Джек Хиггинс - Террорист
— А вам чем мы можем быть полезны, профессор?
— Вы говорите так, будто сам дьявол явился к вам.
— Необычайное по точности замечание.
Сестра и интерны стали подниматься по лестнице. Девлин спросил:
— Дэнни Мэлоун, как у него дела?
— Умирает, — спокойно ответила Анна-Мария. — Надеюсь, в мире. Он один из тех пациентов, которые хорошо реагируют на нашу программу медикаментозного лечения.
— Когда?
— Завтра, послезавтра, на следующей неделе. — Сестра пожала плечами. — Он же борец, этот Мэлоун.
— Это уж точно.
— Отец Кассейн навещает его каждый вечер. Сидит и выслушивает рассказы о самых ярких эпизодах жизни. Думаю, некоторые моменты, связанные с насилием, не дают Дэнни покоя, вот он и старается выговориться, чувствуя приближение конца.
— Вы не против, если я посижу немного с ним?
— Не больше получаса, — твердо заявила Анна-Мария и ушла, сопровождаемая интернами.
Казалось, Мэлоун спал: глаза закрыты, лицо туго обтянуто кожей, желтой, как пергамент. Пальцы судорожно вцепились в край простыни.
Девлин сел рядом.
— Как ты, Дэнни?
— А, это вы, святой отец. — Мэлоун с трудом открыл глаза и нахмурился. — Лайам, это ты? А я думал, что отец Кассейн. Мы только что с ним беседовали.
— Это было прошлой ночью. Наверное, ты просто уснул. Ты же знаешь, днем он работает в Дублине.
— Боже, вот бы сейчас чашечку крепкого чая. — Мэлоун облизнул сухие губы.
— Попробую раздобыть. — Девлин встал.
Внизу вдруг раздался какой-то шум, кто-то закричал. Девлин нахмурился и поспешил к лестнице.
* * *Билли Уайт свернул с шоссе на узкую дорогу, обрамленную с обеих сторон рядами хвойных деревьев. Дорога вела в Килри.
— Осталось совсем немного, — полуобернувшись, сказал он Левину и заметил в заднем окне, как полицейский на мотоцикле тоже свернул с шоссе и поехал за ними.
Билли стал тормозить. Левин забеспокоился.
— Что случилось?
— Полиция. На одну милю превысишь скорость, и они уже штрафуют тебя. Ну и козлы.
Полицейский догнал их и жестом приказал остановиться. В темных очках и шлеме, лицо не рассмотреть. Билли со злостью крутанул руль и остановился у обочины.
— Да что же, черт побери, этому кретину надо?! Я не ехал больше тридцати миль в час.
Животный инстинкт, спасавший ему жизнь в течение всех этих лет насилия и убийств, заставлял Билли быть осмотрительным в любых, даже самых безобидных ситуациях, поэтому, выходя из машины, он словно ненароком сунул левую руку в карман плаща, где лежал револьвер. Полицейский поставил мотоцикл, снял перчатки.
— Чем мы вам можем послужить, офицер, в это прекрасное утро? — ехидно спросил Билли.
Полицейский вынул руку из правого кармана, в ней оказался «вальтер» с глушителем. Это было последнее, что видел Билли в своей короткой, но бурной жизни. Судорожно он попытался вытащить свой револьвер. Пуля разорвала ему сердце, отбросив тело к машине, потом оно рухнуло на дорогу лицом вниз.
На заднем сиденье Левина парализовал страх. Полицейский открыл дверь и заглянул внутрь. Сделав короткую паузу, он поднял на лоб очки.
Левин в изумлении уставился на него.
— Господь небесный, — прошептал он по-русски. — Это вы.
— Да, — ответил Кухулин тоже по-русски и выстрелил Левину в голову. Затем сунул пистолет в карман, прошел к мотоциклу, вскочил на сиденье и умчался.
Через пять минут фургончик, привозящий хлеб в деревню, подъехал к месту кровавой расправы. Водитель и его помощники с трепетом подошли к месту трагедии. Водитель наклонился над телом Уайта. Из салона автомобиля вдруг раздался слабый стон. Шофер фургончика заглянул туда.
— О Господи! Здесь еще кто-то, он, кажется, жив. Давай дуй на фургоне в деревню и вызови «скорую помощь» из монастырской больницы. Шевелись!
* * *Когда Девлин спустился в вестибюль, санитары везли на каталке Виктора Левина в палату экстренной хирургии. Водитель хлебного фургончика беспомощно наблюдал за происходящим. На его рабочем халате запеклись пятна крови. Его трясло. Девлин зажег сигарету и сунул ее водителю.
— Что произошло?
— Бог его знает. Мы натолкнулись на эту машину в двух милях от деревни. Один человек рядом с ней был мертв, а этот, на заднем сиденье, еще дышал. Сейчас привезут и другого.
