Роберт Ладлэм - Патрульные апокалипсиса
— Разве римляне учили французский?
— Им не надо было, вот и весь ответ. — Первый охранник вошел в номер Лэтема, Дру последовал за ним и закрыл дверь. — Где эта записка, мсье?
— Там, на столе, — сказал Лэтем, идя за французом. — Бумага с текстом прямо в центре, я развернул ее, чтоб вам удобно было прочитать.
Охранник взял листок бумаги со странными словами, записанными на слух. В это время Лэтем, проводя прием айкидо, поднял руки ладонями под углом вниз, и на плечи охранника обрушилось два молота — тот сразу потерял сознание. Это был ошеломительный удар, болезненный, но не травмирующий. Дру оттащил тело в спальню, сдернул простыни с кровати и разорвал их на длинные узкие ленты. Через девяносто секунд охранник лежал на матраце лицом вниз, руки и ноги были привязаны к столбикам кровати, а рот закрывала тонкая полоска ткани, позволяющая вдыхать и выдыхать.
Схватив разорванные простыни, Лэтем выбежал из спальни, захлопнув за собой дверь, бросил их на стул и открыл дверь в коридор. Спокойно вышел и обратился ко второму охраннику, которого было едва видно в полумраке:
— Ваш коллега говорит, ему нужно срочно переговорить с вами, прежде чем звонить этому, как его... Монтро или Моно?
— Monsieur le directeur?
— Да, ему. Говорит, то что я записал — это фантастик.
—Пустите! — промчавшись по коридору, заорал второй охранник и ворвался в номер. — Где?..
Рубящий удар айкидо по шее прервал его вопрос, под ребра воткнулись два пальца, и от этих болевых приемов он временно задохнулся и потерял сознание, но опять-таки без ущерба для здоровья. Дру затащил его на диван и проделал то же, что и с первым офицером Второго бюро, но с необходимыми вариациями. Охранник ничком лежал на подушках с вытянутыми конечностями, привязанными к ножкам дивана, с завязанным ртом, но голова была развернута, чтобы ему можно было дышать. Последнее, что сделал Лэтем, — это выдернул из розеток телефоны в обеих комнатах. Теперь ему ничто не мешало начать розыск.
Глава 31
Он поднялся по ступенькам дома Филлис Крэнстон на рю Павэ, вошел в вестибюль и нажал на кнопку ее квартиры. Никто не ответил, он продолжал звонить, думая, что она может быть в ступоре, если Витковски прав. Дру уже готов был сдаться, когда из коридора появилась тучная пожилая женщина, она заметила, на какую кнопку он жмет, и заговорила с ним по-французски:
— Вам нужна Бабочка?
— Я вас не понимаю.
— Ah, Americain. Вы ужасно говорите по-французски, — добавила она по-английски. — Я была самой несчастной женщиной в Париже, когда ваши аэродромы перевели из Франции.
— Вы знаете мисс Крэнстон?
— Кто ее здесь не знает? Она такая милая, а когда-то была хорошенькой, как и я. Впрочем, с какой стати я должна вам что-то еще рассказывать?
— Мне нужно с ней поговорить, это срочно.
— Потому что вы возбуждены, так ведь? Я вот что вам скажу: может, у нее и есть пагубное пристрастие, но она не шлюха.
— А я вовсе и не шлюху ищу, мадам. Я пытаюсь найти человека, который может срочно дать мне информацию, и этот человек. — Филлис Крэнстон.
— Хм, — задумчиво произнесла женщина, изучая Дру. — Вы не затем ищете ее, чтоб обмануть? Если да, то знайте — друзья в этом доме защитят ее. Я уже сказала, она милая, добрая, выручает людей, которым нужна помощь. Мы здесь не бедные, но многие на грани из-за всех этих налогов и высоких цен. А у Бабочки хватает американских денег, и она никогда не просит вернуть долг. В свободные дни присматривает за детьми, чтоб их матери могли работать. Вам не удастся навредить ей, во всяком случае не здесь.
— Не собираюсь я ей вредить, вашей матери Терезе. Я же сказал, мне нужно получить у нее нужную информацию.
— Не упоминайте при мне catholique, мсье. Я сама католичка; но мы сказали этому мерзкому священнику, чтоб держался от нее подальше!
«Вот это удача!» — подумал Лэтем. И, напустив на лицо недоумевающее выражение, спросил:
— Священнику?
— Он обманул ее, и сейчас продолжает обманывать!
— Каким образом?
— Он приходит по ночам, а отпущение грехов у него между ног.
— И она принимает его?
— У нее нет выбора — он ее духовник.
— Сукин сын!Слушайте, мне необходимоее найти. Я разговаривал с этим священником, он назвал мне ее имя. Понимаете, он мог сказать ей нечто такое, чего не должен был говорить.
— Кто вы такой?
