Кен Фоллетт - Трое
После короткого молчания Воротничок спросил:
– Так что вы хотите узнать?
– Ну что ж, – Дикштейн отпил крохотный глоток виски: он терпеть его не мог. – В Евроатоме имеются данные о перемещениях всех расщепляющихся материалов как в пределах стран-членов сообщества, так и вне их, так?
– Да.
– Уточним: прежде, чем кому-либо будет позволено переместить хоть унцию из точки А в точку В, он должен испросить вашего разрешения?
– Да.
– И имеются исчерпывающие данные о всех данных разрешениях?
– Все данные в компьютере.
– Знаю. При запросе компьютер даст распечатку всех готовящихся грузов, на которые получено разрешение.
– Что регулярно и делается. Ежемесячно в учреждении распространяется такой список.
– Блестяще. Вот что мне и надо – этот список.
Наступило долгое молчание.
– Зачем вам нужен такой список? – прервал молчание приятель Воротничка.
– Я хочу проверить все отгрузки за текущий месяц. И предполагаю, что мне удастся доказать существенные расхождения между тем, что делается в действительности, и тем, что сообщают Евроатому.
– Я вам не верю, – вмешался Воротничок. – Вы не журналист. В ваших словах нет ни грана правды.
– Какая разница, не так ли? – спросил Дикштейн. – Можете верить во все, что хотите. У вас нет выбора, кроме как вручить мне такой список.
– Есть. Я могу уйти с этой работы.
– Если вы это сделаете, то я превращу вашего дружка в отбивную, – неторопливо сказал Дикштейн.
– Мы обратимся в полицию! – воскликнул тот.
– Я исчезну. Может, и на год. Но я вернусь. И найду вас и, скорее всего, убью. Вас нельзя будет опознать в лицо. – Лицо Дикштейна совершенно ничего не выражало.
Воротничок уставился на Дикштейна.
– Кто же вы?
– Неужели для вас так важно, кто я такой? Вы знаете, что я сделаю то, что обещаю.
– Да, – глухо сказал Воротничок и спрятал лицо в ладонях.
Дикштейн подождал, пока молчание окончательно воцарилось в комнате. Воротничка он загнал в угол, и для него оставался только один выход. Дикштейн дал ему время осознать положение. Прошло несколько томительных минут прежде, чем он опять заговорил.
– Распечатка достаточно объемистая.
Воротничок кивнул, не поднимая головы.
– У вас проверяют ручную кладь, когда вы покидаете контору?
Тот покачал головой.
– Распечатки хранятся под замком, к которому надо подбирать ключ?
– Нет. – С видимым усилием Воротничок постарался прийти в себя. – Нет, – устало повторил он, – это информация не является секретной. Просто она носит конфиденциальный характер, не предназначена для публикации.
– Хорошо. Итак, вам потребуется завтрашний день, чтобы обдумать все детали – какую взять копию распечатки, что вы скажете секретарше, и так далее. Послезавтра вы принесете ее домой. Вас будет ждать записка от меня. В ней будет сказано, как состоится передача документа. – Дикштейн улыбнулся. – И после этого вы никогда больше меня не увидите.
– Господи, – сказал Воротничок, – как я на это надеюсь.
Дикштейн встал.
– Какое-то время вам бы лучше никуда не звонить. – Найдя телефон, он вырвал из стены шнур. Подойдя к двери, он открыл ее.
Приятель смотрел на оторванный провод. Похоже, он начал что-то осознавать.
– А вы не боитесь, что он изменит свои намерения?
– Бояться следует только вам, – бросил Дикштейн. Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Жизнь – отнюдь не бег по гладкой дорожке, особенно в КГБ. Давид Ростов теперь явно потерял расположение своего шефа и тех сотрудников отдела, которые хранили ему преданность. Феликс Воронцов буквально кипел от гнева, что его обошли – отныне он будет делать все, чтобы уничтожить Ростова.
Ростов предвидел такое развитие событий. Сожалел лишь о том, что оставил пространство для маневра Воронцову. Ему предстояло думать об египтянах и их возможной реакции.
Что само по себе достаточно плохо. У Ростова была собственная небольшая команда из Коли Бунина и Петра Тюрина, с которыми он отлично сработался. Каир же представляет собой сплошное сито: половина из того, что там делается, известно в Тель-Авиве.
И тот факт, что арабом, которого к нему приставили, оказался Ясиф Хассан, может помочь ему или помешать.
