Чингиз Абдуллаев - Зло в имени твоем
Она молчала. Потом так же, как и он, вытянула руку под дождь, чувствуя, как ладонь наполняется дождевой водой.
— Говорят, дождевой водой нужно мыть голову, — несмело сказала она.
— Интересно, — посмотрел он в глаза женщине, — никогда об этом не слышал.
— Можно, я останусь сегодня ночью у вас? — вдруг неожиданно для себя попросила она.
Он не ответил. Она чувствовала себя провинившейся школьницей.
— Не нужно, — как-то очень тяжело выдавил он из себя, — вы забыли, сколько мне лет, Мари. В любом случае благодарю вас за это предложение. Сталинские лагеря были вредны для моих почек. Очень вредны.
— Простите, — прошептала она, закрывая глаза.
— За что? Скорее это я должен просить у вас прощения.
Он взял ее мокрую ладонь и поднес к своим губам.
— У вас будет много мужчин, Мари, это видно по вашей руке.
Она молчала.
— Настоящая женщина — это посланец божественных сил, — неожиданно сказал Арсений Владимирович, не отпуская ее руки, — в ней должно быть что-то ангельское и дьявольское одновременно. Ведь сам дьявол ранее был ангелом и лишь затем был сослан в ад. У вас будет много приключений, Мари. И вам придется быть по очереди ангелом и дьяволом.
— Мне об этом говорили.
— Вам правильно говорили. Я запомню вас на всю оставшуюся жизнь. Надеюсь, и вы запомните меня, оказавшегося столь несостоятельным старым дураком, не решившимся даже на такой царский подарок, который вы мне предложили.
Он еще раз бережно поцеловал ее руку и только затем поднялся.
— Пойдемте в дом. А то наше начальство, которое наверняка прослушивает все разговоры в домике, решит, что мы сильно заболтались. Боюсь, что в этот раз они либо снесут этот навес, либо оборудуют его подслушивающими устройствами.
Они поспешили в дом. На следующий день, когда она рискнула подойти к забору, в домике жил уже другой человек. Арсений Владимирович уехал ранним утром, не решившись ее потревожить. А возле ее забора лежало несколько полевых цветков, которые он перебросил утром через забор.
Она собрала цветы и непонятно почему проплакала весь день. Больше к забору она не подходила. А через три дня Чернышева вернулась в Москву.
Встречавший ее капитан Зинин был, как всегда, немногословен. Он почти не разговаривал всю дорогу. Ей разрешили вернуться домой, к матери. Марков распорядился, чтобы утром она приехала к нему. Долгожданное свидание с мамой было особенно радостным. Пришла соседка тетя Даша, коротавшая долгие вечера с матерью, когда та оставалась одна. Для всех знакомых и близких Марина Чернышева работала в закрытом научно-исследовательском институте, находящемся в ведомстве Министерства иностранных дел. В традиционно закрытом обществе начала семидесятых годов число засекреченных «почтовых ящиков» и секретных научных учреждений превышало все разумные пределы. Каждое второе предприятие получало или отправляло документы с грифом «секретно», а на каждом первом были специальные первые отделы предприятий, контролирующие выпуск даже детских игрушек и ночных горшков и готовые в любой момент перепрофилировать свою мирную продукцию на нужды военно-промышленного комплекса.
Встреча затянулась до вечера. Сидя втроем за столом, они вспоминали детство Марины, ее проказы и вечные ссоры с мальчишками во дворе. И в разговоре тетя Даша внезапно вспомнила, что ей прислали сало из деревни. Она побежала к себе домой и принесла завернутый в газету большой кусок домашнего сала. Газета «Известия» была старой, уже пятидневной давности. Она лежала на столе, и Марина, уже собиравшаяся выбросить ее, вдруг прочла заголовок статьи. Она медленно взяла газету в руки. И, боясь поверить самой себе, начала читать короткую заметку. Статья была озаглавлена «Смерть канадского дипломата». Там было всего несколько слов. Сообщалось, что канадский дипломат Робер Фарвелл по не выясненным до сих пор причинам покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна. Видимо, что-то отразилось у нее на лице, если мама с тетей Дашей испуганно переглянулись.
— Я знала, — громко сказала она всего два слова.
Но не заплакала. Просто ушла в свою комнату, легла на постель и стала глядеть в потолок. Испуганная мама так и не решилась войти в ее комнату.
