Дональд Гамильтон - У убийц блестят глаза
– Разве мои чувства могут сыграть какую-то роль в твоем решении?
– Пожалуй. Немного. Ты пригласил меня сюда. И я ценю это. Работа открывала мне большие возможности, и я старался, как мог... К тому же ты... Черт меня побери! Ты – прекрасный парень, и мы вместе превосходно проводили время. Мне ненавистна мысль, что я сбегаю, бросая тебя именно в гот момент, когда все требуют результатов. Но я просто обязан так поступить, Грег. – Джек встал, подошел к окну, отодвинул штору и бесцельно посмотрел в темноту. – Я только что оттуда, – произнес он спокойно. – Ты не знаешь, на что это похоже... Это.... это сотня квадратных миль... из ничего... Ничего, кроме стекла.
– Стекла?
– Вулканическое стекло. Похоже на обсидиан. Получается, если расплавленный камень слишком быстро остывает, не успев кристаллизоваться. – Джек читал много трудов по геологии, пока его не захватила урановая лихорадка.
– Сотня миль стекла, – повторил я.
– Вот именно.
– Какой толщины?
– По крайней мере несколько футов.
– Но не более?
Он посмотрел на меня:
– Нет, как и было по твоим расчетам.
– Горячее?
– Ты имеешь в виду температуру или радиоактивность?
– И то и другое.
– Мы не смогли сделать замеры. Все еще дымилось. Послали вертолет посмотреть, как и что, и поискать следы Нортропа и его команды. Не нашли ничего. Ни барака, ни наблюдательного пункта, ничего. Одно стекло. – Он тяжело вздохнул. – Похоже, что ты был прав в своих расчетах. Оружие будет сверхмощным, но надо сначала научиться им управлять.
– Но ты не хочешь помочь нам в работе над этим? Он потряс головой:
– С меня хватит, Грег. Буду с тобой откровенным – я испугался до чертиков.
Я перевел взгляд с его лица на кактус Рут. Мало того что перепутаны цвета, она и красный цвет не могла передать – в красном должны быть проблески пурпура.
– Джек, кто остановил это? Он снова покачал головой:
– Я не знаю. Наверно, сам Господь. Кто может остановить начавшуюся цепную реакцию в неограниченном количестве материала?
– Это не ответ. Мы не можем привлечь Его. Да и Вашингтон, вероятно, не поддержит эту теорию из соображений безопасности. Разве Он не состоит в родстве со своим радикальным Сыном?
– Я вижу, тебе все это безразлично, Грег. Сотня квадратных миль земной поверхности испарилась, превратилась в ничто. А если бы это не остановилось, Грег? Ты думал о таком варианте?
– Он приходил мне в голову.
– Один из воздушных наблюдателей рассказал, что видел. Знаешь, на что это было похоже? Как будто уронили горящий уголь на кусок оберточной бумаги. Бумага сначала тлеет, обугливается, в центре образуется дыра, она растет и растет, и вдруг подует ветер, появится огонь и...
– Джек, послушай, не надо игры слов. Ты сравниваешь простую реакцию горения, где взаимодействуют только кислород и целлюлоза, со сложнейшей реакцией, включающей...
– Саму Землю... – Он повернулся, глядя мне в лицо. – Ты ведь не знаешь, что остановило реакцию на этот раз? И не знаешь, что произойдет в следующий раз?
– Я знаю одно – нам надо узнать побольше о процессе.
– А я знаю, что мы узнали слишком много. И поэтому я ухожу. Миссис Бейтс не для того родила сына на свет божий, чтобы он устроил вселенский пожар. Грег, лети туда. Посмотри сам. Там сплошная твердая блестящая масса, за исключением мест, вздувшихся пузырями, как мексиканское стекло.
Ничего вокруг – ни дерева, ни травы, ни даже камня. Только гладкая блестящая дымящаяся поверхность, она простирается до горизонта. А ты стоишь и думаешь, что могло бы произойти, если бы реакция не прекратилась. Светящийся стеклянный шарик несется сквозь космос, как рождественский елочный шар.
– Джек, обо всем, что касается жизни на Земле, человечество узнает рано или поздно, хочет кто-то этого или нет.
– Я слышал такой аргумент. И другой – мол, что нельзя, чтобы обо всем первыми узнали русские. Я хочу, чтобы об этом никто не узнал вообще. Один человек на свете точно знает, что не хочет продолжения опыта. И этот человек – я. Я не могу остановить тебя, или остановить русских, или кого-то другого, из тех, кто любит подобные рискованные развлечения. Но не хочу быть одним из них. Не хочу иметь это на моей совести.
– Что ж, прощай, мой мальчик, желаю тебе и твоей совести всяческих благ.
