Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона
Через мгновение его палец нажмет на спусковой крючок, производя смертельный выстрел.
Джэнсон с размаха опустил правую руку кагамца на каменный пол, и тот от резкой боли разжал пальцы. Одним молниеносным движением Джэнсон выхватил у него оружие и вскочил на ноги. Халиф остался распростерт на полированном каменном полу.
Теперь у него есть револьвер.
Включив микрофон, Джэнсон связался с генеральным секретарем.
— Угроза нейтрализована.
И вдруг он получил оглушительный удар по затылку. Гибкий, словно кобра, убийца вскочил с пола и заломил ему локтем шею, перекрывая доступ воздуха. Джэнсон резко дернулся, пытаясь сбросить своего более молодого и проворного противника, но террорист представлял собой сплетение мускулов. В сравнении с ним Джэнсон был грузным и неповоротливым: медведем, на которого напала пантера.
Тогда вместо того, чтобы пытаться заставить Халифа разжать руки, он еще крепче стиснул их. После чего, оторвав ноги от пола, повалился вниз, тяжело упав на спину — но удар о каменные плиты смягчило тело убийцы, оказавшееся под ним.
Ощутив затылком судорожный вздох, Джэнсон понял, что кагамец получил серьезную травму.
Но и сам он дышал с трудом. Все его тело ныло от боли. Перекатившись на бок, Джэнсон попытался подняться на ноги, но Халиф, опередив его, с невероятным проворством бросился на него, вытягивая вперед руки.
Если бы расстояние до него было чуть больше, Джэнсон увернулся бы или отступил в сторону. Но так он не успел ничего сделать. Ему не хватало скорости. Ему не хватало ловкости.
Медведь.
Пусть будет так. Раскинув руки словно для горячих объятий, Джэнсон вдруг что есть силы привлек Халифа к себе, зажимая его руки вдоль туловища. Крепче. Крепче. Еще крепче.
Однако убийца обрушил дождь могучих ударов на его затылок. Джэнсон понимал, что долго не продержится. Резким судорожным движением он ослабил захват и поднялкагамца в воздух — горизонтально, так что тот забился, словно могучий угорь. В другом стремительном движении Джэнсон присел, опускаясь левым коленом на пол и выставляя правое вперед. В то же мгновение он уронил гибкое тело убийцы на свое колено.
Спина Халифа хрустнула с жутким звуком, чем-то средним между треском и хлопком, а его рот раскрылся, готовый издать крик, застрявший в горле.
Схватив кагамца за плечи, Джэнсон обрушил их на сланцевый пол. Потом еще раз. И еще. Затылок Халифа при ударе уже не издавал громкий звук, каким сопровождается удар твердой кости о камень, ибо затылочная кость оказалась раздроблена на мелкие осколки, обнажив мягкие ткани мозга. Взгляд Халифа остекленел, потерял осмысленность. Говорят, что глаза — зеркало души, но у этого человека не было души. Определенно, теперь уже не было.
Джэнсон убрал «рюгер» в кобуру под мышкой. Воспользовавшись карманным зеркальцем, он поправил бороду и куфию и убедился, что у него на лице нет пятен крови. После чего вышел из часовни и, вернувшись к залу Ассамблеи, встал у двери.
В течение многих лет Джэнсон не раз мысленно представлял себе, как прикончит человека, убившего его жену. И вот наконец его мечта сбылась.
Но он испытывал лишь тошноту и отвращение.
* * *Темноволосый человек, стоящий на трибуне, произносил речь о задачах, поставленных новым тысячелетием. Джэнсон пристально всматривался в каждую линию, в каждый изгиб его лица. Этот человек был похож на Петера Новака. Присутствующие в зале примут его за Петера Новака. Но ему недоставало повелительности и харизматичности легендарного гуманиста. Голос у него был слабым, дрожащим. Человек на трибуне заметно нервничал, чувствуя себя не в своей тарелке. Джэнсон догадывался, какое будет вынесено заключение: «Разумеется, речь великолепная. Однако бедный мистер Новак был немного не в себе, не так ли?»
— Полстолетия назад, — говорил человек на трибуне, — эта самая земля у нас под ногами, тот участок, который занимает комплекс Организации Объединенных Наций, был подарен ООН семейством Рокфеллеров. История помощи частных лиц этой самой общественной из организаций восходит к корням Объединенных Наций. И если я смогу, в меру своих скромных возможностей, оказать какую-либо помощь, я буду очень рад. Сейчас постоянно говорят о том, что «человек должен отдавать свои долги обществу»; моим обществом всегда была общность всех народов земного шара. Помогите мне помочь вам. Покажите, как я могу принести максимальную пользу. Для меня это будет огромное счастье, великая честь — но на самом деле это не более чем моя святая обязанность. Этот мир отнесся ко мне так благосклонно, и я могу надеяться лишь на то, что смогу сполна вернуть свой долг.
