Чингиз Абдуллаев - Восточный ветер
— Что там можно придумать? — поинтересовался первый. — На единственной дороге находится пост полиции, а в самом доме засели сотрудники ЦРУ. Он же не самоубийца. Это в кино можно в одиночку всех перебить и найти нужного человека. В жизни так не бывает.
— Я тебе говорю, что он обязательно придумает какой-нибудь план, — возразил второй, — для этого его сюда послали.
— Единственный план, который здесь можно придумать, это повернуться и уехать, — возразил первый, — он все равно ничего не сможет сделать.
— Тогда будем делать мы, — спокойно сказал второй, — если Фармацевт решит, что ему здесь ничего не светит, и уедет отсюда, мы обязаны попытаться имитировать попытку нападения. Или хотя бы выстрелить из гранотомета, чтобы показать серьезность наших намерений.
— А если он не уедет? — не унимался молодой. — Если у него все получится? Ты ведь сам говорил, что он настоящий професионал.
— Тогда мы спокойно подождем, пока он закончит свое дело, и уберем его на той самой дороге, откуда он будет возвращаться после завершения своего дела, — весело сообщил второй. — Я не понимаю, зачем ты задаешь мне все эти дурацкие вопросы? Ты же прекрасно знаешь, зачем нас сюда послали. Мы должны подстраховать либо самого Фармацевта, либо его задание. Мы пара «подстраховщиков», или «чистильщиков», как нас назвали в одном популярном фильме. И перестань со мной спорить, он уже закончил наблюдать и сейчас снова поедет в свой отель. Ты уже установил там нашу аппаратуру?
— Конечно, установил. На подоконнике и напротив его двери. Не понимаю почему ты не разрешил мне установить аппаратуру в его номере. Это же гораздо надежнее.
— Он сразу ее найдет, — возразил второй, — вот поэтому я не люблю работать с такими молокососами, как ты. Вы думаете, что все знаете и все умеете. Вы не прошли настоящей школы, которую прошли мы в конце семидесятых. Тогда любая ошибка была смертельной, шла борьба не на жизнь, а на смерть. Борьба двух систем, двух сверхдержав. Если ты ошибался, то тебя вполне могли убрать даже свои. Предательство однозначно каралось смертью. А сейчас вы все такие добрые и плюшевые как зайцы.
— Между прочим, я прошел Таджикистан, — обиделся первый.
— Дежурил в горах, — немного презрительно сказал второй, — это не считается. Это не работа, где нужно мыслить, быстро принимать решения, уходить от преследования и обманывать всех, в том числе и своих. Это не работа, — повторил он.
Молодой обиженно замолк и засопел. Второй добродушно усмехнулся и предложил:
— Поехали сразу в Марбелью. Он наверняка поедет в отель, чтобы обдумать создавшуюся ситуацию. Нам нужно быть рядом с ним. И учти, что он ни при каких обстоятельствах не должен тебя видеть. Иначе он запомнит тебя в лицо. И на этом вся наша операция разом закончится.
МОСКВА. РОССИЯ. 22 ИЮНЯ 2006 ГОДА
Он вызвал к себе двух генералов, которые входили вместе с ним в руководство организации. Заместитель начальника Федеральной службы охраны генерал Кучуашвили и заместитель начальника Академии ФСБ генерал Попов. Оба входили по должности в состав коллегии Государственной комиссии, и их появление в кабинете Большакова не должно было вызывать ненужных подозрений. Иван Сергеевич предусмотрительно спустился вместе со своими гостями в одно из помещений, где возможность прослушивания была практически исключена.
— Я не совсем понял, что вы предложили нам по Испании, — недовольно заметил Большаков, обращаясь к генералу Кучуашвили, — мы договорились, Давид Александрович, что туда полетит Фармацевт, но теперь выяснилось, что вы задействовали еще двоих агентов. Вам не кажется, что подобная группа сразу вызовет подозрение?
— Мы отправили их для того, чтобы подстраховаться, — пояснил Давид Александрович, — дело в том, что Сколева будут охранять так, как не охраняли никого в Испании. И, по нашим сведениям, там будет задействована специальная группа сотрудников ЦРУ. Именно поэтому мы посчитали, что возможности Фармацевта не безграничны. И отправили туда двоих сотрудников для того, чтобы они могли поддержать его усилия в случае необходимости.
Большаков перевел взгляд на Попова и увидел, как тот поморщился. Именно поэтому он сказал, обращаясь к Кучуашвили:
— Вы можете мне более конкретно объяснить, что означает термин «поддержать его усилия»? Он знает, что вы послали туда дополнительно двух офицеров? Насколько я помню, Фармацевт всегда работает только один.
— Он и будет работать один, — ответил генерал, — но мы просчитали, что, возможно, на этот раз у него ничего не получится.
