Леонид Могилев - Век Зверева
Через час тест повторили.
— Ну что, молодой человек. Здоровье в порядке — спасибо зарядке.
— А душ у вас где?
— Душ остался там, в мрачном тоталитарном прошлом. Есть только холодный. Но с вашим здоровьем можно. Остыньте сначала.
Но главное было впереди. На следующий день уже другой «профессор» препроводил Зверева в барокамеру. Этот опыт был достаточно опасен и потому требовал присутствия несколько большего количества служащих института. «Профессор» словно «отксерился». Трое таких же аккуратных, как бы выдернутых из времени, ученых хлопотали возле «камеры пыток».
Зверев прилег на тахту внутри аппарата, на него снова нацепили датчики, переговорное устройство неожиданно не сработало, и, пока разбирались с проблемами связи, он осознавал самую для него главную истину на ближайший отрезок времени — трудно сохранить сознание при подъеме на большую высоту. Гипоксия.
Наконец его оставили одного, и дверь была задраена. Иллюминатор сантиметров тридцати в диаметре позволял видеть лицо Зимакова, улыбавшегося ему сочувственно и выжидательно.
Там, за титановой сферой, на экране телемонитора, лицо Зверева изучалось коллегиально. Как будто консилиум безумных докторов собрался на тайный эксперимент.
Вначале он не чувствовал ничего. Только покой, долгожданный и полный. Потом ему захотелось спать. Зашипело в динамике, пошли вопросы.
— Как себя чувствуете?
— Хорошо себя чувствую.
— Все параметры в норме. Спать хотите?
— А вы как сами-то думаете?
— Думаем, что хотите. Четырежды восемь?
— Тридцать три.
— Шутки потом будете шутить. Говорите. Это тест.
— Тридцать два.
— Корень квадратный из тридцати шести.
— Шесть.
— Из ста сорока четырех?
— Двенадцать.
— Отлично.
Зверев стал ошибаться в устном счете несколько позже, когда уже мелко дрожали руки и ноги, омерзительное и скользкое ощущение вошло в него, и он понял, что спать сейчас нельзя, но уже миновал точку возврата и вскоре спутал сложение с делением, а потом и вовсе отключился.
Когда он пришел в себя, увидел рядом Зимакова и попробовал подняться — его вырвало.
— Ничего, ничего. Шесть тысяч девятьсот. Не много конечно, но на небольшое восхождение годен.
— Ну, все со мной?
— То есть?
— Пива бы и на солнышко.
— Нет проблем, — подтвердил Зимаков.
Они вышли наконец на свежий воздух.
— Здесь подвальчик один есть. Просто прелесть, — ворковал Зимаков.
— В барокамеру-то зачем? Это же неприятно.
— Конечно неприятно. Но зато знаем теперь твой высотный порог.
— Я ведь, господин Зимаков, не мышь. Я человек. Пусть беглый, но человек. На своей земле живу, на своих водоемах. А ты меня вверх тянешь. К Господу Богу.
— После тестов мы всегда сюда ходили раньше. Обезвоживание организма исправлять, — по-хозяйски объяснил Зимаков. — Нам «Мартовского» по литру, скумбрию, только не режьте, мы сами, и потом — шашлыки. Пойдет так, Юрий Иванович? — повернулся он к Звереву.
— Отчего ж не пойти? Водки не будем?
— Ты хочешь? У них «Можжевеловая» есть.
— А ты откуда знаешь?
— Я заходил недавно. Пробу снимал.
— А… — погрустнел Юрий Иванович.
Зимаков захлопотал с рыбой, распластал огромную, граммов на шестьсот, скумбрию, вспорол, вынул кишки, порезал крупно. Отодвинул тарелку с мусором, которую тут же унесли.
Зверев поднял стопку:
— За что? За что выпьем, Юра?
— За товарищей.
— Ну, как скажешь.
Пива Зверев отпил полкружки, рыбу не стал пробовать. Задумался.
— Не грусти. Найдем мы тебе невесту.
— Не сомневаюсь.
Через полчаса Зимаков заказал еще пива, выпил с литр и отправился в туалет. Тогда Зверев огляделся, и не напрасно. Бородач в спортивном костюме и джинсовой куртке. Посетителей вообще было не много — шесть человек. Бандитского вида троица, цедившая «Можжевеловую», два мужика средних лет, хорошо одетых, ели осетрину, забывая про пиво, а еще им несли курицу, и борода, в дальнем углу трактира. Сидел он вполоборота к Звереву, очки черные, усы густые, что-то неуловимо знакомое во внешности, сумка под ногами, но главное — игрушка в руках, то ли монстр, то ли звездолет, а не то вообще кубик Рубика. Как повернешь. Трансформер… Так называлась фирма Бухтоярова в Петербурге. Бородатый приподнял кисти рук, локти на столе, пальцы забегали быстро, как у манипулятора-престидижитатора. Когда из-под арки показался Зимаков, игрушка словно растворилась в воздухе, исчезла в ладонях, как и не было ее.