Ростов отлично помнил Хассана. В Оксфорд тот попал не из-за своих мозгов, а в силу богатства папаши, что вызывало у Ростова тем большее презрение, что у него-то была голова на плечах. Тем не менее, поскольку он знает этого человека, ему будет легче контролировать его. Ростов планировал начать с того, чтобы дать понять Хассану полную ненужность его в деле, что его присутствие объясняется чисто политическими причинами.
Чертовски двусмысленное положение, но ругать за него он мог только самого себя.
В Люксембурге у него появились определенные сомнения относительно хода дела. Он прилетел сюда из Афин, по пути следования дважды сменив документы и трижды – самолеты.
Конечно, в аэропорту его никто не встречал. Он взял такси и направился в гостиницу.
Каиру он сообщил, что будет действовать под именем Дэвида Робертса. Когда он зарегистрировался под этим именем в гостинице, портье тут же передал ему послание. Оказавшись в лифте, он вскрыл конверт. В записке указывался только «Номер 179».
Дав лифтеру на чай, он, войдя в свой номер, тут же набрал 179.
– Алло?
– Я в 142-м. Через десять минут приходите, поговорим.
– Отлично. Слушайте, а вы не…
– Заткнитесь! – рявкнул Ростов. – Никаких имен. Через десять минут.
– Конечно, я извиняюсь, я…
Были времена, когда он считал себя суперпрофессионалом, и тогда он потушил бы свет и сел у дверей с пистолетом в руках, ожидая появления другого человека, дабы не попасть в западню. Ныне он считал такое поведение просто идиотским, которому место только в видиках. Это не его стиль. У него даже не было с собой оружия, дабы его не обнаружили ревностные таможенники в аэропорту. Но существовали предосторожности и предосторожности, оружие и оружие: у него была с собой парочка приспособлений, которыми по праву гордился КГБ, включая электрическую зубную щетку, «глушилку», которая могла выводить из строя все подслушивающие устройства, а также миниатюрная фотокамера типа «Поляроид» и удавка, исполнявшая пока роль шнурка для ботинок.
Прошло ровно десять минут, и в дверь постучали. Ростов открыл их, на пороге стоял Ясиф Хассан и широко улыбался.
– Как поживаете?
– Добрый день, – сказал Ростов, обмениваясь с ним рукопожатием.
– Двадцать лет с тех пор, как… чем вы занимались?
– Делами.
– И надо же, чтобы мы встретились после стольких лет из-за Дикштейна.
– Да. Садитесь. Давайте поговорим о Дикштейне. – Ростов расположился в кресле, Хассан последовал его примеру. – Изложите мне все данные, – продолжил Ростов. – Значит, вы засекли Дикштейна, а потом ваши люди снова увидели его в аэропорту Ниццы. Что произошло потом?
– Он направился вместе с туристской группой на ядерную энергостанцию, а потом ему удалось избавиться от хвоста, – сообщил Хассан. – Так что мы снова его потеряли.
– Он пользовался машиной?
– Да. У него был прокатный «Пежо».
– О’кей. Что вы знаете о его передвижениях во время пребывания в Люксембурге?
Хассан заговорил кратко и сухо, уловив деловой тон Ростова.
– На неделю он остановился в отеле «Альфа» под именем Эда Роджерса. В качестве своего адреса он представил парижское бюро журнала «Международная наука». Такой журнал в самом деле имеется и у них именно такой парижский адрес, но он служит только для доставки почты; у них сотрудничает независимый журналист Эд Роджерс, о нем вот уже больше года ничего не слышно.
Ростов кивнул.
– Как вы, должно быть, знаете, типичное прикрытие для Моссада. Безукоризненное и точное. Что-то еще?
– Да. В предыдущую ночь перед его отъездом случился странный инцидент на Рю Дик. На ней нашли жутко избитых двух типов. С ними, чувствуется, поработал профессионал – переломанные кости, ну, вы знаете такие шутки. Полиции ничего не удалось выяснить: эти типы были известны ей, как уличные грабители, и оставалось только предполагать, что они поджидали в укрытии жертву рядом с ночным клубом гомосексуалистов.
– Грабили педиков, когда те выходили?
– Таково довольно убедительное предположение. Как бы там ни было, нет ничего указывающего, что Дикштейн мог иметь отношение к этому инциденту, кроме того, что он мог так отделать их и был в это время в городе.
– Достаточно весомое предположение, – сказал Ростов. – Вы считаете, что Дикштейн гомосексуалист?
– Возможно, но Каир утверждает, что в его досье нет никаких намеков на это, или же он, должно быть, очень тщательно скрывал этот порок.
