Николай Томан - Прыжок через невозможное

— Великое дело — горячие щи! — восхищенно произносит проголодавшийся Голиков. — На большой подвиг могут вдохновить они русского солдата. Американцу, тому, может быть, шоколад или кока-кола требуется, а я полагаю, что во щах куда больше силы.

— Что за разговорчики, товарищ Голиков! — раздается из темноты притворно строгий голос старшего сержанта Брагина. — Противник же на той стороне.

— Запах щей, товарищ старший сержант, насторожит фрицев больше, чем мой голос, — весело отзывается Голиков.

— А ведь верно, — соглашается старшина саперной роты. — Кончайте тогда поскорее вашу трапезу, хлопцы, а то еще под танки можете угодить.

— Под какие танки? — удивляется Голиков.

— А под наши Т-34, — улыбается старшина. — Они теперь уже недалеко, наверно. Слышите, как наша артиллерия стала громыхать? Это специально для того, чтобы заглушить шум их моторов и дать возможность подобраться поближе к переправе. А на рассвете перемахнут они на ту сторону.

— Разве что по воздуху? — недоумевает Голиков. — До наведения переправы еще очень далеко, да и не здесь, наверно. Не вижу что-то строительного материала.

— Для этой переправы, Вася, — кладет руку на плечо Голикова старший сержант Брагин, — нужен не строительный, а разрушительный материал. Ну, а его теперь тут хватает.

Голикову по-прежнему не все понятно, но он ни о чем больше не расспрашивает Брагина, хорошо зная, что тот не любит лишних вопросов.

Присев на бугорок, ефрейтор прислушивается ко все усиливающейся артиллерийской перестрелке и пулеметному огню.

А саперы уже завершают прокладку колонного пути, обозначая его вешками. Они подводят его как раз к тому месту крутого берега, на откосе которого почти всю ночь работала рота капитана Кравченко. Значит, тут действительно будет переправа.

Между тем близится рассвет. Восточный край неба заметно посветлел, тускнеют, меркнут звезды. В квадрате двадцать два — ноль пять становится все оживленнее. Появляются офицеры оперативного отдела штаба армии и танковых войск. В половине третьего прибывают генерал Кунаков и подполковник Лежнев. Майор Черкасский-Невельской и капитан Туманов докладывают им обстановку.

— У вас все готово?

— Так точно, товарищ генерал.

Начальник инженерных войск армии смотрит на часы.

— Сейчас начнется двадцатипятиминутная артиллерийская подготовка, а затем разведка боем. Нам нужно навести переправу к концу артподготовки. Танковые части будут к этому времени на исходном рубеже и сразу же смогут форсировать Гремучую.

В это мгновение, тяжело сотрясая землю, ударяют наши орудия и воздух сразу же наполняется гулом летящих через головы саперов снарядов.

— Ну вот и началось! — с облегченным вздохом произносит генерал. — Займите свое место, товарищ майор. Минут за пять до конца артподготовки можете действовать. Рация у вас на приеме? Прикажите тогда радисту связаться со штабом армии. Докладывать буду я сам

Рация расположена в окопе неподалеку от берега. Когда Кунаков и Черкасский-Невельской спускаются в него, радист докладывает, что на приеме полковник Лукашевич. Генерал сообщает ему, что у него все готово. А Лукашевич ставит его в известность, что артподготовка будет длиться еще двадцать минут.

Майор Черкасский-Невельской склоняется над подрывной машинкой и вставляет ключ в ее гнездо с надписью «Взрыв». Поворачивает его на четверть оборота против часовой стрелки, переставляет ключ в нижнее гнездо и до отказа заводит пружину. Посмотрев на светящийся циферблат и помедлив немного, он берет затем магистральные провода электровзрывной сети и, помяв пальцами оголенные их концы, присоединяет к зажимам подрывной машинки.

Проделав все это, майор выжидательно смотрит на генерала.

— А бульдозеры у вас наготове, в случае если поверхность грунта окажется слишком неровной даже для танков? — спрашивает его Кунаков.

— Так точно, товарищ генерал.

Ровно за пять минут до окончания артиллерийской подготовки Кунаков подает команду:

— Действуйте, товарищ майор!

Черкасский-Невельской тотчас же вставляет ключ подрывной машины в гнездо с надписью «Взрыв» и энергично поворачивает его по часовой стрелке.

