Питер Джеймс - Шпионский тайник
Я опустил столик, нажал кнопку на подлокотнике кресла и откинулся на спинку. Судя по белой пластиковой табличке, мне досталось место 8В. Незанятое рядом, у окна, значилось как 8А. По другую от прохода сторону находились кресла 8С и 8D. Мы летели на «Боинге-737», одном из самых небольших пассажирских самолетов общего пользования. Несколько минут я прикидывал, сколько пассажирских мест могло здесь быть. По моим подсчетам, получалось сто четырнадцать. Плюс какое-то количество откидных сидений для членов экипажа. И тут до меня дошло.
Эффект озарения был таков, что, если бы рядом всплыл громадный айсберг и эта ледяная гора опрокинула бы мой стакан с выпивкой и ушла под воду, я бы этого даже не заметил. 14В. Номера кресел в самолете! Ряды по четыре кресла; ряды по шесть кресел; ряды по восемь кресел. В небольших самолетах – как этот или, к примеру, «Дуглас-DС9» – по четыре кресла в ряду. В тех, что побольше, – DC-8 и «Боинг-707», – по шесть кресел. В больших – «Боинг-747», «трайстар», DC-10, «эйрбас» – в ряду десять кресел, по три у каждого окна и четыре посередине. Все сходилось, но ясности не было. Какой в этом смысл? Требовалось проверить кое-что еще, а для этого нужно было вызвать айсберг.
– Сколько мест в этом самолете?
– Сто пятнадцать, сэр. – Она удалилась по проходу, прежде чем я успел спросить что-то еще. Меня уже забыли. Неплохо.
Ее напарница, пусть и не такая роскошная, по крайней мере, оказалась человеком. Она взяла мой листок с вопросами, отнесла в пилотскую кабину и через какое-то время вернулась с ответами. Число мест на каждом используемом в данное время коммерческом лайнере в точности совпадало с информацией с моего силиконового дружка.
Я прогулялся по проходу. Нашел кресло 14В. Занимавший его пассажир вполне мог быть выпускником Гарварда, начинающим юристом, спешащим в Нью-Йорк, чтобы стать партнером в какой-нибудь манхэттенской фирме. На вид года тридцать два, квадратные очки в черепаховой оправе, короткая, аккуратная стрижка, приятное лицо с явно выраженными еврейскими чертами. Рядом с ним, слева, сидел стеснительный мужчина, то ли коллега, то ли клиент. Они разговаривали о чем-то, серьезно, перебирая толстую кипу фотокопий, касавшихся, насколько мне удалось понять, сделки по недвижимости. Человек в кресле 14В мог бы, пожалуй, бросить вызов другому юристу, но вряд ли стал бы убивать кого-то из-за места в самолете.
Я вернулся на место. Сел. В чем же значение номеров самолетных кресел? Что такого примечательного в номере 14В? Почему этот номер отсутствует во всех группах чисел? Из письма Орчнева следовало, что Файфшир, очевидно, знал ответ.
По спине прошел холодок. Может быть, те самые люди, которые в последние дни приложили столько сил, чтобы убить меня, также пытались устранить Файфшира? Может быть, их целью был не погибший в Лондоне президент Баттанга? Может быть, правительство Мвоабских островов было право, утверждая, что никакой Армии освобождения не существует, и мишенью был не Баттанга, а Файфшир?
Оставалось только позавидовать Шерлоку Холмсу. Как же ему повезло с Ватсоном. Поговорил, обсудил, облегчил душу и отправляйся спать, а уж утром, со свежей головой, берись за дело. К тому же у Холмса всегда было с чего начать – я же не имел на руках ничего.
И вообще, не зашел ли я слишком далеко? Может быть, после самоубийства Орчнева мне следовало доложить о случившемся Скэтлиффу и просто ждать указаний? Впрочем, если уж по справедливости, такой возможности у меня и не было. Самым разумным на данный момент представлялся такой вариант: выйти в Нью-Йорке и первым же рейсом улететь в Лондон. Но меня не оставляло чувство, что я зацепился за что-то важное, что-то такое, о чем, может быть, никто, кроме меня, не знал, и мой долг – выяснить все самому, в одиночку. И главная проблема – остаться в живых.
Наш самолет совершил посадку в Ла-Гуардиа в половине двенадцатого, и я сразу отправился на такси в Манхэттен. Вышел, не доезжая пары кварталов до здания «Интерконтинентал», и направился прямо к въезду на парковку. Идти через главный вход, расписываться в журнале не хотелось, так что я укрылся в тени, рассчитывая, что рано или поздно кто-нибудь да выйдет. Работа в офисах шла круглые сутки, хотя численность ночной смены сильно уступала дневной.
