Маргарет Трумэн - Убийство в ЦРУ

— Она была одна. Предупредила, что сразу ляжет спать, и попросила разбудить пораньше. В то утро она, если не ошибаюсь, улетала в Венгрию.

— Да, верно, в Будапешт. Скажите, а полиция сюда приходила, расспрашивала о ней?

— Сколько помню, нет. Приходили люди, взяли из ее номера вещи и…

— Что за люди?

— Приятели, коллеги по бизнесу, я думаю. Вы спросите об этом управительницу, они с ней разговаривали. Все взяли и ушли — десяти минут не прошло. Их трое было… а один задержался по крайней мере на час. Помнится, говорил, что хочет посидеть там, где мисс Мэйер провела последние часы, и подумать. Бедный малый, мне его было ужасно жалко.

— Кто-нибудь из этих людей называл себя?

— У меня такое чувство, будто я на настоящем допросе, — сказал прислужник не сердито, но на том пределе сдержанности, что заставил Кэйхилл отступить.

Она улыбнулась:

— Кажется, так много людей знали ее и любили, что мы никак не можем оправиться, вот и ведем себя странно. Простите, я вовсе не намеревалась задавать вам все эти вопросы. Я потом спрошу управительницу.

Прислужник ответил улыбкой на улыбку:

— Никаких беспокойств, мадам. Я понимаю. Спрашивайте меня, о чем вам угодно.

— Я, кажется, задала вам уже достаточно много вопросов. И все-таки мужчины, что приходили сюда и вещи ее забрали, они себя называли?

— Не припоминаю. Может, так, скороговоркой… Хотя, впрочем… Да, один из них сказал, что связан с мисс Мэйер бизнесом. Насколько помню, он представился мистером Хаблером.

— Дэйвид Хаблер?

— Не думаю, что он называл свое имя, мадам.

— А как он выглядел? Невысокий, темноволосый, весь в кудрях, симпатичный такой?

— Это не похоже на то, каким он запомнился мне, мадам. Скорее, я назвал бы его высоким и блондином.

Кэйхилл вздохнула и сказала:

— Что ж, огромное вам спасибо. Думаю, мне лучше подняться обратно в номер и прилечь.

— Желаете чего-нибудь? Чай в три часа?

Как Барри, подумала Кэйхилл, и ответила:

— Нет, лучше в четыре.

— Слушаюсь, мадам.

Она позвонила Дэйвиду Хаблеру за несколько минут до того, как должны были подать чай. В Вашингтоне было почти одиннадцать утра.

— Дэйвид, Коллетт Кэйхилл.

— Привет, Коллетт.

— Дэйвид, я звоню из Лондона. Остановилась в той самой гостинице, где всегда жила Барри.

— Кадоган одиннадцать? Что ты там делаешь?

— Пытаюсь привести мысли в порядок, понять, что же произошло. Отпросилась с работы, хочу отдохнуть, направляюсь домой, но решила здесь по пути задержаться.

В трубке повисло молчание.

— Дэйвид?

— А, да, извини. Барри вспомнил. Поверить никак не могу.

— Ты не был в Лондоне после ее смерти?

— Я? Нет. А что?

— Тут в гостинице кто-то сказал, что, может, это ты забрал ее вещи из номера.

— Только не я, Коллетт.

— Что-нибудь из ее вещей тебе в контору прислали?

— Только ее портфель.

— Ее портфель. Тот, с которым она обычно ездила?

— Точно. А что?

— Так, ничего. Что в нем было?

— Бумаги, пара рукописей. Ты к чему спрашиваешь?

— Не знаю, Дэйвид. С того момента, как ты позвонил тогда, у меня вроде мозги отключились. Что там у вас творится? В агентстве, должно быть, кавардак?

— Похоже, хотя все не так плохо, как тебе может показаться. Барри была потрясающим человеком, Коллетт, да ты про это и сама знаешь. Она все оставила в совершенном порядке, до самой последней мелочи. Знаешь, что она сделала для меня?

— Что?

— Включила в свое завещание. Оставила мне страховочные деньги, это ж то, чем только самые главные занимаются. По сути, она мне агентство оставила.

Кэйхилл изумилась настолько, что не знала, что сказать. Он быстро заполнил паузу признанием:

— Не подумай, что она все оставила мне, Коллетт. Доходы достанутся ее матери, но Барри так все устроила, что минимум пять лет все будет на мне, да еще и долю прибыли имею. Я был поражен.

— Тем она и была замечательна.

— Скорее, такое для нее типично. Ты когда вернешься в Вашингтон?

— Через денек-другой. Я забегу.

— Сделай одолжение, Коллетт. Давай пообедаем или поужинаем вместе. Нам надо о многом поговорить.

— С удовольствием. Между прочим, не знаешь, с кем она могла встретиться здесь, в Лондоне, перед… до того, как это произошло?

— Как не знать! С Марком Хотчкиссом. Они договаривались поужинать вечером, как она прилетит.

— Кто он такой?

