Алексей Кудашин - Левый берег
Он снял одну из трубок и громко проговорил:
— Центральная! Я — Двадцать пятый. Остановили рымский автобус… "Мерседес"… Да… Номера сейчас уточню. Да, помню… После проверки сразу доложу…
Закончив разговор, "старлей" внимательно посмотрел на усатого полного старшину, мирно дремавшего у дальней стены на длинной, обитой черным дерматином и порезанной в нескольких местах скамейке.
— Ладно… Спи, фиг с тобой… — пробурчал он и повернулся на кресле в сторону дороги.
Лысый и, насколько можно было судить со стороны, весьма нетрезвый мужик достал из кармана удостоверение и показал его милиционерам.
"Твою мать! — мелькнуло в голове у "старлея". — Дмитрич же об этом по секрету предупреждал…".
Лоб мгновенно покрылся холодным липким потом, ноги стали ватными. "Старлей" машинально расстегнул кобуру, но, мгновение подумав, потянулся к телефонной трубке.
Это было последнее, что он успел сделать… То, что происходило потом, заняло не более нескольких секунд.
Через стекло "старлей" вдруг увидел, что голова стоящего у двери автобуса сержанта лопнула. Бесшумно разлетелась на куски, забрызгав стоящих рядом милиционера и двух пассажиров. С ними, кстати, тоже происходили непонятные вещи. Лысый мужик, еще секунду назад добродушный и пьяненький, вдруг весь сжался, как пружина. Из рукава вылетела блестящая полоска, описавшая полукруг перед головой второго милиционера. Рядовой, постояв секунду, схватился обеими руками за горло и повалился на асфальт. Полосатый "бык" быстро зигзагами побежал к помещению поста, на ходу вынимая из-за спины стального цвета пистолет с неестественно длинным дулом.
Но добежал он или нет, "старлей" не увидел. Он запомнил только звон разбитого стекла и сильный, невыносимо сильный хлопок и неестественно яркую вспышку. Он потерял зрение и слух, схватился за уши и сжался на полу в позе эмбриона. Вскочивший и тут же ослепший и оглохший старшина резко дернулся и камнем рухнул вниз. Позади него на обитой белым пластиком стене зияло отверстие, обрамленное брызгами крови.
— Какого х…я! — заорал вбежавший в комнату лысый, сильно толкнув плечом деловито оглядывающего обстановку парня в полосатой футболке, обращаясь не к нему, а к стоящему снаружи, возле разбитого окна мужику, спокойно убирающему за спину короткую винтовку с большим оптическим прицелом.
— Он дал знать своим, — ответил он, глядя лысому прямо в глаза. — И кобуру расстегнул. Видимо, у них была информация…
— Да. Эти… — полосатый указал пальцем на автобус, в который быстро затаскивали два трупа, — нам сказали, что у них — приказ: досматривать все автобусы. Наследили наши где-то, видимо…
— Не мудрено, — неожиданно спокойно бросил лысый. — Слишком большое количество людей перемещается. Нас предупреждали… Этот пока нужен живой, — кивнул он на лежащего старшего лейтенанта.
Парень в полосатой футболке вместе со здоровым детиной, невесть откуда появившимся, рывком усадили милиционера на стул и сковали запястья наручниками. Амбал застыл за его спиной.
— Грязно сработали… — задумчиво оглядывая помещение, сказал командир.
— Экспромт чистым редко получается, — философски заметил полосатый.
— Ничего, — подумав, резюмировал лысый. — Все равно, считай, уже приехали… Метнись, скажи нашим, — он резко обернулся к парню. — Пусть выйдут, покурят… Проезжающие люди пусть думают, что автобус тормознули, и "водилу" на посту "гаишники" мурыжат. Серега — свет! — крикнул он все еще стоящему в окне стрелку.
Тот подбежал на несколько метров к дороге, на ходу снимая со спины винтарь и, присев на одно колено, двумя беззвучными выстрелами разбил два дорожных фонаря по обеим сторонам от поста.
— Эй! — крикнул он бегущему к автобусу полосатому. — Скажи еще, чтоб назад чуть-чуть сдал. Вид закрыть…
Со стороны города подъехала белая "семерка" и, резко развернувшись с противоположной полосы, стала перед автобусом. Из нее вышел крепкий, на вид очень молодой паренек со шрамом поперек всего лица.
— Что там? — спокойно поинтересовался он у стрелка.
— Нормально все. Пришлось работать. Так надо было. Жди в машине, — на ходу бросил мужчина и скрылся в кустах.
— Теперь-то уже кого прикрывать… — вяло, но достаточно громко сказал водитель.
— Иди в машину, — повторил голос из темноты кустарника.
Время тянулось мучительно долго. В комнату вновь вошел полосатый.
