Ален Паж - В тенетах смерти
Калон снова разыгрывал карту.
— Вы один вошли в это здание, значит, им известно меньше, чем вам. Если мы вас уберем, мы оградим себя от всякого риска.
— У вас его будет еще меньше, если вы уберете их. Соболину много известно, но он пока еще ни с кем не делился своими знаниями. Мы все время были вместе, хотя я бы с удовольствием обошелся без его опеки. К сожалению, они обнаружили Дауна, поэтому я и попал в их руки. Сейчас Соболин ждет меня, но я не знаю его адреса. Меня должен проводить туда человек Соболина, который находится у подъезда дома. Так что если вы уберете меня, вы столкнетесь с русскими.
Калон перевел дыхание и продолжал:
— Сейчас это вопрос минут, герр Брюль. Соболин не доверяет мне, он опасается, что я обведу его вокруг пальца, что объясняет присутствие здесь его телохранителя. Неизвестно, какие новые идеи он вынашивает. Кто может поручиться, что он не планирует окружить сектор, чтобы избежать риска?
— Что вы предлагаете?
— Расскажите мне о ваших целях, ничего не предпринимайте в ущерб французскому сектору, и я ликвидирую Соболина. Даун мертв, и, следовательно, след оборван. Если вы не допустите неосторожности, они не выйдут на вас.
— Я должен подумать. Через несколько минут я дам вам ответ, а сейчас пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату.
Калон встал. Неужели Брюль принимает его за идиота?
Калон вышел на улицу. Перед витриной предметов дамского туалета он увидел Дмитрия. Заметив Калона, русский улыбнулся.
— Соболин нервничает, — сообщил он. — Как дела?
— Мне кажется, он будет очень удивлен, узнав то, что я собираюсь сообщить ему. Возьмем такси?
— Не имеет смысла. Он живет в двух шагах отсюда.
Калон поморщился, но настаивать не стал. Идти туда пешком означало для него дополнительный риск.
Соболин жил на Коперникештрассе, в восточном секторе. Мужчины шли молча.
Десять минут спустя они подходили к дому. Соболин жил в красивой квартире второго этажа нового дома. Он сам открыл дверь Калону, встретив его приветливой улыбкой.
— Дорогой друг…
Все тот же приторный голос. Калон пропустил Дмитрия вперед, и когда все трое оказались в большом обставленном современной мебелью салоне, достал свой пистолет.
Соболин открыл рот, но не успел издать ни единого звука. Две первые пули пробили ему голову, и он замертво рухнул на пол.
Дмитрий успел сунуть руку в карман, но Калон выстрелил раньше и здоровяк упал, схватившись руками за грудь. Его вырвало кровью, и он испустил дух.
Калон ногой открыл дверь в соседнюю комнату. Другой телохранитель Соболина стоял возле дивана, на котором лежала обнаженная Хильда.
Русский в сорочке бросился к своему пиджаку. Он увидел ворвавшегося в комнату Калона, но не успел предупредить его выстрел. Хильда громко вскрикнула.
Калон схватил пистолет русского и осторожно подошел к приоткрытой входной двери. Брюль действительно принимал его за идиота…
Калон вернулся в салон и вытянулся на полу рядом с телами обоих русских.
Он прождал так почти четверть часа.
Дверь бесшумно открылась. Сквозь опущенные ресницы Калон сначала увидел две ноги. Это было слишком легко. Человек стоял в дверях, держа в руке опущенный дулом вниз пистолет. Калон выстрелил, и человек, подпрыгнув в воздухе, как манекен рухнул на пол.
Калон быстро поднялся. В дверную щель он увидел держащую в руке огромный автомат Хильду. Она была по-прежнему голой и на грани нервного кризиса.
— Спокойно, Хильда, — сказал Калон.
На улице послышался звук сирены. Глупо, очень глупо провалить все из-за этой… Сирена приближалась, и на спине Калона выступил холодный пот.
Неожиданно Хильда бросила автомат, разрыдалась и убежала в другую комнату. Калон же выбежал из квартиры и стал быстро спускаться по лестнице. Он дошел до ворот, когда сзади засвистели пули… Калон, почувствовав острую боль в боку, бросился на землю. Машина с сиреной проехала мимо.
Калон с трудом поднялся. Он чувствовал, как по телу струится теплая жидкость, вместе с которой из тела уходила и его жизнь.