Ждать пришлось дольше, чем предполагалось, и только через два часа электрическая дверь поднялась, выпустив усталого техника. Я нырнул под дверь, когда она уже начала опускаться, и прошел через почти пустынную стоянку к служебной лестнице. Поднялся на четырнадцать маршей и, ни на кого не наткнувшись, свернул в темный коридор административного этажа. Встретить здесь живую душу в третьем часу ночи представлялось маловероятным, но на всякий случай свет я включать не стал.
Я вошел в картотечную, закрыл дверь и включил встроенную в часы лампу. Нужная папка отыскалась быстро – на пластиковой полоске сверху стояло четко отпечатанное имя – Чарльз Харрисон. Я открыл ее и начал читать историю его жизни, изложенную сотрудником управления кадров, рассказчиком отнюдь не самым занимательным.
Чарли Харрисон родился в пригороде Бирмингема, штат Алабама, там же окончил среднюю школу, поступил в Принстон и стал первым студентом по части компьютерных технологий. Чарли получил работу в Ай-би-эм, провел там пять лет, потом перешел в «Ханиуэлл», где оставался два года, а шесть лет назад принял приглашение возглавить компьютерный департамент «Интерконтинентал». Для человека с таким опытом последний шаг – переход в «Интерконтинентал» – представлялся мне по меньшей мере странным. Интересы Харрисона определенно лежали в компьютерной сфере, тогда как в «Интерконтинентал» было всего лишь два больших компьютера, и использовались они исключительно для практических повседневных нужд. Компания не производила и не совершенствовала компьютеры, а лишь делала для них корпуса. Я включил фотокопировальный аппарат и стал ждать. Было тихо. Я снял копии со всех документов по Харрисону, выключил аппарат, поставил на место папку и покинул здание снова через парковку, воспользовавшись открывавшейся изнутри пожарной дверью.
Отойдя на безопасное расстояние, я взял такси и доехал до «Статлер-Хилтона», рассчитывая, что в столь большом отеле да еще в три часа ночи никто не обратит внимания на человека без багажа – там это обычное дело. Карточка «Америкэн экспресс» отлично заменяет дорожный чемодан.
Глава 13
Я проспал до половины девятого, когда меня разбудил коридорный, доставивший прекрасно вычищенное, длинное вечернее платье с люрексом. Мне больше пригодилась бы электробритва, и я попросил его попробовать произвести замену. Но все же идею он мне подал.
Я не спеша принял ванну. Не спеша побрился. Не спеша позавтракал. И уже начал чувствовать себя человеком.
Первым делом я нанес визит в отдел регистрации гражданских актов Департамента здравоохранения на Уорт-стрит. Отыскать интересующую информацию оказалось просто, и для этого не потребовалось много времени.
Вторым пунктом маршрута стал склад-магазин армейских излишков, где нашелся нужный мне полевой бинокль. Потом, уже в магазине медицинского оборудования, я купил несколько пар хирургических перчаток. Четвертой точкой было бюро проката автомобилей «Баджет» – в «Эйвисе» меня вряд ли встретили бы улыбками. Машину, неприметный «форд», я оставил на парковке Сорок второй улицы и уже пешком направился в сторону Таймс-сквер, где и нашел подходящую парикмахерскую.
Спустя полтора часа из салона выпорхнул пергидрольный блондин с прической буффон. В следующем квартале нашелся и соответствующий прикид: шоколадного цвета кожаные штаны, бежевый свитер-блузон и длинное пальто на волчьем меху – все за счет британских налогоплательщиков. Первая попытка съема случилась уже в пятнадцати шагах от магазина.
Забравшись с некоторым трудом в машину, я испытал новую улыбку на охраннике парковки – он ответил взглядом, в котором любопытство смешивалось с жалостью. Тем не менее я посчитал, что если уж отправляешься в рай для геев, то лучший способ остаться незамеченным – бросаться в глаза. Что еще важнее, мне нужна была какая-то маскировка. Я не смог бы обмануть тех, кто знал меня достаточно хорошо, но мог вызвать сомнение у остальных, выиграв таким образом несколько драгоценных секунд – немалое преимущество в затруднительной ситуации. Чутье подсказывало, что на Файр-Айленде уже готовятся к теплой встрече, и мне хотелось уравнять шансы.
Я выехал из Манхэттена через мост на Пятьдесят девятой улице. Движение по верхней секции было таким, что, казалось, там грохочет длиннющий скорый поезд. За мостом, слева, открылся бетонный виадук, потом потянулись бесконечные заправочные станции, шиномонтажные мастерские, закусочные с рекламными щитами, провозглашавшими, что вдыхать сигаретный дым с низким содержанием смолы – это мужское дело, причем каждый бренд соревновался за право убить тебя медленнее, чем это сделают конкуренты. Я проехал мимо громадного серо-голубого центра «Квинс», батареи высоток из бурого песчаника, а потом пейзаж начал постепенно меняться, появились обширные зеленые участки, а многоэтажек стало заметно меньше.
