Джозеф Файндер - Московский клуб
На каждом этаже Кремлевской больницы оборудовано по три компьютерных зала. С помощью компьютеров при необходимости можно было восстановить любые данные лабораторных анализов. Кроме того, стояло еще два компьютера в маленьких залах для проведения врачебных совещаний. Но, так как врачи предпочитали обходиться без них, эти компьютеры практически бездействовали.
Кузнецов часто думал о том, как же работают остальные больницы Советского Союза, в которых вообще нет никаких компьютеров. Как справедливо подметил Оруэлл, описавший Большого Брата, приспособления, подобные компьютерам, обычно отвергаются тоталитарным режимом. Ведь они делают информацию общедоступной, нарушая концентрацию ее в руках горстки чиновников. А информация означает власть. Кузнецов очень радовался, что в его клинике каждый врач имеет доступ к компьютерам. И все же он часто думал о том, сколько же времени понадобится администрации больницы для того, чтобы найти возможность ограничить этот доступ. Ведь в банки компьютеров заложены данные о состоянии здоровья самых влиятельных людей страны.
Кузнецов нашел пустой компьютерный зал и набрал код входа в банк информации.
В течение нескольких секунд экран оставался пустым, затем появилось изображение. Врач напечатал свой личный номер, а затем — восьмизначную цифру, соответствующую числу и году его рождения.
Опять пауза… потом возникла таблица. Кузнецов нажал на кнопку «Обзор данных» и дал компьютеру команду предоставить медицинские характеристики о состоянии здоровья всех членов Политбюро. Удивительно просто.
Его пока никто ни о чем не спрашивал. Но, если бы это произошло, у него была безупречная отговорка. Он просто делает ревизию качества лечения самых влиятельных и важных государственных деятелей. Возможно, кого-то из них необходимо положить на обследование. Необходимо время от времени проверять, кому из них надо уделить больше внимания, узнать, кто из них слишком часто обращается к личному врачу. Обычная процедура. В случае расспросов его бы только похвалили за добросовестность.
Теперь Кузнецов просматривал самую секретную информацию о состоянии здоровья людей, управляющих огромным Советским Союзом.
На Большой Пироговской улице в районе Лефортово, недалеко от Новодевичьего кладбища, в грязно-белом здании, построенном в классическом стиле, располагается главный военно-исторический архив Советского Союза. Подойдя к боковому входу, Шарлотта взяла пропуск, заказанный накануне ее другом из Министерства иностранных дел, и, обойдя дом, вошла в архив. После тщательной проверки документа ее пропустили. Поднявшись по широкой, чисто выметенной лестнице, она оказалась в просторном читальном зале. Около получаса Шарлотта рылась в каталогах и дружески болтала с библиотекаршами. Она искала один документ.
Но, как она и ожидала, нужная ей бумага была в спецхране, в закрытом хранилище. Получить ее было невозможно.
Мило улыбнувшись библиотекарям и поболтав несколько минут с милиционером у главного входа, Шарлотта ушла.
Александр Кузнецов работал быстро. Он уже выписал в блокнот все случаи серьезных заболеваний членов Политбюро. Болезни Вадима Медведева, Николая Рыжкова и Льва Зайкова врач счел не заслуживающими внимания: так, от небольших проблем с сердцем до гастритов и язв.
Сюрпризы начались на Андрее Дмитриевиче Павличенко. На экране появилась надпись: «В доступе отказано».
Это очень странно. Почему это в доступе отказано, если остальная информация предоставляется, даже о состоянии здоровья Горбачева? Возможно, потому, что Павличенко — председатель КГБ? Тайны и секреты очень в характере этой организации. Да, видимо, дело именно в этом.
Кузнецов опять попробовал. Безрезультатно.
Но должен же быть другой способ войти в банк данных. Должен быть. Кузнецов задумчиво барабанил пальцами по столу. Вдруг его осенило: кровь! Ведь существовал отдельный банк данных о группах крови. Он был создан для того, чтобы можно было держать под контролем запасы крови в больнице; чтобы быть уверенными в том, что в наличии имеется достаточное количество крови разных групп.
Врач набрал нужный код и опять начал барабанить пальцами по столу.
Один за другим он просмотрел данные на всех членов и кандидатов в члены Политбюро. В одном месте имя и фамилия объекта были стерты. Сверив всю информацию — возраст, физические характеристики — он понял, что это сведения о Павличенко.
Удача!
