Грэм Грин - Наемный убийца
— Где ты была?
Она постаралась подглядеть, что он читал, — это уже была не финансовая страница.
— Не знаю, что у них здесь происходит. Они соль, что ли, кладут в пломбир? — Он повернул разъяренное лицо к проходившему официанту. — И это называется «Слава Никербокера»?
— Я принесу вам другой, сэр.
— Нет, не принесете. Счет.
— Итак, на этом попрощаемся? — спросила Энн.
— Нет, нет, — сказал он и взглянул на нее. — Я не это имел в виду. Вы не уйдете и не бросите меня?
— Ну, а что же вы тогда хотите делать? В кино пойдем?
— Я надеялся, что вы пойдете ко мне; послушали бы музыку, выпили бы чего-нибудь.
Он не смотрел на нее. Он вряд ли сознавал, о чем говорит. Он не казался опасным. Энн думала, что она знает этот тип мужчин и сможет отделаться от него одним-двумя поцелуями, а когда он выпьет, попотчевать его сентиментальной историей, так чтобы он начал думать, что она его сестра. Это в последний раз. Скоро она будет принадлежать Матеру и тогда будет в безопасности. Надо разузнать, где живет мистер Дейвис…
Когда они вышли на площадь, их окружили певцы, шесть маленьких мальчиков, не имеющих никакого представления о мелодии.
— Такси, сэр? — спросил швейцар.
— Нет, — и мистер Дейвис объяснил Энн: — Если мы возьмем машину со стоянки, то сэкономим три пенса.
Мальчики стояли у него на пути, протягивая шапки за деньгами.
— С дороги! — сказал мистер Дейвис.
Детской интуицией они разгадали его неуверенность и дразнили его, следуя по обочине и распевая. Прохожие оглядывались. Кто-то захлопал в ладоши. Мистер Дейвис неожиданно обернулся и схватил за волосы ближайшего мальчишку. Он тянул его за волосы, пока мальчик не закричал, тянул, пока клок волос не остался у него между пальцев. Он сказал:
— Это тебя научит, — и, опускаясь через минуту на сиденье такси, произнес с наслаждением: — Со мной они не поиграют.
Его рот раскрылся, и нижняя губа была мокрой от слюны. Он наслаждался своей победой так же, как недавно наслаждался омаром, он уже не казался Энн таким безобидным. Она напомнила себе, что он только агент. Он знает убийцу, говорил Рэвен. Но ведь он сам не совершал убийств.
— Что это за здание? — спросила она, увидев большой темный застекленный фасад, выделяющийся среди строгих викторианских контор.
— «Мидлэнд Стил», — сказал мистер Дейвис.
— Вы здесь работаете?
— Почему вы так думаете? — мистер Дейвис впервые взглянул на нее.
— Не знаю, — ответила Энн и почувствовала, что мистер Дейвис прост, только когда дует попутный ветер.
— Как вы думаете, мог бы я вам понравиться? — спросил мистер Дейвис, опустив пальцы ей на колено.
— Посмею сказать — может быть. Вы живете за городом?
— На краю, — ответил мистер Дейвис.
— Им надо было бы побольше тратить на освещение этих мест.
— Какая сообразительная девочка! — удивился мистер Дейвис. — Могу поспорить, ты знаешь, что к чему.
Такси повернуло налево. Энн прочла название улицы: Кайбер авеню — длинный ряд жалких коттеджей. Такси остановилось в конце дороги.
— Уж не хотите ли вы сказать, что здесь вы живете?
Мистер Дейвис расплачивался с шофером.
— Номер шестьдесят один, — сказал он, улыбнулся мягко и добавил: — Внутри, дорогая, просто замечательно.
Он сунул ключ в замочную скважину и уверенно подтолкнул ее в маленький, слабо освещенный холл. Он повесил шляпу и мягко, на цыпочках пошел к лестнице.
— Мы включим радио, — сказал мистер Дейвис, — и послушаем музыку.
Дверь в коридоре открылась, и женский голос произнес: «Кто там?»
— Всего-навсего мистер Чолмонделей.
— Не забудьте заплатить, прежде чем пойдете наверх.
— Второй этаж, — сказал мистер Дейвис, — комната прямо по коридору… Я буду через минутку.
Он ждал, когда она пройдет мимо.
В комнате и в самом деле оказался приемник. Он стоял на мраморном умывальнике, но места для танцев не оставалось, потому что всю комнату занимала двуспальная кровать. Ничто не указывало на то, что здесь когда-нибудь жили. Зеркало было покрыто пылью, и кувшин возле приемника был пуст. Энн выглянула из окна в маленький темный двор. Рука, прижатая к раме, вздрогнула. Она на такое не рассчитывала.
Мистер Дейвис открыл дверь. Она была сильно напугана. Это заставило ее перейти в наступление. Она сказала сразу:
— Итак, вас зовут мистер Чолмонделей?
Он моргнул, мягко закрывая за собою дверь.
— Ну и что?
— И вы сказали, что везете меня к себе домой. Мистер Дейвис сел на постель и снял ботинки.
