Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Ленинград-39

– Входим, – тихо выговорил Андрей.

И тогда из-за стены сарая в проем ступила черная тень. Тишина сотряслась грохотом.

Они стреляли вторыми. Андрей Лезин и Иван Нестеров. Они оставались там, где их застало внезапное нападение. Ни один не сделал ни шага в сторону. Их пули уходили в темный силуэт, который тоже не сходил с места. И в них входили пули, выпущенные из сарая…

Глава десятая

Марина и Меландер

Жаркою страстью пылаю,Сердцу тревожно в груди.Кто ты? Тебя я не знаю,Но наша любовь впереди.

Остановившись на «пятачке безопасности», Марина пропустила куда-то спешащий «ЗИС» и перешла на другую сторону улицы. Прошла мимо женщины, торгующей на обычном месте пломбиром, свернула на аллею. Привычным маршрутом, так изо дня в день. И когда аллея зеленела, и когда лежала под снегом, и теперь, когда под голыми деревьями гниют опавшие листья. Один и тот же путь туда и обратно пять дней в неделю, а с недавних пор шесть дней в неделю. Ее не удивит, если скоро они будут работать и вовсе без выходных. Вся страна в едином порыве. А что ей этот порыв?

Мягко шуршал песок под ее сапожками. Она шла быстро, хотя можно было и не спешить. Куда, к кому?

На одной из скамеек, что были расставлены по обе стороны аллеи в шахматном порядке, сидел гражданин в черном пальто и шляпе и читал «Правду», рядом с ним лежал завернутый в бумагу букет гвоздик. Марина не любила намеков на чужие свидания, чужую любовь. От чужих поцелуев, от разговоров о любви она отворачивалась, уходила, избегала всего этого.

Она ускорила шаги. Сколько же ей еще ждать? Когда же он позовет ее к себе?

И вдруг Марина обнаружила, что гражданин со скамейки догнал ее и идет рядом. Как неслышно он ее нагнал!

– Это вам, – ей протянули гвоздики в бумаге.

Ах, это, оказывается, уличный ловелас, и вдобавок уже не первой и даже не второй молодости.

– Спасибо, не надо, – отрезала она, не то что не остановившись, а еще убыстрив ход.

– Да не бегите вы так ради бога! Не угонишься за вами, – взмолился человек со скамейки.

– Мне некогда, – она почти перешла на бег. «Может, милицией его пугнуть?»

– Некогда ей, видишь ли, – проворчал «дон жуан», – а еще иду и вижу – «Вы снегурка, нимфея, лиана, вернули мне снова все миги тех лет»…

– Что вы сказали? – Марина по инерции сделала еще несколько шагов, потом встала, будто схваченная сзади за хлястик бежевого осеннего пальто, затем резко повернулась на каблуках и с той же скоростью, с какой до этого убегала, вернулась к незнакомцу. Незнакомец поджидал ее, стоя посреди дорожки и улыбался. Держа под мышкой портфель, а в руке букет.

– Мне нетрудно произнести еще раз. Но, может быть, не стоит?

– Да, конечно, не стоит, – согласилась она и, опомнившись, произнесла отзыв на пароль:

– Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки.

– Очень рад знакомству, – он приподнял шляпу. – Давайте присядем, Марина.

Они опустились на скамейку. Мимо них прошли две женщины. Донеслось:

– Он мне говорит «куда ты, Чекунова, пойдешь на диагональ, ты худенькая, а там станки тяжелые»…

Женщины даже не взглянули в их сторону.

– Слушайте меня внимательно, – он взял с ней властный тон, заговорил как с подчиненным себе агентом. – Я остановлюсь у вас, проживу несколько дней. Легенда – я ваш любовник. Познакомились мы с вами неделю назад в библиотеке. Собираюсь на вас жениться по любви. Меня зовут Курьянов Николай Федорович.

– Хорошую же вы мне делаете репутацию! – Марину несколько задел тон и безапелляционность нового знакомого, хотя она, конечно, понимала, что так и надо.

– Ничего страшного. Вы уйдете через несколько дней вместе со мной.

– Правда?! – не смогла она сдержать радостного возгласа, ее ладоши соединились перед грудью.

Представившийся Курьяновым недовольно поморщился, показывая, что следует контролировать свои эмоции, даже если рядом кроме них никого нет.

– Правда. Да, кстати, – он протянул ей цветы. – Этот букет вам от него, не от меня. Он мне говорил, что вы достойны большего, чем букета гвоздик. Корзины чайных роз – не меньше. Еще он просил передать, что помнит о вас, что ждать встречи осталось совсем недолго.

Марина приняла цветы, утопила в них лицо.

Навроцкий наблюдал за ней и находил полное подтверждение словам Меландера о том, что девочка засияет от счастья. А это, добавлял полковник, оживит ее, добавит положительных эмоций, придаст новые силы, – все в целом как нельзя лучше сыграет на дело.

– Пойдемте. – Он поднялся, но руку ей не подал – надо вести себя по-советски, без буржуйских нежностей. – По дороге нам еще надо купить вина.

