Чингиз Абдуллаев - Когда умирают слоны
Сын не посмел возразить, а его мать поднялась и вышла, чтобы принести номер телефона генерала Кудрявцева.
– Скажите, Этери, – обратился Дронго к дочери генерала, – перед тем как войти в кабинет, вы слышали шум борьбы или крики? Может, какой-нибудь спор?
– Сначала не слышала. Но потом мне показалось, будто в кабинете говорят очень громко. Я еще удивилась, ведь никто не входил к нам через дверь. Пошла по коридору к отцу, чтобы посмотреть, и тут услышала выстрел. Когда вбежала в кабинет, увидела лежащий на полу пистолет и спину убегавшего убийцы. Потом посмотрела на отца. И поняла, что его убили. Я закричала. Прибежала мама… потом все было как во сне.
– Дверь в кабинет была открыта или закрыта? – уточнил Дронго.
– Закрыта, – ответила Этери.
– Как ваш отец чувствовал себя в тот день? Вам не показалось, что у него было плохое настроение? Или, наоборот, хорошее?
– Нормальное, – чуть подумав, ответила дочь.
Вернувшаяся хозяйка протянула Дронго номер телефона генерала Кудрявцева и опять села на свое место.
– Спасибо, – поблагодарил ее Дронго и спросил: – А вы не обратили внимания на настроение вашего мужа в тот день? Каким он был? Уставшим, разочарованным, спокойным, взвинченным, опустошенным? Какое слово больше подходит?
– Он вообще вернулся из этой командировки в плохом настроении, – сказала вдова, игнорируя косые взгляды сына. – Но я думала, что это временно. В последние годы он часто приезжал из своих командировок раздраженным и уставшим, но в тот день был каким-то тихим. Это более всего подходящее слово.
– У него было оружие?
– Да, именной пистолет.
– Его застрелили из него?
– Да, – вздохнула она. – Из его пистолета.
– Выстрел был сделан в висок. Может, ваш муж сам застрелился?
– Нет! – убежденно воскликнула женщина. – Стрелял убийца. Я в этом уверена.
Дронго заметил выражение лица Тамары. После вчерашней гибели полковника Джибладзе она не сомневалась, что против них действуют определенные силы и конкретные люди.
– В начале девяностых ваш муж уходил из милиции, – напомнил Дронго, – кажется, он перешел на преподавательскую работу в университет?
– Да, – удивилась вдова, – Шалва тогда несколько лет преподавал.
– Скажите, пожалуйста, он советовался с вами, когда подавал заявление об отставке из милиции?
Женщина посмотрела на сына, потом на дочь, тяжело задышала. Сын снова решил, что нужно вмешиваться.
– Мои родители жили очень дружно, – с возмущением произнес он. – И мой отец всегда советовался с матерью, прежде чем принимал ответственные решения.
– Нет, – неожиданно тихо проговорила его мать, – нет. Он нам ничего не говорил. Не хотел волновать. Ни меня, ни детей. Уже потом я узнала, что против него была развернута кампания травли. Шалва учился в Москве, у него было много друзей, и его враги решили этим воспользоваться. Он тогда подал заявление об отставке и ушел с работы. Когда заявление подписали, приехал и все рассказал мне. А потом позвонил своему брату.
– Какому брату?
– Младший брат моего мужа работает в прокуратуре, – пояснила вдова генерала.
Дронго взглянул на Тамару. Такой важный факт не был нигде отражен. Ни в одном документе! И никто ему об этом не говорил.
– А он не уходил с работы во время правления Гамсахурдиа? – уточнил Дронго.
– Нет, не уходил, – ответила вдова, – он уже пятнадцать лет работает в прокуратуре.
– А когда муж решил снова вернуться в полицию, он вам об этом сказал?
– Да. Советовался и со своим младшим братом, и со мной. Я была против, мне казалось, что у него уже есть авторитет в университете и ему нужно продолжать научную и преподавательскую деятельность. Но он посчитал иначе.
– А его младший брат? Он тоже не советовал генералу возвращаться в полицию?
Женщина нахмурилась. Достала носовой платок. Сын молчал, не решаясь больше вмешиваться в разговор. Тамара прикусила губу. Молчание становилось неприличным, Этери шумно вздохнула, глядя на мать.
Глава 10
Вдова вытерла лицо и посмотрела на Дронго.
– Мы никогда не спорили, – сообщила она, – но иногда Шалва принимал решения, основываясь на собственном мнении. Тогда брат советовал ему вернуться на работу в милицию. Или в полицию. Я не помню, когда их переименовали.
Тамара посмотрела на Дронго, затем на часы, как бы давая понять, что их визит слишком затянулся, но Дронго не собирался останавливаться на середине разговора.