— Нам нельзя шуметь, дорогая, — сказал он. — Старуха этого не любит.
Он открыл дверцу ящика под умывальником и вынул оттуда картонную коробку. Мелкий сахар, покрытый глазурью, просыпался из ее трещин на кровать и на пол:
— Попробуй турецких сладостей.
— Это не ваш дом, — настаивала она.
Пальцы мистера Дейвиса остановились на полпути ко рту.
— Конечно, нет, — ответил он. — Ты что, думаешь, я тебя домой повезу, что ли? Ты не такая невинная, чтобы не знать об этом. Я не собираюсь терять свою репутацию. — И добавил: — Что ж, включим сначала музыку?
Он начал крутить ручки приемника, выжимая из него хрипы и шумы.
— Атмосферные помехи, — сказал он, продолжая крутить ручки, пока не донесся издали звук оркестра: сонный ритм, прорывающийся сквозь скрежет. Можно было только угадать мелодию «Ночной свет, свет любви…».
— Это наша программа, из Ноттвича, — объяснил мистер Дейвис. — Лучше оркестра не найдешь во всем Мидлэнде. Из «Гранда». Потанцуем? — И, обхватив ее за талию, он начал трястись между кроватью и стеной.
Она заговорила быстро, о первом пришедшем ей в голову:
— Разве не ужасно, как они застрелили старую женщину?
Он посмотрел на нее, хотя она ничего не имела в виду.
— Чего это вы об этом вспомнили? — спросил он.
— Я об этом читала, — сказала Энн. — Наверно, тот человек чего только не натворил в квартире…
— Перестань, пожалуйста, хватит, — взмолился мистер Дейвис и объяснил, облокотившись о спинку кровати. — Я не выношу ужасов. У меня слабый желудок.
— Я люблю ужасы, — продолжала Энн. — Я еще вчера читала…
— У меня живое воображение, — сказал мистер Дейвис.
— Я, помню, как-то порезала палец…
— Не надо, пожалуйста, не надо.
Успех заставил ее забыть об осторожности:
— У меня тоже живое воображение. Мне показалось, что кто-то следит за этим домом.
— Что ты имеешь в виду? — спросил мистер Дейвис.
Он был явно напуган. Но она зашла слишком далеко:
— Темный такой парень следил за дверью. У него заячья губа.
Мистер Дейвис подошел к двери и запер ее.
— Здесь за двадцать ярдов ни одного фонаря. Тебе бы не разглядеть заячью губу, — произнес он.
— Я только подумала…
— Меня интересует, что он тебе успел рассказать, — сказал мистер Дейвис. Он сел на кровать и посмотрел на свои руки. — Ты хотела узнать, где я живу, где работаю… — Он оборвал фразу и в ужасе поглядел на нее. Но она уже поняла из его поведения, что он больше ее не боится, его пугало что-то другое.
— Они тебе никогда не поверят, — сказал он.
— Кто не поверит?
— Полиция. Слишком невероятно. К ее удивлению, он засопел, сидя на постели, разглядывая свои большие волосатые руки.
— Надо что-то придумать. Мне не хочется делать тебе больно. Я никому не хочу делать больно. У меня слабый желудок.
— Я ничего не знаю. Пожалуйста, откройте дверь.
— Молчи. Сама накликала, — произнес мистер Дейвис низким яростным голосом.
— Я ничего не знаю, — повторила она.
— Я только агент, я ни за что не отвечаю.
Он объяснил нежно, сидя на кровати в одних носках и глядя на нее полными слез, глубокими эгоистичными глазами:
— Это наша политика: никогда не рисковать. И не я виноват, что этот парень сбежал. Я все сделал. Но он меня на этот раз не простит.
— Я закричу, если вы не откроете дверь.
— Кричи, только старуху разозлишь.
— Что вы собираетесь делать?
— Дело идет о полмиллионе. Я должен быть на этот раз уверен, — он встал и подошел к ней, вытянув руки.
Она закричала, дернула дверь, но затем отбежала от нее, потому что никто не откликнулся, и побежала вокруг кровати. Он не мешал ей. Ей некуда было скрыться в маленькой, заставленной комнате Он стоял, бормоча про себя: «Ужасно, ужасно…» Она видела, что ему вот-вот станет плохо, но его гнал страх перед чем-то другим.
— Я пообещаю что хотите, — взмолилась Энн.
— Он меня никогда не простит, — покачал он головой, ринулся через кровать, схватил ее за кисть и сказал глухо: — Не сопротивляйся. Я не сделаю тебе больно, если не будешь сопротивляться.
Он потянул ее к себе через постель, шаря свободной рукой в поисках подушки. Она говорила себе в этот момент: «Это не меня, это других людей убивают. Меня нельзя убить». Жажда жизни, которая заставила ее не поверить в то, что это может быть концом всего для нее, для ее любвеобильного «Я», успокаивала даже тогда, когда на рот ей легла подушка, не давала ей осознать полностью весь ужас происходящего, пока она боролась с его руками — сильными, мягкими, липкими от сахара.
