потянулся и зевнул. — У меня все продумано заранее. Моя героиня — девушка красивая, бедная и знатная. Первый и второй моменты сомнению не подлежат изначально, третий выясняется ближе к финалу. Обязательно появляются высокопоставленные родители. Оказывается, они много лет назад где-то потеряли ее, все это время искали и никак не могли найти. — Сева опять зевнул. — В крайнем случае возникает бабушка. Дедушки до такого счастья никогда не доживают.