Полный самых недобрых предчувствий, Девлин повернулся к двери как раз в тот момент, когда санитары вносили тело Билли Уайта, лицо его хорошо было видно. Молодая дежурная сестра направилась к Уайту. Девлин подскочил к каталке с Левиным, который лежал постанывая. Из ужасной раны на голове сочилась кровь.
— Профессор Левин, вы меня слышите? — Девлин наклонился к каталке.
Левин открыл глаза.
— Я Лайам Девлин. Что случилось?
Левин протянул руку и схватился за лацкан пиджака Девлина.
— Я узнал его. Это был Кухулин. Он здесь.
Глаза его округлились, в горле что-то забулькало, и хватка ослабла. Подбежала Анна-Мария. Оттолкнув Девлина, она наклонилась над Левиным. Взяла его руку, чтобы проверить пульс.
— Вы знаете этого человека?
— Нет, — ответил Девлин, и это не было ложью.
— Сейчас это уже не имеет никакого значения. Он мертв. Просто чудо, что он сразу не умер от такого ранения.
Сестра прошла в палату, куда отвезли Уайта. Девлин смотрел на тело Левина, размышляя над тем, что рассказал ему Фокс об этом человеке. Столько лет ждать шанса выбраться из своей страны. И вот итог…
* * *Гарри Фокс, приехав на площадь Кавендиша, не успел еще снять плащ, как зазвонил телефон. Фергюсон с суровым лицом слушал говорившего, потом закрыл микрофон рукой:
— Лайам Девлин. Похоже, машина с Билли Уайтом и Левиным попала в засаду недалеко от Килри. Уайт был сразу же убит, а Левин умер чуть позднее в монастырской больнице.
— Лайам его видел?
— Да. Левин успел ему сказать, что это был Кухулин. Он узнал его.
Фокс швырнул плащ на стул.
— Ничего не понимаю, сэр.
— Я тоже, Гарри. — В микрофон Фергюсон сказал: — Я свяжусь с вами, Девлин.
Положив трубку, он повернулся, протягивая руки к камину. Фокс недоуменно промолвил:
— Ничего непонятно. Откуда он узнал?
— Где-то утечка, Гарри, со стороны ИРА. Никогда не могут держать рот на замке.
— Самое главное, сэр, что́ нам сейчас предпринять? Что делать с этим Кухулином? Я даже не знаю, с чего начать. Левин был единственным человеком, имеющим представление, как выглядит этот ублюдок.
— А вот тут вы не совсем правы. Забываете о Татьяне Ворониной. Она на гастролях в Париже. Десять дней, четыре концерта. Это открывает перед нами интересные перспективы.
* * *Павел Черный снимал квартиру на территории Тринити-колледж, расположенном в самом центре Дублина. Она его вполне устраивала. Вообще, все в этом удивительном городе ему нравилось.
Политическое убежище Черный попросил, выполняя срочный приказ Масловского. Перебежать ему следовало в Ирландию, в этом состоял смысл всего плана. Какой-нибудь из университетов должен был предложить ему работу — международное признание Черного как ученого было достаточно высоким. Этим достигалась прекрасная возможность для связи с Кухулином — в то время советского посольства в Ирландии еще не было, а держать связь через Лондон не совсем удобно. Сейчас, правда, все препятствия устранены и связь с Центром поддерживается через сотрудников КГБ, работающих под крышей посольства.
Да, хорошие были годы. Дублин представлялся Черному раем, о котором он мечтал. Интеллектуальная свобода, приятное окружение и сам город — Павел влюбился в столицу Ирландии. Размышляя об этом, он в полдень ушел из Тринити и направился к реке.
Стараясь не бросаться в глаза, за ним следовал Майкл Мерфи. Не замечая слежки, Черный быстро шагал по набережной Лифей, пока не дошел до Набережной Ольстера. На ней стояла довольно уродливая викторианская церковь из красного кирпича. Черный быстро поднялся по ступенькам и вошел внутрь. Мерфи приостановился, чтобы рассмотреть вывеску, сделанную из уже облупившихся позолоченных букв: «Королева Вселенной». Внизу висело расписание проповедей. Исповеди совершались в час и пять часов дня в будние дни. Мерфи открыл дверь.
В церкви пахло свечами и ладаном. С десяток людей неспешной вереницей проходили мимо двух исповедален. Павел Черный пристроился в очередь к одной из них.
— О Иисусе! — удивленно прошептал Мерфи. — Старый педик решил покаяться. — Он спрятался за колонной и стал ждать.
Минут через пятнадцать подошла очередь Черного. Тот нырнул в исповедальню, притворил за собой дверь, сел, приблизив лицо к решетке.
— Благослови меня, святой отец, ибо я согрешил, — сказал он по-русски.
— Как смешно, Павел, — ответил на том же языке голос с другой стороны решетки.