— Тот, кто — хотите верьте, хотите нет — борется за Францию не меньше, чем за свою страну. Мадам, нацисты, проклятие нацисты снова начинают маршировать по всей Европе! Знаю, это звучит мелодраматично, но так оно и есть.
— Ребенком я видела, как они казнили людей на площадях, — прошептала старуха, морщины ее обозначились резче. — Они опять могут это сделать?
— До этого далеко, но остановить их надо сейчас.
— А при чем тут наша Бабочка?
— Ей дали информацию, которой она могла по неведению поделиться с кем-то еще. А может, и не по неведению. Большего сказать не могу. Если ее здесь нет, то где она?
— Я только что собиралась послать вас в «Труа Куронн», в кафе на этой улице, но уже за полночь и идти туда нет необходимости. Она прямо позади вас, наш сосед мсье дю Буа помогает ей подняться по ступенькам. Ясно, что у нее за болезнь — пьет много. Ей хочется забыться, мсье, и вино помогает.
— А почему ей хочется забыться?
— Это не мое дело, а если о чем и знаю — держу при себе. Мы здесь опекаем нашу Бабочку.
— Вы не проводите меня в ее квартиру — сами убедитесь, и вы и мсье дю Буа, что я не сделаю ей ничего плохого? Я просто хочу задать несколько вопросов.
— Наедине вы с ней не останетесь, уверяю вас. Никаких переодетых священников!
* * *Филлис Крэнстон была невысокой женщиной лет сорока пяти — пятидесяти, крепкого, даже атлетического телосложения. Хотя она нетвердо держалась на ногах, передвигалась уверенно, с вызовом, одновременно поддаваясь и сопротивляясь состоянию опьянения.
— Кофе кто-нибудь сделает? — потребовала она с сильным, в нос, акцентом американки со Среднего Запада, рухнув на стул в дальнем конце комнаты. Сосед дю Буа стоял рядом с ней.
— Он уже на плите. Бабочка, не волнуйся, — сказала старушка из вестибюля.
— А это что за тип? — спросила Крэнстон, показывая на Лэтема.
— Американец, моя милая, знает того мерзкого священника, от которого мы советовали тебе держаться подальше.
— Это свинья отпускает грехи таким шлюхам, как я, потому что только такие женщины ему и достаются! Этот ублюдок что, один из них? Пришел облегчиться?
— Уж в священники я меньше всего гожусь, — тихо и спокойно произнес Лэтем. — А что касается сексуального удовлетворения, я очень привязан к одной леди, которая об этом и заботится и с которой я надеюсь остаться на всю жизнь с благословения церкви или без оного.
— Боже мой, да ты настоящий обыватель! Откуда ты, парень?
— Из Коннектикута. А вы? Индиана или Огайо, а может быть, север Миссури?
— О, ты почти попал, красавчик. Я девочка из Сент-Луиса, родилась и выросла в провинции — какая скука, да?
— Откуда я знаю?
— А как ты узнал, что я из этой части добрых старых Штатов?
— По акценту. Меня учили различать его.
— Серьезно?.. О, спасибо за кофе, Элоиз. — Секретарь посольства взяла кружку и сделала несколько глотков, кивая после каждого. — Ты, наверно, думаешь, я законченная неудачница? — продолжала она, глядя на Лэтема, и вдруг резко выпрямилась, уставившись на него: — Подожди-ка, я тебя знаю! Тыофицер К.О.!
— Правильно, Филлис!
— Какого черта ты тут делаешь?
— Отец Манфред Ньюмен сообщил мне ваше имя.
— Этот идиот! Чтоб меня уволили?
— Не вижу причин, Филлис...
— Тогда почему ты здесь?
— Из-за отца Ньюмена. Он же сказал вам, не правда ли, кто такой полковник Уэбстер? Что это засекреченный американский разведчик из посольства, который уходит в подполье под другим именем, изменив внешность. Сказал, так ведь?
— Бог ты мой, да из него такое дерьмо поперло — любой нужник был бы мал. С ним всегда так, особенно когда до того возбудится, что, мне кажется, у меня задница треснет. Будто Господа Бога изображает — рассказывает тайны, которые только Ему известны, а когда кончает, то схватит меня за лицо и говорит, гореть мне в геенне огненной, если повторю кому, что он сказал.
— Почему же вы сейчас мне рассказываете?
— Почему? -Филлис Крэнстон сделала большой глоток кофе и ответила просто: — Потому что друзья тут объяснили мне, какая я дура. Я хороший человек... как вас там?.. и у меня есть проблема, о которой знают только здесь, в округе. Так что идите к черту.
— Помимо очевидного, в чем проблема, Филлис?
— Я отвечу за нее, господин American, — сказала старуха. — Это двуязычное дитя родителей-французов потеряло мужа и троих детей во время наводнения на Среднем Западе в девяносто первом году. Обезумевшая река у их дома уничтожила все. Она одна выжила, цеплялась за камни, пока ее не спасли. Почему, вы думаете, она присматривает за детьми когда только можно?
