Арсений Замостьянов - Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов
– Это сладкое вино?
– Десертное. Есть и портвейны высокого качества.
– Портвейн располагает к сигаре, к размеренной беседе. А мне хочется борща и энергичного интервью. Так что остановлюсь на водке.
– Не скрою, мне приятен ваш выбор. Как русский человек, я испытываю к водке патриотический сантимент.
– Она хороша и без всякого патриотизма. Отменный продукт. Вашу водку будут покупать во всем мире. Знаете, почему? Таковы законы рынка. Когда мы тратим деньги – мы рискуем. А вдруг результат окажется непредсказуемым? Штаны могут порваться. Вино может не прийтись по вкусу. Бритва может неожиданно сломаться. А водка – русская, качественная водка – всегда дает искомый результат. И я советую вам энергичнее торговать водкой на международном рынке.
Пронин дипломатично кивнул:
– Да мы и рады. Только многие государства, да и корпорации до сих пор относятся к нам как к изгоям. Не дают торговать на равных!
– Ну, это дело времени, – сказал Бронсон, отхлебнув лимонной воды. – Я вам вот что скажу. Если Советский Союз и дальше будет стоять как мощный крейсер, если ваше правительство сохранит стабильность – рано или поздно вас признают все государства и все корпорации. Поверьте, это просто дело времени.
Принесли нарезанные калачи, вологодское сливочное масло. Наконец, разлили по тарелкам борщ.
– Как у вас называют густой борщ?
– Наваристый. На свежей, жирной говядине, – наугад ответил Пронин, не привыкший вмешиваться в епархию Агаши.
– Украинский?
– Борщи любят на Юге России и на Украине. Впрочем, в наше время весь Советский Союз уминает борщи за милую душу. Так что можете смело называть это блюдо советским.
– Так я и напишу. Вся Америка узнает советскую кухню. А каковы ваши гастрономические вкусы?
– Вопрос для интервью?
– Конечно. Нам интересно знать, что может себе позволить король советской прессы.
– Любите вы преувеличивать, – смущенно улыбнулся Пронин. – У меня на столе все то, что может себе позволить квалифицированный рабочий. Люблю блины и оладьи со сметаной. Яблоки. Моя хозяйка наловчилась жарить котлеты. Практично и вкусно! А жареная картошечка – с лучком, да еще и залитая яйцами? К ней подать огурчиков соленых, огурчиков свежих, квашеной капустки и кубанский помидор. И укропчику! А еще – теплого калача с маслицем. К чаю с лимоном хорошо бы калачика с черной икрой. И тоже, чтобы теплого! – Пронин разбередил себе аппетит и в два счета доел большую тарелку борща.
– Вкус у вас неплохой.
– У нас говорят: губа не дура, – изрек Пронин, пережевывая мясо.
– Нашим читателям ваши любимые блюда покажутся экзотикой. Это хорошо. Экзотика привлекает. Позвольте следующий вопрос. Вот вы живете в респектабельном районе Москвы. У вас квартира со всеми удобствами. А большинство рабочих в СССР живут в общих квартирах, даже в бараках. Барак – это нечто вроде казармы, но не для солдат, а для рабочих.
– Я знаю, что такое барак, – улыбнулся Пронин. – Французское слово, кажется. Это временное жилье. Мы строим новые заводы, разворачиваем большие стройки и не успеваем строить для рабочих достойные дома. Тут нечем гордиться, это скверно и постыдно. Временные трудности, как мы говорим.
– Где же равенство? У вас квартира, а у кого-то – угол в бараке?
– Не все сразу, друг мой. Когда-то наши аристократы жили во дворцах, а у бедняков были избы, похожие на гробы. Господа Рябушинские могли купить весь мир – а фабричный рабочий не умел писать. Сейчас такой разницы нет. У нас страна равных возможностей. И деньги не во главе угла.
– Это я заметил. Тогда – еще вопрос. Ваша пропаганда готовит к войне. Даже детишек готовят к труду и обороне. Как вы оцениваете эту политику?
– Россия – страна воинская. У нас огромная территория, ее нужно защищать. К тому же оборонная необходимость мобилизует науку и промышленность. Для нас это полезно. Но мы не хотим большой войны и никогда ее не начнем.
– А маленькие войны? Советский Союз стремится поглотить соседние страны – так говорит мировая пресса.
– Глупо доверять прессе. Уж мы-то с вами это знаем. – Пронин лихо рассмеялся. – А что вы будете на второе?
– Седло барашка, пожалуй.
– Присоединяюсь. Завтра вы сможете проверить мастерство правительственных кулинаров?
– Да, я встречаюсь со Сталиным. Буду донимать его вопросами.
Пронин посмотрел на Бронсона изучающе. Глазами чекиста, а не главного редактора.