— Британский литагент, который нравился Барри. Почему нравился, понятия не имею. Я считаю, что он свинья, так и сказал ей, только по каким-то причинам она продолжала вести с ним переговоры о слиянии. При всех блестящих способностях Барри находились жулики, которые и ее вокруг пальца обводили. Хотчкисс один из них.

— Не знаешь, как с ним связаться, пока я здесь?

— Как не знать! — Он дал ей адрес и телефон. — Только будь с ним поосторожнее, Коллетт. Помни: я сказал, что он свинья, слизняк липучий.

— Спасибо, Дэйвид. До скорого.

Она повесила трубку, и в этот момент постучал посыльный. Она открыла дверь. Поставив поднос с чаем на кофейный столик, посыльный задом вышел из номера, оставив ее сидящей в золотом ажурном кресле. На ней был легкий голубой халатик, лучи заходящего солнца, пробившись сквозь зазоры между белых гардин, укладывались на потертый восточный ковер, покрывавший середину комнаты.

Один лучик улегся на ее босой ноге, и Коллетт вспомнила, как Барри всегда гордилась своими изящно выгнутыми стопами с длинными тонкими пальцами, до совершенства соразмерными друг с другом. Коллетт глянула на собственную коротенькую и разлапистую ступню, улыбнулась, а после и вовсе рассмеялась.

— Боже, до чего же мы были разные, — сказала она вслух, наливая себе чаю и намазывая крем с вишневым вареньем на кусочек лепешки.

До Марка Хотчкисса она дозвонилась, как раз когда тот уже уходил с работы, и, представившись, спросила, не согласится ли он поужинать с ней.

— Боюсь, что нет, мисс Кэйхилл.

— А позавтракать?

— Говорите, вы были подругой Барри?

— Да, мы были закадычными друзьями.

— Она никогда о вас не говорила.

— А вы что, были с ней настолько дружны, что она должна была вам про меня рассказывать?

Он выдавил из себя смешок и произнес:

— Полагаю, мы могли бы встретиться где-нибудь утром. Рядом с вами, на Слоан-стрит, там, сразу за углом, за «Дженерал трейдинг компани», есть кафе. В девять?

— Чудесно. Тогда до встречи.

— Мисс Кэйхилл…

— Да?

— Вам известно, что Барри и я заключили партнерское соглашение прямо накануне ее смерти?

— Нет, я этого не знала, но мне было известно, что это обсуждается. Почему вы упомянули об этом сейчас?

— А почему бы не упомянуть об этом сейчас?

— Не вижу причин. Могли бы и утром обо всем мне рассказать. С удовольствием вас выслушаю.

— Вы правы. Что ж, чао. Приятного вечера. Наслаждайтесь Лондоном. В этом году довольно приличный театральный сезон.

Она повесила трубку, в душе соглашаясь с Дэйвидом Хаблером. Хотчкисс ей не понравился, и она только недоумевала, какой из его талантов соблазнил Барри пойти с ним на «партнерское соглашение», если то, что сказал слизняк липучий, правда.

Кэйхилл позвонила и справилась, нельзя ли достать ей билет в театр. В какой? «Не имеет значения, — сказала она, — на что-нибудь веселенькое, со счастливым концом».

В семь тридцать поднялся занавес, и к тому времени, когда британский фарс «Хватит шуметь» подошел к концу, у нее бока ломило от смеха, а неприятная причина ее путешествия была забыта — во всяком случае, пока длилось представление. Хотелось есть, и она перекусила в ресторанчике на Неал-стрит, а потом вернулась в гостиницу. В номер ей принесли коньяк со льдом, и она сидела по-тихому, потягивая его, пока глаза не стали слипаться. Коллетт улеглась в постель и, засыпая, ощутила, как охватывает ее абсолютная тишина этой улицы и этой гостиницы — мертвая тишина.

6

Кэйхилл вовремя добралась до здания «Дженерал трейдинг компани», чей герб на фронтоне возвещал, что фирма поставляет товары по крайней мере одному королевскому двору. Она заняла столик в глубине той части кафе, что расположилась у выхода из магазина на открытой террасе. Утро выдалось солнечное и тихое. В плаще, надетом поверх шерстяного твидового костюма, Коллетт чувствовала себя просто чудесно.

Она коротала время за чашечкой кофе, наблюдая за тем, как крохотные птахи устраивали нешуточные сражения на неприкрытых сахарницах, заполненных кубиками коричневого бескалорийного сахара. Коллетт посмотрела на часы: Хотчкисс опаздывал уже на двадцать минут. Она решила потерпеть еще минут десять. Ровно в девять тридцать он появился на террасе. Высокий, худощавый. Голова со лба лысая, но он зачесывал наверх длинные волосы с боков, что делало его обличье подозрительным: нет, Дэйвид, не свинья, подумала она, а скорее утка — он походил на утиную гузку. Одет был в двубортный блейзер с каким-то гербом на кармане, серые брюки, легкие туфли из рыжеватой выворотки, бледно-голубая рубашка с шелковым галстуком. Под мышкой зажат потертый и пухлый кожаный портфель. Весьма поношенный длинный плащ висел через плечо.