Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона
Разумеется, те, кто составлял план, воображали,что у них все под контролем. Но в действительности это было неправдой, это не могло быть правдой. Все до одного играли с огнем.
Они должны быть готовы обжечься.
Глава сороковая
На следующий день автомобильные кортежи начали подъезжать ко дворцу Объединенных Наций с семи часов утра, привозя политических деятелей всех национальностей и цветов кожи. Военные, стоящие у руля своих государств, надменно поднимались по пандусу в парадных мундирах, чувствуя себя под защитой лент и регалий, которыми сами же себя и увешали. Они свысока смотрели на щуплых лидеров так называемых демократических государств, как на преисполненных собственной значимости банкиров: разве строгие темные костюмы и туго завязанные галстуки не говорят о принадлежности к сословию торгашей? В этом ли слава их государств? С другой стороны, избранные главы либеральных демократий при виде пестрых орденов и эполетов испытывали неодобрение, смешанное с презрением: в каких жалких отсталых странах к власти могли прийти эти диктаторы? Худые лидеры смотрели на толстых лидеров, теша себя мимолетными мыслями о несдержанности последних: стоит ли удивляться, что государственный долг их стран неуклонно растет? Напротив, дородные господа взирали на своих стройных западных собратьев как на бесцветных и пресных чиновников, а не истинных вождей нации. Вот такие мысли прятались за широкими улыбками.
Подобно молекулам, группки людей сталкивались и смешивались друг с другом, образовывались и распадались. Пустые любезности скрывали застарелые жалобы. Полный круглолицый президент одного центральноафриканского государства обнимал тощего министра иностранных дел Германии, и оба понимали, что именно означают эти объятия: «Когда же мы продвинемся вперед с реструктуризацией долга? Почему я должен из кожи вон лезть, обслуживая займы, сделанные моим предшественником, — в конце концов, я ведь его расстрелял!» Пестро разряженный повелитель среднеазиатского государства приветствовал премьер-министра Великобритании ослепительной улыбкой и молчаливым протестом: «Пограничный спор с нашим воинственным соседом не должен беспокоить международное сообщество». Президент раздираемой внутренними противоречиями страны — члена НАТО, жалкого огрызка великой в прошлом империи, отводил в сторонку преуспевающего шведа и начинал ничего не значащий разговор о своем недавнем пребывании в Стокгольме. Невысказанный словами намек: «Возможно, наши действия в курдских поселениях на территории нашего государства смущают ваших изнеженных борцов за права человека, но у нас нет иного выхода, кроме как защищаться от сепаратистов». За каждым рукопожатием, объятием, дружеским похлопыванием по спине стояли страдания, ибо именно страдания цементируют международное сообщество.
В толпе делегатов разгуливал мужчина в платке-куфие, с длинной черной бородой и в темных очках: типичный наряд арабов из правящих классов. Одним словом, этот человек ничем не отличался от сотен дипломатических представителей Иордании, Саудовской Аравии, Йемена, Мансура, Омана или Объединенных Арабских Эмиратов. Погруженный в собственные размышления, он чему-то тихо радовался: несомненно, араб был счастлив оказаться в Нью-Йорке и предвкушал посещение ювелирного магазина «Гарри Уинстон», а может быть, просто ждал возможности познакомиться с рынком плотских наслаждений великого мегаполиса.
На самом деле окладистая борода выполняла двойную функцию: не только меняла внешность Джэнсона, но и скрывала миниатюрный пленочный микрофон, приводимый в действие выключателем в кармане брюк. Для дополнительной предосторожности Джэнсон снабдил таким же микрофоном и генерального секретаря; он был размещен у того в головке золотой булавочной заколки и был спрятан под внушительным узлом галстука.
Длинный пандус вел непосредственно к зданию Генеральной Ассамблеи. Делегаты входили в здание через семь отделанных мрамором подъездов. Джэнсон непрерывно перемещался в людском потоке, постоянно притворяясь, что только что увидел неподалеку своего знакомого. Он сверился с часами: пятьдесят восьмая ежегодная сессия Генеральной Ассамблеи начнется через пять минут. Прибудет ли на нее Алан Демарест? Собиралсяли он на ней присутствовать?