– К товарищу Сталину допускают только самых проверенных людей. Выходит, вы из таких?
– А как же? Из Соединенных Штатов в СССР тоже непроверенных не посылают.
– Это верно. Вот жизнь как складывается! Я большевик, много лет тружусь в советской прессе. Не имею выговоров и порицаний. А вот товарища Сталина ни разу близко не видел. Только с трибуны Мавзолея. А вы – заезжий гастролер или, точнее говоря, наш дорогой гость – приехали и сразу к Сталину. Несправедливо.
– Завидуете?
– О нет. Люди делятся на жадных и завистливых. Эти два порока редко сочетаются в одном человеке. Так вот, я – жадный. Это грех, и я вам в нем признаюсь. А чужое добро меня не интересует. Даже скучно о нем думать. Кстати, не хотите попробовать наши папиросы? От портвейна и сигар вы отказались, а под водку хороши простые советские папиросы. Что может быть лучше ленинградского «Казбека»? Угощайтесь.
Бронсон не отказался от папирос, закурил.
– Похожие я пробовал в Испании. Очень тонкий вкус.
– Я подарю вам пару пачек. И «Беломора». Будете на той стороне океана угощать друзей.
– О, это наилучший сувенир!
Ишь, как расплылся в улыбке! Как будто Пронин предлагал ему алмаз «Орлов». А ведь и «Казбек», и «Беломорканал» легко можно купить в любом киоске – за бесценок! Вы дипломат, господин Бронсон.
– Вы спустились в ресторан прямо из гостиничного номера? – беззаботно спросил Пронин.
– Увы, у меня слишком насыщенная программа. С утра на ногах. Сегодня меня возили в Загорск, осматривать знаменитый монастырь. Я не успел побывать в номере, сразу к вам...
– Вы настоящий друг. И самый профессиональный журналист на свете. Ради хорошего интервью пожертвовали отдыхом после дороги. Я бы так не смог. Мы – пролетарские агитаторы – гораздо проще смотрим на вещи. Сразу от монастырских стен – к борщу в ресторане. С корабля на бал.
– А почему вас это удивляет? Я впервые в России, здесь мне все интересно. Не хочется терять ни минуты.
Пронин повернулся к переводчику, который во время бесед был тенью Бронсона и никогда не встревал с самостоятельными репликами:
– Вы тоже побывали в лавре?
– Нет, Иван Николаевич, я присоединился к господину Бронсону перед обедом, здесь, в холле.
– А вот эти пирожные с глазурью вы просто обязаны попробовать. Это гордость «Метрополя»! – воскликнул Пронин, завидев приближающегося официанта.
Бронсон с грустью посмотрел на пирожное и ковырнул его ложкой.
Каверзные вопросы...
В физкультурном зале НКВД шуршали бумаги и скрипели сапоги. Никто не щеголял в спортивных тапочках. Это Виктор Железнов показывал Коврову кандидатов на роль Бронсона. Для этого он отобрал человек пятнадцать. Это были не только чекисты, но и сотрудники милиции, а также один армейский старшина, удивительно похожий на американского журналиста.
– И ты считаешь, что этот верзила похож на Бронсона? – Ковров скептически оглядел одного из кандидатов – рослого усача из охраны Калинина.
– А вы представьте его без усов. Пропорции лица – один в один! Побреем, подгримируем – чистый Бронсон получится.
– Побреем, подгримируем, – это я понимаю. А куда вы денете его рост? Бронсон ниже как минимум на пятнадцать сантиметров. Куда вы денете рост?
– Попросим его посутулиться, – нашелся Железнов. – Втянет шею – вот вам и пятнадцать сантиметров.
– Но Бронсон не сутулится. Понимаете вы это, черт побери?! У Бронсона прямая спина.
Железнов игнорировал волнение командира, отвечал спокойно и нахально:
– Вы думаете, товарищ Сталин в точности знает рост Бронсона?
– Товарищ Сталин знает все! Рекомендую исходить из этого.
Железнов снова возразил:
– Товарищ Сталин знает все только о необходимом. А засорять голову лишней информацией не в правилах товарища Сталина.
– Ты меня на слове не лови. Тебе дано задание: подобрать людей, похожих на Бронсона по комплекции. И с такими лицами, чтобы можно было загримировать под Бронсона. Гример готов?
– Прошу любить и жаловать.
Железнов подтолкнул к Коврову маленького скрюченного человечка в бархатной куртке – как у художников. Длинноволосый, морщинистый, по-видимому крепко пьющий гример представился:
– Я Клеверов с «Мосфильма». Роберт Иванович.
Коврову он сразу не понравился. Вертлявый какой-то, к тому же – слабак. Такие не внушают доверия.
