Ян Валетов - Левый берег Стикса
— Понятно, — сказал старлей. — Только это сути не меняет. У нас особые распоряжения, так что попрошу выполнять.
— Рискуешь, старший лейтенант, рискуешь! — процедил сквозь зубы Миронов, но дальше нагнетать обстановку не стал, а открыв заднюю дверцу произнес официальным тоном, обращаясь к Тоцкому:
— Выйдите из машины!
Андрей молча повиновался.
— Так, — сказал омоновец, с любопытством разглядывая его, — а это что за окольцованная птица?
— Это арестованный, — пояснил Миронов спокойно.
— А документы у арестованного есть? — осведомился старлей, поворачиваясь к нему.
— В Управлении его документы, — сообщил Миронов, — я, кстати, сейчас туда позвоню, а завтра утром подам на вас рапорт.
— Рапорт? — омоновец улыбнулся, и при этом его лицо окончательно потеряло немногочисленные скругления на углах черепных костей, превратившись в геометрически правильную фигуру — квадрат. — Рапорт — это можно. Это нам, капитан, раз по тридцать за день обещают. Мы привычные. Багажник откройте. Гриша, осмотри салон.
Миронов молча обошел «Опель» и открыл багажник, который был девственно чист и пуст. Омоновец, стоявший у правого крыла, сопя, полез во внутрь машины, цепляясь за сидения автоматным стволом.
Александр Сергеевич достал мобильный и набрал номер дежурного по управлению, но нажать на кнопку вызова не успел — старлей ловким и стремительным движением выхватил трубку из его рук.
Миронов задохнулся от ярости и, побелев лицом, шагнул вперед, но натолкнулся грудью на руку омоновца, выставленную вперед широкой, как лопата, ладонью. Ощущение было такое — будто бы в солнечное сплетение ему уперлась толстая дубовая ветвь.
— Не спеши, капитан, — сказал старлей дружелюбно. — Погодь! У тебя своя работа, а у меня своя. Что там, Гриша?
Боец уже лез из салона наружу, радостно щерясь и преданно глядя командиру в глаза.
— Ствол, товарищ старший лейтенант! Ствол у них под сидением! Импортный!
Тоцкий бросил на Миронова быстрый взгляд и получил ответный. И во взгляде СБУшника особой уверенности не было. А вот растерянность была. И страх — был.
— Тряпкой бери, — приказал бойцу старлей, — и аккуратнее, «пальцы» не сотри.
— Ваш пистолет? — спросил он Миронова, по совиному склонив голову к плечу, от чего залихватски сдвинутый набекрень берет стал под прямым углом к земле.
— Мой в сейфе, в кабинете, — ответил Миронов, беря себя в руки, — а это ваш, наверное.
— Товарищ командир, — заголосил восторженно Гриша из «Опеля», — у них тут еще и «глушак» под ковриком!
— И «глушак» мой? — спросил старлей удивленно. — Ну, капитан, ты даешь! Или ты не капитан вовсе, а, Миронов? Что ж ты с собой левые стволы возишь?
— Я капитан СБУ, Фролов! — сказал Миронов, сдавленным от злости голосом. — А вот ты завтра, Фроловым останешься, а вот старлеем — вряд ли.
— Будет обидно, — сказал Фролов, насупившись, — но, посуди сам, капитан, очень все подозрительно выглядит. Человек без документов — в наручниках на заднем сидении, ствол с глушителем под ковриком. А по городу — «Перехват», говорят «жмуров» кто-то настругал немеряно, и банкиров каких-то беглых ищут. Что мне, сироте, делать? А вдруг у тебя «корочки» левые, а борзеешь ты, чтобы на понт меня взять? Проверить надо. Позвонить. Удостовериться. Не каждый день такое вижу.
— Позвони, — сказал Миронов, кривя рот. Ему явно было не по себе от такого наглого «наезда». — Удостоверься. У тебя телефон в руке и номер набран — только кнопку нажать.
— У меня? В руке? — удивился Фролов. — Ах!
«Нокия» грянулась об асфальт и разлетелась на несколько кусков, один из которых, особенно крупный, омоновец для верности прибил подошвой ботинка. Хрустнула пластмасса.
— Ай-ай-ай! — сказал Фролов, картинно морщась, — какое горе! Разбилась. Дорогая, наверное? Извини, капитан, я такой неуклюжий. Как же мы сейчас позвоним?