И именно сейчас, в короткий миг достижения точки возврата, утвердился Юрий Иванович в мысли, что Зимаков с самого начала был «внедрен». Там, на Памире, когда Куренной безошибочно пришел к его домику. Кто-то сориентировал его. Сделать это можно было только по рации. Она была в домике Зимакова. В командирском домике. Посторонних без него там не бывало. Это Зверев помнил отчетливо. Табу. Табу и дисциплина. Путь к вершине требует жертв. Место ночлега нельзя было рассмотреть в бинокль ни снизу, ни сверху. Рельеф местности…
Значит, с момента спуска в долину и посейчас — он под контролем. Для Зимакова он — убийца. С ним, несомненно, провели работу, и непростую. Что у него, дел других нет? И парень-то ни при чем. Он, Зверев, для всего цивилизованного человечества преступник номер один. Круче Карлоса. Впрочем, до Бухтоярова ему далеко. Значит, номер два. И выйти на номера первого они хотят через него, Юрия Ивановича. А впрочем, все надоело. Бородатый — еще одна подставка, только отчаянно неуклюжая.
— Юра!
— А?
— Давай еще «Можжевеловой».
— А харя не треснет?
— Ты же на шесть семьсот ходил. В барокамере.
— Я вот в туалет схожу, и шабаш.
— Чего шабаш?
— Тогда, может, и треснем. Каждый своего.
— А что еще за свое?
— А что у них, ничего больше нет в резерве?
— У кого, Юра?
— Сам знаешь.
— В баре?
— В каком?
— Ты сходи, только тебе, кажется, хватит. Сейчас шашлыки кликну.
— Гут.
А бородач уже прошел под арку и сумку с собой понес. Брезентовую, коричневую. Бандиты оглянулись на него. Не доверяет соседям по столикам. И правильно делает.
В туалете две кабинки. Никто не продает билеты при входе. И это радует. Бородатый уже в своей кабинке. Сумка торчит под дверью. Юрий Иванович входит, помедлив, закрывает дверь на защелку. И тут же смятый бумажный шар вкатывается от соседа.
— Прочти быстро, — слышится из-за перегородки, — быстро…
Зверев разворачивает бумажку. Там адрес московский. Номера телефона нет. Улица — Борисовские пруды. Номер дома и квартиры.
— Запоминай и порви. В унитаз.
Юрий Иванович так и делает. Что ему еще остается? Если бородатый пришел от Бухтоярова, значит, старая явка не работает. А сам Бухтояров где-то рядом. Контролирует ситуацию. Зверев на это и рассчитывал, всю ночь просидев в Шереметево. Чтобы было время Бухтоярову оценить все. На виду. Чисто и светло… Затем пакет полиэтиленовый летит в щель. Пакет, герметично запаяный. Легкий.
— В бачок. Быстро, — слышит он приказ из-за переборки. И выполняет.
Потом слышит, как бородатый выходит, возвращается в зал. Идет следом.
— А вот и шашлыки, Юра.
Зимаков будто не жрал месяц. Не оторвать его от мяса.
Через двадцать минут Зверев отправляется к своему пакету. Один из бандитов сейчас за стенкой. Звереву кажется, что он слишком долго торчит там. Дым хорошей сигареты ощущается, и наконец хлопает дверка.
В пакете — свернутые мастерски спортивные брюки и джинсовая куртка, как у бородатого. Только сейчас он понимает, что рубашка на нем точно такая же, как у человека от Бухтоярова. Зверев переодевается быстро, как только может. В кармане куртки находит черные очки, бороду, усы.
Бородатый появляется неслышно, Зверев открывает дверь. Тот мгновенно встает на унитаз, достает из кармана скобку с острейшими концами, дотягивается до верхнего среза двери соседней кабинки, вдавливает скобку так, что дверь снаружи не открыть. Полное впечатление присутствия клиента.
Далее борода и усы мгновенно наклеиваются на лицо Юрия Ивановича, поправляются щеткой, расческой. Из сумки появляется парик. Еще двадцать секунд, и парик сидит на Звереве естественно, так, будто в этом парике он и родился.
— Когда выйдешь из бара, повернешь налево. Потом еще налево. «Дом номер восемь», — написано. Проходной. Сразу направо. Кроссовки мои надевай. Так. Сумку бери. В ней никаких стволов. Просто сумка. Все. Пойди, присядь за мой столик. Деньги оставь без сдачи.
Дверь подергали снаружи, одну, потом другую. Потом шаги до арки, потом назад. Придется выходить.
Один из бандитов, тот, что попротивнее, переминается с ноги на ногу. Приспичило.
Зверев выходит в свет. Бандит открывает дверь в кабинку, приостанавливается, и бородатый втаскивает его внутрь. Хрип, почти неслышный, и тишина.