Глава 7
Неизвестно почему, но кабинеты Маркова и его людей были расположены в обычном городском здании, на котором не было таблички. Просто у двери сидел пожилой вахтер, знавший всех входивших в этот блок в лицо. Он никогда не спрашивал ни удостоверений, ни пропусков. Просто, улыбаясь, кивал всем проходившим. Весь блок дома был занят людьми генерала Маркова. Блок был угловой, и с улицы не было видно, кто входил, а кто уходил.
В кабинет генерала она вошла уже другим человеком. Не хуже и не лучше, просто другим. Видимо, Марков это почувствовал, потому что после ее появления минуты полторы молчал. Только указал на стул. Потом, наконец, поинтересовался:
— Как отдохнула?
— Спасибо, хорошо.
— Понравилось?
— Ничего.
Он постучал костяшками пальцев по столу.
— Будем считать, что свою дипломную работу ты сдала.
— С какой отметкой? — не удержавшись, дерзко спросила она.
Марков посмотрел на нее. Видимо, что-то прочел в ее глазах, он вообще умел удивительно четко угадывать мысли своего собеседника.
— Уже знаешь? — наконец спросил он.
— Да.
— От кого?
— Прочла газету «Известия».
— Тебе там дали этот номер газеты? — удивился он. Она все поняла. Поняла, почему ее послали внезапно в этот незапланированный отпуск, поняла, почему не получила там газету «Известия» с этой статьей. Видимо, было указание не давать ей именно эту газету. Очевидно, газету изъяли и у нее дома. Они традиционно выписывали три газеты — «Правду», «Известия» и «Комсомолку». Это был выбор отца.
— Какая разница? — горько спросила она.
— Что значит, какая разница, — нахмурился генерал, — очень большая разница. Ты не могла получить этот номер во время своего отпуска. Вчера ты приехала в Москву. В аэропорту и по дороге домой ее у тебя не было. Из дома ты не выходила. Так где ты могла найти эту газету? Очень интересная загадка.
— У соседки, — ответила она, — у нашей соседки тети Даши. Она завернула в старую газету кусок сала и принесла нам.
— У соседки, — мрачно уточнил он, — так, так.
— А откуда вы знаете, что я не выходила из дома? За мной уже следят, да?
— Разумеется, — удивился генерал, — и будут следить всегда. А ты как думала? Ты не просто офицер Комитета государственной безопасности. Ты сотрудник ПГУ, и даже более того, ты теперь член моей группы, подчиненной лично начальнику ПГУ. А это значит, что наблюдение за тобой будет постоянным и круглосуточным. И не нужно воспринимать это с обидой. Это и для охраны.
— Ясно. Арсения Владимировича мне тоже подставили?
— Конечно, нет, — поморщился генерал, — с чего ты взяла?
— Вы сказали, что я не могла получить газету во время отдыха. Значит, контролировалось получение газет и моих соседей. Значит, вы знали о моих встречах с Арсением Владимировичем.
— Хорошо, — усмехнулся генерал, — логика железная. Со временем из тебя может получиться прекрасный специалист. Конечно, мы знали, что вы там разговаривали. А как же иначе? И газеты, получаемые вами, контролировали. Но встречу вам не устраивали. С таким непредсказуемым человеком, как Арсений Владимирович, ничего нельзя планировать заранее. Как ты этого не поняла?
— Теперь поняла. Можно один вопрос?
— Один можно.
— Почему Фарвелл покончил с собой?
— Мы не учли одного обстоятельства, — нахмурился генерал. — Оказывается, его отец в молодости уходил к другой женщине. Бросил жену и ушел к другой женщине. И жил там целых пять лет. Оказалось, что это была их соседка. Представляешь, какие чувства испытывал маленький мальчик? Какую травму он получил. Видимо, поэтому отношение к своим детям у него было почти мистическое, бережное. И соответственно отношение ко всем женщинам — сексуально-агрессивное. В общем, отец потом вернулся, но Робер Фарвелл получил травму на всю жизнь. Может, его дразнили мальчишки. Психологи считают, что шок, полученный в детстве, отразился и на его последнем решении. Мы этого не знали. Произошел несчастный случай.
— Значит, я убила человека, — уточнила она.
— Что за глупости, — нахмурился Марков, — при чем здесь ты?
— Он выбросился из-за меня, — упрямо сказала она.
— В таком случае почему не из-за меня? — вдруг спросил генерал. — Ты ведь не знала, что он офицер разведки, действующий в нашей стране под «крышей», а я знал. В таком случае я несу большую часть вины.
— Мне от этого не легче.
— Он тебе нравился?
— Он был по-своему симпатичный, — призналась она.