— И тогда…
— И тогда двое наших офицеров сумеют сымитировать попытку нападения, чтобы американцы поверили в наши возможности. Вы знаете, что согласно расчетам наших аналитиков нам нужно обязательно проявить некоторую активность перед саммитом «Большой восьмерки» в Санкт-Петербурге, чтобы окончательно отвести подозрение от наших спецслужб. Поэтому мы подготовили еще двоих офицеров. Если Фармацевта постигнет неудача, наши офицеры попытаются что-либо предпринять.
— А если он справится со своей задачей, вы его уберете, — закончил за своего коллегу генерал Попов.
Большаков удивленно взглянул на обоих генералов.
— Да, — спокойно кивнул Кучуашвили, — такой вариант тоже просчитывается нашими аналитиками.
— Подождите, — нахмурился Большаков, — я не совсем понимаю ваши последние слова. Что значит «просчитывается». Вы хотите сказать, что в случае успеха Фармацевта мы планируем убрать и его?
— Мы обязаны это сделать, — пояснил Давид Александрович, — в случае успеха его миссии американцы могут потребовать выдачи убийцы. И тогда мы предъявим им труп нашего Фармацевта.
— Он один из лучших наших людей, — гневно заметил Попов.
— Очень хорошо. Значит, его ценность будет очевидной даже для американцев, — цинично усмехнувшись, сказал Кучуашвили.
Большаков несколько ошеломленно взглянул на обоих.
— Сначала мы создаем организацию, чтобы защитить права наших ветеранов, — негромко сказал он, — затем мы решаем помочь оставшимся в других странах нашим людям, затем мы принимаем решение исполнить часть судебных приговоров, вынесенных предателям и перебежчикам. Я всегда считал, что мы поступаем верно и работаем в интересах собственного государства. А теперь мы должны принять решение о ликвидации собственного офицера, который безупречно работал все эти годы. Вам не кажется, что таким образом мы можем далеко зайти?
— Простите, Иван Сергеевич, но я работал всегда в контрразведке и в службе охраны, — напомнил Кучуашвили, — в отличие от нашего теоретика господина Попова. И я знаю, что в таких серьезных случаях всегда нужен конкретный исполнитель. Всегда нетрудно найти исполнителя для любого конкретного преступления. Трудно найти людей, которых обычно подставляют под это преступление. Вы же понимаете, о чем именно я говорю.
— Я не давал согласия на ликвидацию Фармацевта, — возразил Большаков.
— Никто пока не говорит о ликвидации. Сколева доставят в Испанию уже достаточно скоро, — сообщил Давид Александрович, — если уже не доставили. И американцы там уже работают. Я думаю, что подобный приказ отдадите именно вы, Иван Сергеевич. Это будет во многом вынужденная мера, но необходимая.
Попов отвернулся. Большаков молчал.
— Мы так далеко зайдем, — снова повторил он, — я начинаю думать, что наша организация выходит за рамки своих первоначальных задач.
— В таком случае мы можем просто отозвать Фармацевта, — предложил Кучуашвили, — и забыть об этой операции…
— Подставив наши спецслужбы, — гневно произнес Попов, поворачиваясь к нему, — вы же прекрасно понимаете, что мы не можем ничего отменить.
Все снова замолчали.
— Пусть работают, — после недолгой паузы сказал Большаков, стараясь не смотреть на Попова, — пусть они работают и ждут нашего решения.
Он тяжело вздохнул.
— Что у нас по Флоренции? — спросил он, обращаясь уже к Попову.
— Сегодня Караев получает визу, — сообщил тот мрачным тоном, — и завтра утром они вылетают в Италию. Билеты, страховку, деньги он уже получил. Номер в отеле мы ему заказали. Для связи и координации будет послан один из наших офицеров.
— Только для связи? — усмехнулся Кучуашвили.
— Если понадобится, этот офицер может быть задействован и в силовой акции, — сообщил Попов, — но по отношению к действительному предателю, генерал, а не к нашему офицеру.
— Минкявичус тоже был раньше нашим офицером, — возразил Кучуашвили, — и все, кого мы искали и находили в разных странах, тоже были раньше нашими офицерами. «Предают только свои» — так, кажется, говорят французы. Не нужно мне ничего говорить о бывших офицерах. Я уже никому не верю, генерал, даже самому себе. Предложат большую сумму денег, и вполне вероятно, что смогут купить и меня. И я лично не удивлюсь, если кто-то из наших офицеров однажды окажется у меня за спиной. И я почувствую дуло его глушителя у себя между лопатками. Ничему не удивлюсь. Сейчас время такое. Никаких идеалов, никаких ценностей. Только деньги и выгода. Личная выгода и деньги. Вот ради чего рискуют и погибают агенты во всем мире. Патриотизм, родина, верность, честь — все это отжившие понятия старого мира.