Он пошел пошатываясь. Люди оборачивались на него. В пятидесяти метрах отсюда начинался западный сектор…
Калон задыхался. Брюль почти что обхитрил его. Он отправил к нему двух человек…
Надо продержаться до ночи… Согнувшись, он удалялся от улицы Коперникештрассе.
Сирены больше не было слышно.
Глава 17
Кост смотрел на Калона и чувствовал себя гордым и несчастным одновременно.
Калон был бледен. У него был усталый вид, как у давно не спавшего человека. Но взгляд его оставался живым, и Косту казалось, что в нем был вызов.
Они молча смотрели друг на друга. Кост первым отвел взгляд. Калон рассказал ему не все, но Кост умел понимать и молчание. Он понимал, что только Калон мог справиться с этим делом. Он гордился им, но его смущал его прямой, ясный, лишенный иллюзий взгляд. Эти глаза слишком много видели и перенесли, и это расстраивало Коста.
— Вы не сказали мне главного, — сказал Кост. Почему это так срочно?
— Если вы хотите что-нибудь из этого извлечь, необходимо действовать без промедления.
— Я думаю, что уже поздно, — заметил Кост. — Они наверняка приняли все меры предосторожности.
— Нет. У их организации есть один недостаток: она медлительна. Она не занимается шпионажем, у нее другие цели. В ней заняты сотни людей. Ее члены не знают друг друга, а связь между ними осуществляется мобильными агентами, связанными с агентами на месте, и в свою очередь осуществляющими связь с централизующими агентами. Цепь замыкается лидером. Очень замкнутая организация. Мы открыли только одну нить, в целом же сеть осталась нетронутой. У кого в руках подобная организация, у того в руках вся страна. Впрочем, это типично немецкая организация. Раньше они создали нечто подобное во Франции и в Австрии.
Кост все это знал. Он спросил:
— Что вы можете предложить?
— Я не политик, — ответил Калон. — В настоящее время эта сеть связывает Германию, Польшу и Чехословакию. Они хотят воспользоваться постепенным выводом советских войск с их территорий, чтобы создать блок нейтральных стран и заключить договор о ненападении между Западом и Востоком. Немцы, конечно же, преследуют цель объединения Германии…
Калон поднес руку к ноющему ребру.
— Если действовать быстро, то сейчас еще возможно захватить эту сеть, но сначала необходимо устранить руководство, представляющее собой и силу, и слабость организации, безукоснительно выполняющей его указания, какими бы они ни были.
Кост размышлял. Ситуация была исключительная, и поэтому соблазнительная. Это означало новое противостояние русским, означало возможность заплатить им их же монетой, использовать их же методы…
Кост вздохнул. К сожалению, решать будет не он. К тому же был еще Эрлангер…
— Прекрасно, — сказал Кост. — Я думаю, что сейчас вам нужно несколько дней отдохнуть… Здесь кое-кто желает видеть вас. Девушка, выдающая себя за дочь Эрбаха. Ее зовут Эльза, и она очаровательна. Она обратилась во Вторую Канцелярию в Берлине, назвала ваше имя, и ее проводили сюда к нам. Она решила, что вы арестованы, и убежала. — Кост улыбнулся. — Она плохо вас знает… однако вы произвели на нее сильное впечатление.
Калон невозмутимо поднялся и сказал:
— Что вы собираетесь с ней делать?
— Но она же ваша протеже, мой дорогой…
— Где она сейчас?
— В соседнем кабинете. Вы можете пройти туда.
— Калон открыл дверь и оказался в узком коридоре.
— Вторая дверь направо, — крикнул Кост.
Не пройдя и двух метров, Калон почувствовал чье-то присутствие. Он напрягся, увидев знакомый силуэт. Она была так же хороша, так же элегантна.
Увидев его, она улыбнулась, и Калон про себя проклял Коста. Он прикусил язык, чтобы не произнести ее имя: Кристина…
Они молча смотрели друг на друга, затем Калон приподнял шляпу.
— Прощайте, сказал он.
Она едва сдерживала слезы: Калон навсегда уходил из ее жизни. Она чувствовала себя бесконечно одинокой и усталой.
Перед Калоном стояла Эльза. Она похудела, глаза ее выражали глубокую печаль.
Калон взял ее руку и спросил:
— Тебе очень хочется страдать?
Он впервые обратился к ней на «ты», и ему это было приятно.
Она покачала головой.