Внимательно глядя на экран, Кузнецов узнал, что личным врачом Павличенко был сам главврач больницы Евгений Новиков. Ну, это естественно. Но во время последнего посещения клиники Павличенко был не у Новикова, а у лучшего невропатолога Кремлевской больницы доктора Константина Белова. Он был лет на двадцать старше Кузнецова. Александр очень уважал этого человека. Но и тоже ничего странного: почему же главе КГБ не проконсультироваться у лучшего специалиста клиники?
«Надо вписать председателя КГБ в список тех, чье здоровье оставляет желать лучшего, — подумал Кузнецов. — Но почему ему понадобился невропатолог?»
Теперь первым делом он проверил результаты рентгена Павличенко. Все было нормально: никаких отклонений.
Потом вдруг ни с того ни с сего появились данные анализа сонной артерии. Очевидно, у Белова возникли какие-то подозрения относительно ее состояния. Наверное, у Павличенко были серьезные проблемы с ней. Возможно ли такое? Ангиограмма показывала, что правая сторона системы открыта, пятнадцать процентов — бляшка. Ладно… Но левая-то сторона совсем плоха. Поступление крови в левую часть мозга Павличенко значительно затруднено. Это означает, что удар неминуем.
Мимо комнаты кто-то прошел. Кузнецов нервно оторвался от экрана. Объяснить, зачем он рассматривает диаграммы Павличенко, не являясь его врачом, было бы очень трудно. Но человек прошел, не заглянув, и Александр вернулся к работе.
Следующим шагом он проверил результаты электрокардиограммы. Ничего особенного. Ни инфарктов, ни массовых поражений… Лишь незначительная корковая атрофия. Значит, никакого удара у Павличенко не было. Ясно как день.
Но с чем вообще обратился в больницу Павличенко? С какими жалобами?
Кузнецов вывел на монитор обзор больничных листов, включая записи Белова. Врач констатировал потерю зрения левого глаза пациента.
Но как же это может быть? Как же может ухудшаться зрение левого глаза, если поражена также левая часть? Это же бессмыслица! Это какая-то ошибка.
Возможно, неправильно введены результаты электрокардиограммы. А может, это вообще результаты анализов не Павличенко, а кого-нибудь другого? Подобные ошибки случались время от времени.
Кузнецов отдохнул несколько минут и решил довести это дело до конца. Сейчас он спустится в архив и найдет саму кардиограмму. Это опять-таки будет нетрудно объяснить в случае чего: обычное дело. Да и вообще технический персонал больницы редко задавал вопросы врачам ранга Кузнецова.
Спустившись вниз, он обнаружил нужный конверт пустым. Ему объяснили, что пленка у доктора Белова. Ну, к Белову идти, конечно, не следует. Это могло бы означать конец его карьеры в Кремлевской больнице. Отправиться обследовать предстательные железы где-нибудь в Томске. Навсегда.
Но есть еще одно место.
Рентгенкабинет размещался в подвальном помещении клиники. Это была холодная белая комната, в которой хозяйствовал техник Вася Рязанский. Кузнецов был поверхностно знаком с этим молодым парнем: однажды он снабдил Рязанского дозой антибиотиков для лечения трипера. Он тогда не предал это дело огласке. Сейчас он хотел получить по счету за свою доброту. Игра стоила свеч: это дело казалось Кузнецову все более и более подозрительным.
— А что такое? — хитро спросил Вася, когда Александр поинтересовался, как себя чувствует его трипер. — Тебе чего вообще нужно? — Тут он шутя выругался. И весело рассмеялся.
Кузнецов тоже расхохотался.
— Слушай, Вася, сделай мне одолжение. Я думаю, результаты кардиограмм сохраняются на твоем компьютере?
— Дальше что?
— Хочу взглянуть на одну.
— Слушай, не усложняй себе жизнь, — ответил Вася. — Шуруй наверх, в архив.
— Да был я там. Ее там нет. Сделай одолжение, посмотри у себя.
— А что конкретно интересует, товарищ доктор?
Когда Кузнецов сказал, Рязанский расширил глаза. Затем он медленно склонил голову в шутливом поклоне.
— Ну и ну… Привалило тебе счастье, а?
Пусть он думает, что меня приставили лечить Павличенко…
Вася набрал имя на клавиатуре компьютера.
— Данные остаются в банке около месяца. Затем они стираются, — сообщил Вася. Он был уже серьезен. — Пленки, знаешь ли, не хватает. Ее потом опять пускают в дело. Ты хоть знаешь, когда примерно была сделана кардиограмма? Я вообще не помню, чтобы я ее делал. Возможно, была не моя смена.