– Зачем? – и вдруг Марина вспомнила: – А вы знаете, что я живу в коммуналке? Знаете, что такое коммуналка?

– Знаю. И что помимо вас в ней проживают три семьи, еще восемь человек. Пойдемте, Марина, обо всем поговорим по дороге. Вдобавок у нас еще впереди весь вечер и ночь.

Ее глаза расширились от испуга, и он пожалел, что позволил себе маленькую провокацию.

– Не бойтесь. Хотя, если бы потребовалось… Мы с вами не принадлежим сами себе. Но пока что от нас требуется только изображать любовь. Но изображать так, чтобы эти ваши восемь соседей ничего не заподозрили…

А на холодном и темном берегу Невки лучи фонарей то скрещивались, то расходились. То пробегали по дощатым стенам, то сбегали к воде. И снова возвращались к трем телам. Двое убитых лежали на открытой земле у входа в зимнее хранилище для лодки, третий убитый находился внутри дощатой постройки.

– Горевать будем завтра, Омари, – сказал капитан, отходя от лежащего на спине мертвого Андрея Лезина. – Сегодня продолжаем работать, забыв обо всем.

– Он его взял, товарищ капитан, все же взял, – луч фонаря в руке лейтенанта Гвазава метался, устремленный в небо.

– Да. Омари, поезжайте на квартиру этого убитого истопника…

– Но там…

– Знаю! – зло прервал капитан. – Теперь еще раз будете смотреть вы, будете еще раз опрашивать жильцов вы, съездите к нему на работу. Любую фамилию, имя, телефон, адрес, который найдете в бумагах или вам назовут, отрабатывать до конца. Выяснить, из каких мест он родом, где родственники. Если есть родня в городе, потрясите ее. Поработайте по оружию, найденному у убитого преступника…

Капитану не нужен был свет, чтобы понять – грузин сейчас насупил брови. Гвазава был великолепным, прирожденным оперативником, а капитан заставляет его выслушивать азбучные вещи. Но это встряхнет его, а то лейтенант готов был раскиснуть. Шепелев и сам чувствовал себя паскудно, сердце отяжеляла вина. Но свою вину он вытащит на свет и будет думать, что с ней делать, завтра или тогда, когда все уже будет позади…

Справа от двери в толстой стене зияла ниша неизвестного происхождения, поделенная полками. Бросились в глаза банки с вареньем, закрытые бумагой, пузатые холщовые мешки с сахаром или крупой, несколько кастрюль, по-матрешечьи составленных одна в другую. От двери уходил темной перспективой прямой длинный коридор, освещенный только где-то посередине тусклой угольной лампой. Где и чем заканчивается коридор, видно не было. Сразу за порогом окатило запахом нафталина и равным по силе благоуханием жареной курицы. По правую руку от входной двери просматривался кусок кухни. Можно было разглядеть прижатые друг к другу столы, над ними полки с утварью и развешенные по стенам поварешки, тарелки, кастрюли. С кухни доносились женские голоса.

– Идите за мной, – закрыв дверь, Марина обогнула его и поманила рукой.

В этот момент с кухни вырвался мужчина в пижамных штанах и куртке, с дымящейся кастрюлей, которую он держал в руках через полотенце.

– Здорово, Маришка! Хахаля ведешь? У! А! Горячая, с-стерва! – прокричал он, убегая по коридору.

Навроцкий проводил взглядом коротконогую фигуру в пижаме. Вот они, хозяева этой страны – быдло. А вот он, советский быт, изучавшийся им на расстоянии. Теперь придется в него окунуться с головой.

– Первая направо, – пояснила на всякий случай Марина, когда он тронулся вслед за ней.

Навроцкий услышал, как туго проворачивается ключ в замке – запирающий механизм давно требовал смазки.

– Как у вас со звукоизоляцией? – поинтересовался он, когда они оказались внутри, и показал на стену, за которой должна была находиться соседская комната. Толщину противоположной стены, общей с кухней, он сумел оценить. За такой впору держать оборону.

– Хорошая. В смысле не слышно.

– Дверь на ключ закройте, Марина.

Его вежливое приказание вернуло ее к входу в комнату. А гость прошел по ее узкой, пеналообразной комнате к окну, попутно оглядываясь. Марина провернула ключ в замке. Что теперь? Что, что, ужинать надо. Она прошла к комоду, чтобы достать из него свежую скатерть. Праздничную скатерть с кистями и вышивкой. Ведь сегодня и в самом деле праздник. Она ждала этого дня целую вечность. Уже почти потеряла надежду и вот… пришло… Ее так поразила эта запоздало окатившая мысль, что она опустилась на стул, положив скатерть на колени. Конец будням, похожим на бесконечного серого червя, темноте впереди, ночным слезам в подушку. Больше не придется выслушивать злобные бредни заведующей. Только расставаться с детьми жалко, привыкла к ним. Но скоро, даст бог, у нее будут свои…