Почти мгновенно раздается взрыв, заглушающий грохот артиллерийской канонады. Тяжко вздрагивает земля. А на реке, сразу с двух сторон — с правого и левого берега ее, устремляются навстречу друг другу огромные черные фонтаны земли с красными и желтыми прожилками пламени взорвавшегося аммонита. Столкнувшись в точно рассчитанном месте, они уплотняются и тяжело рушатся поперек Гремучей, преграждая течение реки мощной плотиной. Поверхность ее, как и предполагал майор Черкасский-Невельской, оказывается неровной, но не настолько, чтобы танки не смогли ее преодолеть. Прошедшие по ней офицеры-танкисты решают, что это для них не помеха.

А танки гудят уже совсем близко. Не успевают еще развеяться дым и пыль только что отгремевшего взрыва, как появляются они у обрушенного и теперь уже не такого крутого берега. Дорогу им показывают саперы сигнальными фонариками, хорошо видными сквозь пылевую завесу.

Спустя несколько минут первые танки уже на той стороне, а по проутюженному ими грунту могут теперь пройти не только бронетранспортеры, но и машины с десантными частями.

С восхищением наблюдает за их движением ефрейтор Голиков.

— Но как же это все-таки? — недоуменно спрашивает он Брагина.

— А ты, Вася, пошевели мозгами, — довольно посмеивается старший сержант.

— Все, что касается взрыва, мне ясно. Но как смогли рассчитать его так точно?

— Это, Вася, направленным взрывом на сброс называется, — охотно поясняет Брагин, хотя и сам совсем недавно узнал все это от капитана Кравченко. — Майор Черкасский-Невельской, придумавший переправу с помощью такого взрыва, не только горный инженер, но еще и ученик знаменитого горного инженера Докучаева. Правильно я говорю, товарищ капитан? — обращается он к стоящему неподалеку капитану Туманову.

— Правильно, товарищ Брагин, — подтверждает капитан. — В области минно-подрывного дела русские военные инженеры всегда были новаторами. Кстати, подготовить этот взрыв помогли майору Черкасскому-Невельскому формулы русского военного инженера генерала Борескова, жившего еще в девятнадцатом веке. Его расчетами зарядов усиленного выброса и сейчас еще пользуются горные инженеры. А первые взрывы на выброс производились у нас в Советском Союзе еще в тридцатом году.

— Да-а! — восхищенно вздыхает Голиков. — Толково товарищ майор применил все это для переправы. Мы теперь, наверно, часто будем такими направленными взрывами пользоваться?

— Так часто, насколько обстановка и условия местности позволят. Ими можно ведь не только реки преграждать, но и болота «прессовать». А если не удастся больше применить их на фронте, то и в мирное время у них большое будущее. Ну, а теперь мне нужно к генералу. Спасибо вам за службу, товарищи! — прощается с саперами капитан Туманов.

А сражение разгорается все с большей силой. Начавшись с разведки боем передовых батальонов на широком фронте от озера Нещердо до реки Припяти, оно выливается в сокрушительное наступление Первого Прибалтийского и трех Белорусских фронтов.

Август 1964 г.

Повести

НА ПРИФРОНТОВОЙ СТАНЦИИ

Майор Булавин

Возвращаясь с совещания, состоявшегося в управлении генерала Привалова, майор Булавин добрался пассажирским поездом только до станции Низовье. Дальше, до Воеводино, где находилось отделение Булавина, местные поезда ходили через день, и нужно было ждать около суток.

В Низовье кончался участок, который обслуживало паровозное депо станции Воеводино. Его локомотивы доставляли сюда порожняк, забирая на обратном пути груженые поезда, направлявшиеся в сторону фронта. С одним из таких поездов Булавин и намеревался добраться до своего отделения.

Пасмурный осенний день был на исходе. Грязно-серые рваные облака, похожие на дым далеких пожарищ, медленно плыли вдоль горизонта. Заметно посвежело. Тонкой пленкой льда подернулись лужицы в выбоинах асфальта.

Майор Булавин, заходивший в служебное помещение вокзала и не заставший там дежурного по станции, прохаживался теперь по станционной платформе. Высокий, подтянутый, неторопливо шагающий по влажно поблескивающему асфальту, со стороны казался он ничем не озабоченным, бравым воякой. Было спокойно и продолговатое, с крупными чертами его лицо. А между тем на душе у Булавина было далеко не так безмятежно, как это могло показаться по внешнему его виду.

Да и обстановка вокруг не располагала к спокойствию. Почти все станционные пути Низовья были забиты составами, груженными военной техникой, фуражом и продовольствием. Не требовалось большого воображения, чтобы представить себе, что будет с грузами, если только прорвутся сюда немецкие самолеты.