– Вы работаете в представительстве американской фармацевтической фирмы? – обратился он к Этери, дочери генерала.
– Да, – ответила молодая женщина, – уже два года работаю.
– Отец не возражал против вашей работы в этой компании?
– А почему он должен был возражать? – не поняла Этери. – Он знал, как трудно найти работу в нашей стране, поэтому никогда не возражал против моей работы.
– Какой у вас оклад?
– Около трехсот долларов. По грузинским меркам очень хорошая зарплата, хотя в Америке так не платят даже самым неквалифицированным работникам.
– Вас устроил на работу отец?
– Нет, он даже не знал, когда я оформлялась в эту компанию. Меня рекомендовала туда моя подруга, жена генерального представителя компании.
– Как его фамилия? – спросил Дронго.
– Зачем это вам? – улыбнулась Этери. – Вы не верите, что я могу сама устроиться на работу?
– Конечно, верю, но мне хотелось бы знать, кто у вас генеральный представитель?
– Гурам Мирцхулава. Он приехал в Тбилиси шесть лет назад из Швейцарии. Его супруга – моя школьная подруга. Они поженились четыре года назад.
– Понятно. Вы по образованию химик?
– Нет, филолог. Меня взяли в пресс-службу компании.
– У них не было пресс-секретаря?
– Он и сейчас есть. Меня взяли заместителем пресс-секретаря, – объяснила Этери.
– И много людей работает в компании?
– Человек сорок-пятьдесят. Их представительства есть в Москве, Киеве и в Баку.
– Понятно. Ваш отец никогда не спрашивал вас о работе в компании?
– Два-три раза спрашивал, как и всякий отец. У меня тогда начались проблемы с мужем, и отец был рад, что я занята на работе.
– Вам не кажется, что вы задаете очень личные вопросы? – снова вмешался сын.
– Извините. Тогда я спрошу вас. Кто сообщил вам о смерти вашего отца? Ведь вас не было в этот момент в городе?
– Не было, – кивнул сын, – мне позвонил дядя и сообщил эту печальную новость. И я сразу же поехал сюда, чтобы поддержать мать и сестру.
– Откуда ваш дядя узнал о случившемся?
– Это я позвонила ему, – вмешалась вдова Гургенидзе. – Попросила его приехать.
– И он приехал?
– Да, раньше всех. Буквально через несколько минут был здесь. И очень помог нам всем. Если бы не он, не знаю, как бы мы себя вели.
Тамара снова посмотрела на часы. Был уже полдень.
– Когда ваш зять узнал о смерти генерала Гургенидзе? – поинтересовался Дронго.
– При чем тут мой бывший муж? – удивилась Этери.
– Мы ему ничего не сообщали, – нахмурилась ее мать. – Он нам абсолютно посторонний человек. Только отец нашей внучки. Но мы его уже не принимали в нашем доме.
– У меня к вам последний вопрос. У генерала были враги?
– Не знаю, – честно ответила вдова, – наверно, были. Но он не рассказывал нам о своих делах. И не любил, когда мы его спрашивали.
Дронго поднялся. За ним поспешно встала со своего места Тамара. Поднялись и все остальные.
– Можно я пройду в кабинет? – спросил Дронго.
Сын нахмурился, но ничего не сказал. Дочь взглянула на мать, и та кивнула в знак согласия. Они прошли по коридору, открыли дверь в кабинет. Массивный дубовый стол стоял в углу, рядом с балконом. Тяжелое кресло за столом было обито уже потрескавшимся коричневым кожзаменителем. Множество шкафов с книгами, в другом углу – кушетка, рядом два стула. На левой стене от входа несколько кинжалов и старинное ружье. Балкон находился прямо за креслом хозяина. Дронго подошел к нему. Собственно, балкона как такового не было. Им называли часть галереи, огороженной небольшой решеткой. Зато на двери, выходящей на него, и на окнах были установлены массивные решетки с замками. Дронго взглянул на ружье.
– Исправно? – спросил он у хозяйки дома, показывая на него.
– Оно осталось мужу от его дедушки, – пояснила она, – давно уже не стреляет, им никто не пользуется. Висит тут как память о его прадеде и деде.
Еще раз осмотрев комнату, Дронго обратил внимание на полоску, тянущуюся вдоль книжных полок, – такие остаются от ковров или паласов, долго лежащих на одном месте.
– Тут раньше был ковер? – уточнил он.
– Да, – удивилась вдова, – здесь всегда лежал ковер. Но недавно мы его убрали. Решили почистить. Шалва сам об этом попросил. Говорят, этот ковер его отец привез из Тебриза. Вы когда-нибудь видели тебризские ковры?