Слова, безусловно, принадлежали Новаку — поочередно обаятельные и резкие, скромные и надменные и в конце концов, неизменно побеждающие. Однако произносились они непривычно робким и запинающимся голосом.
И один только Джэнсон знал истинную причину этого. Ну как он мог только вообразить, что ему удастся обмануть своего великого наставника? «У тебя слишком короткие руки, чтобы драться с Господом Богом», — как-то в шутку сказал ему Демарест. Однако в этих словах была убийственная правда. Ученик восстал против учителя, послушник попытался перехитрить наставника. Лишь тщеславие не позволило Джэнсону увидеть то, что его замысел был изначально обречен на провал.
Человек на трибуне закончил свое обращение, и зал встал, приветствуя его бурной овацией. Если выступлению и недоставало чего-то в стиле подачи, оно с лихвой восполнило это риторической привлекательностью. К тому же кто осмелится винить великого человека в каких-то незначительных мелочах? Джэнсон с каменным лицом вышел из зала, и гул восторженных аплодисментов утих только тогда, когда за ним закрылась дверь.
Если Демареста нет на Генеральной Ассамблее Объединенных Наций, где же он?
Генеральный секретарь ООН, объявив двадцатиминутный перерыв, спустился с подиума вместе с оратором, и они удалились в застеленный ковром кабинет.
Только сейчас до Джэнсона дошло, что во время борьбы провод наушника оборвался; наспех соединив его, он услышал сквозь треск обрывки разговора. В узле галстука Матье Зинсу установлен микрофон: сейчас этот микрофон был включен.
— Нет, это явас благодарю. Но мне все же хотелось быпереговорить с вами наедине, как вы и предлагали.
Голос был с трудом слышен из-за шумов.
— Разумеется, — ответил Зинсу.
Он находился рядом с микрофоном, поэтому его голос звучал громко и отчетливо.
— В таком случае, почему бы нам не пройти в ваш кабинет, в здании секретариата?
— Вы хотите сказать, прямо сейчас?
— Боюсь, у меня совсем нет времени. Полагаю, другого такого случая скоро не предвидится.
Зинсу ответил не сразу.
— Что ж, следуйте за мной. Мой кабинет на тридцать восьмом этаже.
У Джэнсона мелькнула мысль, не ради него ли сделал это уточнение генеральный секретарь.
Что-то должно произойти. Но что именно?
Джэнсон бросился к восточному выходу из здания Генеральной Ассамблеи, а затем поспешил к огромному зданию секретариата. Его правое колено отзывалось пронзительной болью на каждый шаг, шрамы и ссадины ныли — кагамец наносил удары не только сильно, но и прицельно. Но сейчас не было времени думать об этом.
Забежав в здание секретариата, Джэнсон показал охраннику свое удостоверение, и тот махнул рукой, пропуская его. Заскочив в кабину лифта, Джэнсон нажал кнопку тридцать восьмого этажа. Матье Зинсу и Петер Новак, кем бы он ни был, будут здесь через несколько минут.
Пока Джэнсон поднимался на верхние этажи небоскреба, наушник в его ухе молчал. Металлическая кабина экранировала радиосигнал.
Через минуту лифт остановился на тридцать восьмом этаже. Джэнсон помнил план этажа: площадка лифтов находилась в центральной части длинного коридора. Кабинеты заместителей генерального секретаря и других высокопоставленных сотрудников размещались в западном крыле; северную часть занимали два просторных зала совещания, не имеющие окон; с южной стороны находилось узкое помещение библиотеки, также без окон. Обшитый деревом кабинет генерального секретаря располагался в восточной части этажа. Вследствие чрезвычайного заседания на этаже было полностью безлюдно, практически все до одного сотрудники были заняты обслуживанием делегатов Генеральной Ассамблеи.
Сняв куфию и бороду, Джэнсон затаился в углу у площадки с лифтами. Спрятавшись в нише двери, ведущей в библиотеку, он сможет следить как за лифтами, так и за кабинетом генерального секретаря.
Он знал, что ждать ему придется недолго.
* * *Загудела, останавливаясь, кабина лифта.
— Вот и наш этаж, — сказал Матье Зинсу, когда двери открылись.
Он предложил человеку, известному всему миру как Петер Новак, выйти первому.