Я встал и вышел из комнаты в холл, не оглядываясь назад. Я забрал свою куртку, свою жену и ушел оттуда. На улице меня так и пронзило ночным холодом. Я остановился поднять “молнию” на куртке и с завистью посмотрел на припаркованный у дверей огромный джип. Вот что, по моему мнению, является настоящей машиной, а не сверкающее хромированное чудо на колесах. Даже на переднем бампере прикреплена лебедка – если Джек застрянет, то вытащит себя сам, привязав джип к дереву. Проблема была только в том, что редко отыщешь дерево в тех местах, где водится урановая руда.
– Ты можешь сказать, в чем дело? – спросила Натали.
– Джек уходит.
– Почему?
– То ли испугался, то ли у него приступ совести, как у старины Фишера. Он хочет, чтобы мы прекратили опыты, завязали с этой проблемой. Хочет оставить ее решение Богу.
Она помолчала, потом спросила:
– Дорогой, а не окажется, что он прав? Я ухмыльнулся и взял ее за руку:
– Ты меня не очень-то утешаешь. Но захочет ли Господь беспокоиться об этом? Во Вселенной много других планет, и наша – далеко не самая для Него важная.
Глава 8
Я проснулся с легкой головной болью и поначалу не мог понять, где нахожусь – потолок над головой был белый с лепниной, вместо голубого, к которому я привык по утрам. Не сказать, что я большой любитель лепных украшений на потолках и стенах, но, поскольку они все равно уже имеются здесь, какой смысл раздумывать, нравится мне это или нет. Пока я ориентировался в пространстве, вспоминая события прошедшей ночи, вошла Натали с подносом.
– Ты проснулся, дорогой?
– Угу. – Я сел на огромной квадратной двуспальной кровати, которая не имела изголовья. – Который час?
– Почти одиннадцать. Сегодня четверг.
Она поставила поднос на туалетный столик и подошла ко мне. Уже полностью одетая в свой любимый костюм для прогулки около дома, состоявший из бермудов, шерстяных носков до колен и отлично вычищенных туфель-мокасин. Спрашивается, где логика – сначала оголить ноги, надевая шорты, и тут же прикрывать их снова гольфами? Это всегда для меня оставалось загадкой. Темные волосы, гладкие и блестящие, обрамляли сияющее свежестью и улыбкой лицо. Если бы я и сомневался в подлинности своих воспоминаний о событиях прошедшей ночи, после того как мы вернулись домой, то сейчас мои сомнения сразу исчезли при взгляде на Натали – секс всегда шел ей на пользу.
Она наклонилась, слегка меня поцеловала и усмехнулась:
– Ну, этой ночью нам пришлось постараться на совесть, чтобы уложить тебя спать, зато сегодня ты выспался как следует. Как ты себя чувствуешь?
– Кто потрудился и над чем?
Она выглядела очень хорошенькой, но все же слишком уж нарядной и далекой. Я протянул руку, схватил ее за шорты, подтянул к себе так, что она, потеряв равновесие, упала ко мне на кровать. Я схватил ее в объятия и поцеловал с такой силой, что испортил аккуратно наложенный свежий слой губной помады.
– Я великолепно себя чувствую.
– Хватит, бесстыдник. – Она попыталась оттолкнуть меня. – Твой завтрак остынет. – Но голос звучал несколько странно, а ее старания освободиться были неубедительны. Она еще посопротивлялась, потом я поцеловал ее снова, и после мы перешли к другим занятиям для взрослых.
– Надо было подумать раньше, прежде чем выходить за гения, – наконец выдохнула Натали. – Шесть месяцев в году он не замечает моего существования, а в остальное время к нему просто опасно приближаться. – Она потерла щеку. – Дорогой, если позволишь, одно замечание: в следующий раз сначала побрейся, прежде чем страсть захватит тебя.
Я ухмыльнулся. Она села на кровати, подтянула гольфы, опять надела мокасины, встала и начала исправлять ущерб, нанесенный ее туалету. Достала из шкафа свежую рубашку вместо прежней, изрядно помятой, и исчезла в ванной. Я принес поднос со столика на кровать и начал завтракать. Вскоре она вернулась и снова выглядела свежо и соблазнительно. Натали налила себе кофе и, присев на кровать, стала пить, оглядывая свою спальню.
– Кажется, я переделаю эту комнату.
Я тоже оглядел критическим взором большую спальню. В бело-черных тонах, очень современную и холодную. У меня раньше было другое представление о дамских будуарах. Но какое это имеет значение? Когда я нахожусь здесь, меня меньше всего интересует интерьер, а в остальное время я сплю в своей комнате.
– Продолжай, – разрешил я.
– Я считаю... Дорогой, как твой живот?
– Прекрасно. Почему ты спросила?
– Не надо было разрешать тебе вчера ночью пить. Ты уверен, что у тебя ничего не болит?
– Я в полном порядке, принцесса. Ты меня не перестаешь спрашивать о том, как я себя чувствую, все последние пять месяцев.
