Виктор Михайлов - На критических углах
— Нет.
— Хотите перед обедом стопочку коньячку? Ночью полетов нет. Погода сырая, надо душу погреть.
— Хочу.
— Пойдемте.
Евсюков повел его в сторону пожарного навеса. Здесь было сухо. Они обошли большую, выкрашенную в красный цвет пожарную машину, сели на верстак, и техник вытащил из кармана плоскую фляжку и стаканчик. Выпили. У Астахова долго не проходило ощущение того, что он проглотил раскаленную заклепку. Уши его порозовели, и в глазах появился озорной блеск.
— Что думаете делать, Геннадий Александрович?
— Хочу поехать в Сочи, к морю… А денег нет…
— Много надо?
— Тысячи три.
— Для вас достанем. Расписочку приготовьте, деньги будут.
— Постойте, Евсюков, я, кажется, зашел слишком далеко… Кто этот человек, который дает в долг такие большие деньги? — спохватился Астахов.
— Один приятель, инженер, получил от родителей в наследство дом, продал его, завелись деньги. Да я вас с ним познакомлю, сами увидите, большой чудак…
— Чудак, а расписки требует, — усмехнулся Астахов.
— А без расписки как же? Он говорит: ты, Евсюков, пьяница, так уж расписочку принеси, чтобы я знал, что деньги попали к стоящему человеку.
— Нет, Евсюков, этих денег я не возьму. Пошли обедать?
— Идите, а я посижу здесь. Языки у людей длинные, обоих нас с вами не любят, незачем в глаза прыгать.
Астахов вышел из-под навеса и увидел, что Чингис его дожидается. Так вместе они и дошли до столовой.
В этот вечер на повестке дня заседания городского совета стоял доклад Шутова. Рассчитывая, что Нонна одна, сразу после ужина Астахов поехал в город.
Со дня последней встречи их отношения были натянутыми. Раньше романтическая профессия летчика возбуждала ее интерес. Астахов казался ей необычным и не похожим на других. Со временем она решила, что он ничем не отличается от своих предшественников. У нее был опыт и возможность сравнений. Астахов не стал ей настолько духовно близок, чтобы она могла жить его интересами, в то же время близость с ним пресытила ее и породила скуку. Если их отношения еще двигались вперед, то по законам инерции. В них не было внутренней побуждающей силы, и достаточно было бы какого-нибудь одного маленького препятствия, чтобы их связь оборвалась совсем.
Нонна открыла ему дверь и подставила щеку для поцелуя. Ее подведенные глаза и загнутые кверху ресницы, бледное напудренное лицо с нарисованными губами, новая прическа — весь ее вид свидетельствовал о том, что она ждала его.
— У нас мало времени, — сказала она. — Приезжает тетка Лукреция с мужем. Я не хотела бы, чтобы они застали тебя здесь.
Астахов увидел на маленьком столе в ее комнате сервировку на двух человек.
— Ты сказала, что мамина сестра приезжает с мужем, почему же только два прибора?
— Ты знаешь, что я на ночь никогда не ем. — Она сказала это, глядя на потолок и указательным пальцем закручивая ресницы. Посмотрев на часы, она озабоченно добавила: — В нашем распоряжении пятнадцать минут. Что скажешь, Геннадий?
— У тебя еще не прошло желание ехать со мной в Сочи?
Нонна оживилась:
— Нет, Гена, я постоянна в своих желаниях.
— Завтра я подаю рапорт об отпуске.
— Отлично, все это мы обсудим потом, а сейчас, Гена, милый, уходи!
— Уже прошло пятнадцать минут?
— Просто я знаю, что тебя надо выпроваживать как минимум за десять минут. Нам всегда так трудно расстаться…
— На этот раз десяти минут не понадобится, — резче, чем этого хотелось бы, сказал Астахов и вышел из комнаты.
Нонна в прихожей нагнала его, обняла за плечи и, прижавшись к нему щекой, сказала:
— Иди, мой мальчик, иди.
Когда дверь за ним захлопнулась, Астахов вытер пудру, приставшую к борту его тужурки, и медленно начал спускаться вниз. Чувство пустоты и одиночества снова вернулось к нему. Ему казалось, что разыгрывается какой-то пошлый любительский спектакль с размалеванными декорациями и скверной бутафорией, и в этом спектакле у него самая незавидная роль.
В раздумье Астахов спустился на лестничную клетку второго этажа и здесь нос к носу столкнулся с франтовато одетым человеком на вид лет тридцати. Вытирая лоб платком, надушенным крепкими духами, он спросил:
— Простите, восьмая квартира на третьем этаже?
