Анатолий Стась - Подземный факел
Я достал конверт. В нем была записка от шарфюрера Коленды. Вот ее содержание: «Чемодан уцелел. Попробую сберечь бумаги, но не уверен, что смогу доставить их по назначению».
— На этом Гольбах кончает свой рассказ, — сказал Сандерс, откладывая стенограмму в сторону. — Продолжение истории с архивом Крылача изложено в записи рассказа шарфюрера, назвавшегося Колендой.
— Читайте от этого места, — ткнул пальцем в бумагу Уррен и снова потянулся к бутылке.
Капитан Вентрис был весь внимание, он старался не пропустить ни слова, вслушиваясь в монотонный голос Сандерса.
«…Когда из-за леса внезапно появились штурмовики Советов, майор хотел выпрыгнуть из машины. Взрывом ему оторвало ногу и размозжило череп. Оба солдата тоже погибли. Одному снесло полголовы осколком, другому распороло живот. Потом я видел его кишки, перемешанные с землей. Наверное, солдат еще немного жил и полз куда-то в сторону от дороги».
— Эти живописные детали приводят меня в умиление, — скорчил брезгливую гримасу Уррен.
Сандерс улыбнулся, пожал плечами.
— Каждый по-своему воспринимает окружающее, у каждого свой стиль. Впрочем, отдельные впечатления бывшего шарфюрера дивизии «СС-Галичина» прямого отношения к изобретению инженера Крылача не имеют, их можно опустить. Пойдем дальше.
«…Меня контузило легко. Гольбаху досталось больше: у него были переломаны ребра и пробита осколком грудь. Нас подобрали солдаты с бронетранспортера. Придя в себя, я понял, что чемодан остался в разбитой машине. Просил развернуть бронетранспортер и вернуться назад, но солдаты, по-видимому, сочли меня за сумасшедшего. Пришлось взяться за пистолет. Командир бронетранспортера, сопливый лейтенантик, у которого еще молоко на губах не обсохло, пригрозил выкинуть меня из машины. Я с удовольствием бы разрядил пистолет в его прыщеватую морду, но солдаты и без того косо посматривали на мой эсэсовский мундир.
Нас доставили в госпиталь, в городок, расположенный в низине, километрах в тридцати от шоссе. Гольбаха положили на операционный стол, а я сел в один из санитарных автофургонов, отправлявшихся за ранеными, и через час был уже на том месте, где нас разбомбили.
Шоссе запрудили войска. Артиллерия русских обстреливала отступающие немецкие части. В лесу и на дороге рвались снаряды. В кюветах валялись трупы и разбитые машины. Я нашел то, что осталось от нашего «хорьха». Забрызганный кровью чемодан лежал возле убитого майора.
Вернувшись в госпиталь, я оставил Гольбаху записку, забрал чемодан с бумагами и с минометчиками какого-то егерского полка отходил к Карпатам. В горах егерей зажали в кольцо, но мне удалось выскользнуть. Я оказался в тылу советских войск. Пришлось пробираться назад. В лесах скрывался несколько недель, потом встретил боевку ОУН. К нам присоединилась также группа стрелков из дивизии «СС-Галичина», в списках которой числился и я, хотя почти все время находился у Людвигса. Дивизию разбили под Бродами, и она тоже не смогла отойти с немецкой армией. Если бы эти сволочи-галичане не начали разбегаться, можно было бы еще кое-что сделать. Но скоро наш отряд уменьшился больше чем наполовину… Позже я вынужден был спрятать архив Крылача на советской территории, а сам пробрался на Запад».
2
— Вот и все, — закончил Сандерс и передал стенограмму Уррену. В комнате наступило молчание.
— Я жду ваших вопросов, Вентрис, — забарабанил пальцами по столу Уррен.
Вентрис лихорадочно думал. Он понимал, что вызвали его в этот кабинет неспроста, что ему предстоит работа. Они — молодящийся Уррен и напомаженный, будто облизанный, Сандерс — относились к нему всегда с плохо скрываемым пренебрежением. Этих доверенных шефа, его «референтов» по особо важным вопросам, Вентрис побаивался и не любил. Собиратели чужих мыслей, они, прикрываясь званием технических специалистов, шныряли всюду — в Европе, Латинской Америке, в Азии, на Ближнем Востоке, вынюхивали, выспрашивали, копались в газетах, журналах, в научных вестниках, с ножницами в руках добывали те же самые сведения, которые собирало ведомство Вентриса иным путем. Они и Вентрис — одного поля ягоды. Правда, последнее время Вентриса преследовали неудачи. Но, судя по всему, они тоже не могли похвалиться успехами. Вентрис чувствовал это, но вынужден был молчаливо сносить окрики Уррена. Ему платили за его работу, и он должен был безропотно подчиняться им, выполнять их волю. За спиной Уррена с его штатом специалистов стоял шеф, всемогущий нефтяной король, владелец миллиардных кладов «черного золота». А он, Вентрис, всего лишь маленький винтик колоссального механизма фирмы, он руководит ее негласным разведывательным отделом, так называемым «информационным бюро».