О появлении живой легенды первыми возвестили вспышки фотоаппаратов. Телеоператоры, прилежно снимавшие прибытие сильных мира сего, властителей и их полномочных представителей, направили свои телекамеры, микрофоны и осветительную аппаратуру на отшельника-филантропа. Джэнсон не сразу узнал Петера Новака в плотной группе окруживших его со всех сторон людей. Рядом с ним действительно шел мэр Нью-Йорка, обхватив гуманиста за плечо, нашептывая ему на ухо, судя по всему, что-то веселое. С другой стороны шел сенатор от штата Нью-Йорк, занимавший также пост заместителя председателя комитета по международным вопросам сената. За ними следовали помощники и чиновники рангом пониже. Вокруг во всех стратегических точках стояли агенты службы охраны, обеспечивая защиту от снайперов и прочих потенциальных злоумышленников.
Как только человек, известный всему миру как Петер Новак, вошел в Западный холл, помощники быстро провели его в комнату для высокопоставленных гостей за залом Ассамблеи. По мраморным плитам пола затопали сотни каблуков дорогих ботинок; делегаты стали покидать холл, занимая свои места в зале.
Джэнсон направился в центральную кабинку охраны, размещенную за главным балконом зала Ассамблеи. Там на стене висел один большой монитор, окруженный несколькими маленькими; на них выводилось изображение, снимаемое видеокамерами, установленными в различных местах зала. По просьбе Джэнсона скрытые камеры были также установлены в кабинетах, расположенных за центральным возвышением. Консультант по вопросам безопасности, приглашенный генеральным секретарем, хотел видеть всех главных действующих лиц.
Устроившись за панелью управления, Джэнсон переключился на видеокамеру, нацеленную на места делегации Исламской республики Мансур, добиваясь максимального увеличения. Много времени это не заняло.
Там, у самого прохода, сидел красивый мужчина в свободных одеждах, не отличавшихся от тех, во что были облачены остальные члены мансурской делегации. Джэнсон нажал несколько кнопок на приборной панели, и изображение появилось на главном мониторе, сменив панораму зала Ассамблеи. Джэнсон еще больше увеличил разрешение, с помощью цифровых фильтров уменьшил тени и наконец увидел на большим плоском экране лицо, которое нельзя было не узнать.
Ахмад Табари. Человек, которого называют Халифом.
Электрическим разрядом по всему телу Джэнсона разнеслась ярость. Он как зачарованный вглядывался в широкоскулое лицо, орлиный нос и сильные, словно высеченные из камня челюсти. Даже когда Халиф был в спокойном, расслабленном состоянии, от него веяло харизмой.
Джэнсон снова нажал несколько кнопок, и центральный монитор переключился на скрытую камеру, установленную в комнате для высокопоставленных гостей.
Другое лицо, беспощадная харизма другого типа: харизма человека, который не стремится, а уже обладает.Густые волосы, до сих пор преимущественно черные, а не седые, высокие скулы, элегантный двубортный пиджак: Петер Новак. Да, Петер Новак: именно им стал этот человек, и именно так должен был думать о нем Джэнсон. Петер Новак сидел за столом из дерева светлых пород, рядом с телефоном, подключенным напрямую к системе внутренней связи, имеющей выход на высокий мраморный помост в центре зала Ассамблеи. Установленный в углу монитор позволял важным гостям, находящимся в комнате для высокопоставленных особ, наблюдать за происходящим в зале.
Дверь в комнату открылась: два сотрудника службы охраны с наушниками в ухе, от которых отходили вьющиеся провода, внимательно осмотрели помещение.
Джэнсон нажал другую кнопку, меняя ракурс.
Петер Новак встал. Улыбнулся своему гостю.
Президенту Соединенных Штатов Америки.
Лицо человека, обыкновенно излучавшего уверенность, было пепельно-серым. Звукового сопровождения не было, но Джэнсон и без него понял, что президент попросил сотрудников службы охраны оставить их с Петером Новаком наедине.
Не говоря ни слова, президент достал из нагрудного кармана запечатанный конверт и протянул его Петеру Новаку. У него дрожали руки.
Двое мужчин разительно контрастировали друг с другом: один, лидер свободного мира, был подавлен и сутулился; другой торжествующе расправил плечи.
Берквист кивнул. Мгновение казалось, что он собирается что-то сказать, но затем президент передумал.
Он молча вышел из комнаты.
Снова смена ракурса. Новак убрал конверт в нагрудный карман. Конверт, как было известно Джэнсону, способный переменить ход мировой истории.