— Нет, на четвертом, — ответил Астахов. — К Шутовой?
— К ней. Знакомы?
— Соседи, — солгал Астахов, рассматривая коробку с шоколадным набором и бутылку шампанского в его руке.
Сначала у Астахова мелькнула мысль: выждать, пока незнакомец зайдет в квартиру, затем подняться наверх, открыть десятикопеечной монетой замок, как это он уже делал неоднократно, когда Нонна забывала ключи от квартиры в машине, неожиданно войти в комнату и… Но потом он понял, что наиболее пострадавшей стороной окажется он сам. Астахов вытер руки платком, словно прикоснулся к чему-то нечистому, вызывающему чувство непреодолимой брезгливости, и решительно спустился вниз.
Когда Астахов вышел на улицу, было девять часов вечера. Глубоко засунув руки в карманы брюк, он медленно пошел к автобусной остановке, остановился около закусочной и, нащупав в кармане деньги, перешагнул порог. С ним это было впервые. Еще ни разу в жизни он не пил один, вот так, у стойки, на ходу.
— Может быть, закусите бутербродом? — спросила его буфетчица, когда он поставил на стойку пустой стакан.
Шумно втянув в себя воздух, — ему не хватало дыхания, — Астахов отрицательно покачал головой и вышел из закусочной.
Раздражение росло. Он шел к автобусной остановке, а очутился опять около дома, где жили Шутовы. Астахов посмотрел на часы и удивился — прошло только четверть часа с тех пор, как он встретился на лестнице с «теткой Лукрецией», а казалось, что все это было давно и уже выцвело в памяти, как старая фотография. Выпитый им стакан коньяка не мог побороть его. Он ровным шагом ходил из одного конца квартала в другой, но опьянение все больше овладевало им, оно обострило его сознание — мелкие уколы самолюбия вырастали до фантастических преувеличений, приобретали объемные, почти осязаемые формы. Астахову казалось, что как бы со стороны он видит себя здесь на тротуаре, в то время как те двое, там, наверху, смеются над ним.
— Да, да, смеются!.. — вслух произнес Астахов, вошел в парадное, сел на ступеньки лестницы и, положив голову на колени, ждал…
Сколько он пробыл на лестнице, Астахов не знал, но когда наверху хлопнула дверь и он услышал шаги спускающегося человека, Астахов поднялся к нему навстречу, пропустил мимо себя, затем схватил его за борт пиджака и притянул к себе:
— Тетка Лукреция?! — с издевкой крикнул он и правой рукой нанес ему сильный удар в челюсть.
Человек упал, ударившись затылком о бетонные ступени лестницы, и, словно мешок, покатился вниз к площадке.
Астахов быстро спустился и, хлопнув дверью, вышел на улицу. Только теперь он почувствовал опьянение: голова кружилась и ноги слушались с трудом. На этот раз он действительно шел к автобусной остановке.
XVI
ПОКУШЕНИЕ
Пришла новая техника.
Эшелон подали на запасной путь станции. За восемь часов нужно было вывезти десятки огромных контейнеров.
Командир базы, озабоченный, суетливый, как клушка возле своих цыплят, бегал за каждой машиной, пока тягач благополучно не спускался с помоста у железнодорожной насыпи.
У всех, от командира до рядового солдата, настроение было приподнятое, праздничное. Новая техника — новые горизонты! Впереди была борьба за преодоление звукового барьера, за дальность полета и свободу маневра на больших высотах, предстояло новое, захватывающее движение вперед.
Начались хлопотливые дни. Летчики были заняты обычными полетами и освоением новых машин. Особенно доставалось техникам и механикам. Кроме учебы и подготовки самолетов к плановым полетам, они занимались сборкой новых сверхскоростных машин. Днем и ночью шла на аэродроме напряженная работа.
Однажды — было это на третий день после прибытия эшелона с техникой, — Данченко приехал на аэродром с попутной машиной, вылез из кабины, словно нырнув в чернильную гущу, осмотрел небо и невольно проронил вслух:
— Кажется, гоголевский черт украл луну, прихватив кстати и всю звездную мелочь.
Астахов правой рукой нанес сильный удар
Мигал красный луч светомаяка. Ровные светлые ограничительные огоньки взлетно-посадочной полосы упирались в видимый горизонт.
Данченко постоял на месте, пока не привыкли глаза к темноте, затем направился к стоянке, ориентируясь на зелено-красные бортовые огни самолетов.
Разрезая тьму огненным мечом, на большой скорости над аэродромом промчался самолет с включенным форсажем.
Шли тренировочные полеты на перехват условного противника во взаимодействии с зенитно-прожекторной группой.