— Да, да, — кивнул Вентрис, — с вашего позволения, я хочу спросить: каким образом эти двое встретились снова?
— Коленда слонялся по Германии, как и многие ему подобные. Перебивался кое-как. Потом установил контакт с украинскими националистами в Мюнхене. Эти господа, как известно, строят грандиозные планы, а вот с этим у них, — Уррен выразительно потер палец о палец, — дела обстоят неважно. Мюнхенские оуновцы, чтобы набить себе цену, не очень энергично начали выполнять инструкции наших центров… Впрочем, тут мы уже вторгаемся в сферу политики, а меня она не касается. В общем, коллеги поручили Коленде и еще одному бандеровцу пополнить кассу своей организации. В результате — переход через границу в Восточную Германию, налет на ювелирный магазин в Гранау и провал. Но я уже говорил вам: Гольбах служил там в полиции. Он узнал старого приятеля и выхватил его из рук «своих» подчиненных. Спасал он его, конечно, не из чувства любви, а из-за бумаг Крылача.
— Знает ли Гольбах о сути открытия инженера? — снова задал вопрос Вентрис.
Уррен поднял указательный палец:
— О! Отсюда и следует танцевать. В общих чертах, но все же знает. Гольбах прошел школу Гиммлера. Вспомните, что Гольбах услышал во время беседы оберштурмбанфюрера Людвигса с прибывшим из Берлина майором: «Открытие, в котором заинтересована военная промышленность Германии…» Возможно ли, чтобы такое интригующее заявление не возбудило профессионального интереса разведчика? К тому же он принимал участие в аресте Крылача. Гольбах разбирал бумаги инженера вместе с майором и, не сомневайтесь, у него хватило сообразительности заглянуть в них и убедиться в том, что речь действительно идет о нефти. Смекнуть, что наша фирма за каждую бумажку из архива Крылача заплатит бумажкой из чековой книжки шефа, — на это у Гольбаха тоже хватило ума, будьте уверены!
— А Коленда? Знает он, чем наполнен чемодан?
— Догадывается, что бумаги представляют большую ценность. Как видите, он умалчивает о том, где спрятан архив Крылача. Шарфюрер тоже не дурак, успел сориентироваться. Наверное, не без помощи Гольбаха. Вас не удивил, Вентрис, странный провал в памяти у обоих? Коленда не называет городка, в котором располагался госпиталь, Гольбах тоже «забыл» название. Они скрывают даже приблизительные координаты, где спрятаны бумаги. И правильно делают, убей меня гром! Не думайте, капитан, что мы имеем дело с простачками, которым не терпелось как можно быстрее открыть нам свою тайну. И Гольбах понимает, что мы с вами не преминули бы и без него, и без шарфюрера познакомиться с содержимым чемодана. Выручая Коленду, Гольбах ставил на карту свою жизнь и, вполне естественно, хочет сорвать крупный куш.
— Он избрал роль посредника между нами и шарфюрером?
— Нет, Гольбах — претендент на роль главного компаньона в этом деле и постарается не спускать глаз с Коленды. Ведь Гольбаху тоже неизвестно, где лежат бумаги Крылача.
— Значит, они будут действовать вдвоем?
— Об этом следует подумать. Возможно, придется даже… гм… исключить Гольбаха из игры. Вы меня понимаете, Вентрис? Но спешить нельзя. Если только шарфюрер почувствует неладное, он сможет догадаться, что его ждет такая же участь после того, как архив Крылача попадет к нам в руки. Коленде еще взбредет в голову пойти там, в России, с повинной к большевикам, прикрываясь своим драгоценным чемоданом.
— Он не пойдет, мистер Уррен. Бывшего эсэсовца коммунисты вряд ли примут с раскрытыми объятиями, даже если бы он попробовал откупиться сокровищами царя Соломона, — отозвался Сандерс.
— Возможно, — проговорил Уррен. — Так или иначе, Гольбах и Коленда хотят получить за бумаги инженера наличными. Как быть с Гольбахом, время покажет, а пока пусть действуют вдвоем. Повторяю: один неосторожный шаг с нашей стороны, и шарфюрера можно спугнуть. Тогда пиши пропало: архив ускользнет от нас навсегда.
По скуластому лицу Вентриса пробежала тень озабоченности и сомнения. Это не ускользнуло от внимания Уррена. Он предостерегающе махнул рукой.