— Хотя бы пять минут… — тихо пробурчал лысый, глядя на часы.
Мимо поста проехали две легковушки, как положено, снижая скорость. "Старлей" тяжело дышал. От него несло потом и страхом.
— Ну все, — удовлетворенно сказал командир и, схватив милиционера за волосы, резко запрокинул его голову вверх и прошипел в самое ухо.
— Слушай меня сюда. Слушай очень внимательно… Сейчас ты позвонишь своим и скажешь, что это был рейсовый автобус, вы все проверили и ничего подозрительного не обнаружили. Если ты это сделаешь, слово офицера — будешь жить. Откажешься или вздумаешь геройствовать — я тебя убью прямо здесь. Вот на этом самом стуле. Я выстрелю тебе в затылок. Ты понимаешь меня?
— П-п-понимаю… — захлопал глазами "старлей".
— Звонить будешь?
— Буду.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно заключил лысый и отпустил милиционера. — А теперь, посиди минуту и успокойся…
— Не надо, — голос старшего лейтенанта звучал уже увереннее. — Я позвоню. Только не убивайте. У меня — семья"…
— У меня тоже, — лысый заглянул ему в глаза. — Так вот: если ты хочешь к ней вернуться — сделай все правильно.
— Я сделаю, сделаю…
Командир снял трубку.
— Куда нажимать?
Милиционер кивнул на большую оранжевую кнопку. Лысый аккуратно, будто боясь повредить, нажал ее и приставил трубку к голове "старлея".
— Центральная? — не очень уверенным, но все-таки достаточно твердым голосом начал милиционер. — Докладывает Двадцать пятый… Проверили… Все в порядке. Это был рейсовый… Да, досмотрели. Ничего подозрительного не обнаружили… Отбой.
Командир сразу повесил трубку и наотмашь ударил не успевшего повернуть к нему голову "старлея" ребром ладони по шее.
— Несите этого в автобус, — сказал он двум бойцам, показывая на убитого старшину. — "Жмуриков" потом скинем. Этого возьму я. — Командир снял ремень со "старлея" и положил в карман пистолет. — В автобусе скрутите по рукам и ногам. Потом отпустим. Лишние жертвы ни к чему.
Парни вынесли безжизненное тело из комнаты и потащили. Из багажного отделения автобуса в салон быстро грузили черные, набитые чем-то тяжелым, сумки. Лысый, кряхтя, взвалил милиционера на плечо.
— Стар я уже для таких прогулок", — как-то по-стариковски пробурчал он и, выходя, погасил свет.
— По коням, — резко крикнул он курившим возле автобуса мужчинам, отдавая ближайшему висящего у него на плече милиционера. — И давайте, готовьтесь. Почти приехали. Скоро начнем…
Вдалеке показались фары приближающегося автомобиля.
— Сильно вперед не уходите! — крикнул лысый вышедшему из кустов мужику с винтовкой, последним залезая в автобус.
Тот махнул рукой и сел в белую "семерку". Машина тут же сорвалась с места. "Мерседес" неспешно поплыл за ней.
Стационарный пост накрыла темнота. Окна угрюмо чернели, выделяясь на фоне светлых побеленных стен. Со стороны дороги было не разглядеть, ни выбитых стекол, не начинающих подсыхать пятен крови на асфальте.
"Спят "менты". Ну и отличненько…", — думал сонный водила "Газели", везущий стиральный порошок в Александров, проезжая пост через пару минут после автобуса.
23.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Октябрьской революции. 01:56
— Слышь, Петрович… А если серьезно, тебе это все зачем? — глядя в темноту, спросил Саша.
Теперь он сидел на переднем сиденье, поставив между ног АКМ.
В "пятерке" стало тесно. Мешало оружие и длинное пластиковое древко флага, положенного вдоль салона на плечо сидевшего сзади посередине сиденья Максима Павловича. В салоне было темно и тихо. Мимо машины, стоящей у обочины недалеко от моста, редко проезжали ночные "легковушки" с шумной молодежью или небольшие грузовички, терпеливо, как муравьи, развозившие товары в магазины и ларьки в любое время суток. Окна были немного приоткрыты, исключительно для притока свежего воздуха.
— Нет, это, конечно, твое решение… — продолжил командир. — Я просто тебя не понимаю. Программы ты нашей не знаешь, ни с кем не знаком…
— Программу свою вы мне изложили, — процедил Петрович. — Мне она — подходящая. Не знаю Вас, то верно… Да только я, сынок, не первый день на свете живу. И людей видеть умею. Не бандиты вы. Обычные наши мужики. И дело ваше правое. За него и повоевать — не грех.
— Ну-ну… — неопределенно промычал Саша.
Не о том хотел сказать Петрович. Но слишком много у него было на душе, чтобы вот так сразу переложить это на слова.