— Если ты думаешь, что я брошусь на тебя с кулаками, то ошибаешься.
Миронов, при виде разбитого вдребезги телефона, вдруг почувствовал спокойствие. Все становилось понятно, хотя от понимания веселее не стало, скорее уж, наоборот — совсем грустно. Он посмотрел на Тоцкого и увидел, что Андрей смотрит на него с сочувствием, как на собрата по несчастью.
— Жаль, — признался Фролов, — что не бросишься. Я, честно говоря, надеялся. Ну, не все коту масленица. И так — хорошо. Пистолетик оформим — поедем к нам, разберемся, а утром — ты меня увольнять будешь.
— А пакетик с белым порошком где? — спросил Миронов.
— А что — надо? — осведомился старлей. — Сейчас поищем! Гриша! Давай пушку сюда!
Боец Гриша со свертком, из которого торчала массивная рифленая рукоять, подбежал, топая ногами.
— Рядовой Совенко! — скомандовал Фролов.
— Я!
— Пакет с белым порошком в машине был?
— Никак нет!
— Плохо искал, рядовой Совенко! Еще раз осмотри салон. И запаску в багажнике.
— Есть!
— А пока рядовой Совенко ищет, — продолжил Фролов, глядя на Тоцкого, — ты, птица, скажи мне, как тебя зовут. А то мне твое лицо знакомо до боли.
Андрей молчал. Это был спектакль. Вызывающая демонстрация силы. И было в ней что-то искусственное, что-то рождавшее в мыслях Тоцкого сравнения с плохим кинофильмом. Наигрыш, что ли? Так вели себя гестаповцы в детском кино про «войнушку», НКВДешники в американском муви категории «В», снятом режиссером никогда в глаза не видевшем живых чекистов.
Но настоящий ОМОН, а с «красными шапочками» Андрей сталкивался неоднократно, вел бы себя не так. Жестко, нагло, безжалостно, но не так. И кураж бы был, но не такой.
— Вопрос слышал, голубь? — спросил Фролов, подходя ближе. — Или повторить?
— Слышал, — сказал Андрей. — Кисилев. Павел Афанасиевич.
— И за что тебя, Павел Афанасиевич, повязали?
— По восьмидесятой.
— Валютчик, значит? — переспросил старлей, задумчиво потирая квадратный подбородок рукой.
Тоцкий, не отрываясь, смотрел на тыльную сторону ладони Фролова, на которой из-за линии синего горизонта вставало синее солнце с тонкими синими лучами. На синий перстень, охватывавший короткий, поросший рыжими волосками палец с крепким желтым ногтем. В голове его защелкал тот самый компьютер, который неоднократно выручал его в трудных ситуациях на протяжении всей жизни.
Стальная «фикса» во рту улыбчивого «рядового» Совенко, татуировка на руке «старлея» и его приблатненный говорок, разлетающийся на куски телефон Миронова…
Он перевел взгляд на Александра Сергеевича, стоявшего в окружении вооруженных автоматами людей, потом на опустевшую площадку с уродливыми бетонными блоками перед «дежуркой» ГАИ, с которой за эти десять минут исчезли и легковушки, и грузовики «дальнобоя». На пустую ночную трассу, теряющуюся в темноте и на далекие огни города, расцветившие небо на юге призрачным электрическим заревом.
Он посмотрел прямо в глаза Фролову и спокойно спросил, уже понимая, что мышеловка захлопнулась:
— А тебя, как зовут, браток? Или хотя бы «погремуху» скажи…
Фролов в первый момент опешил, но тут же весело рассмеялся.
— Сообразил-таки, голуба? Мне говорили, что ты, бля, смышленый! А ментенок-то, лох конченый, схавал. Молодец, Андрюха!
До Миронова, наконец-то дошло, что происходит, и он инстинктивно рванулся к «старлею», но получил от ближайшего «бойца» стволом по ребрам и, согнувшись, упал на колени. «Боец» с удовольствием добавил ему ботинком по почкам, окончательно вжившись в роль омоновца.
— Я не молодец, — сказал Тоцкий, — просто ты — заигрался. Так был похож, что было непохоже.
— Ну, это ты зря, — огорчился Фролов, — вас мы, все-таки, развели.
— Развели, — согласился Тоцкий. — А что дальше?
— А дальше, — сказал Фролов, — для вас — ничего. Были, и нету. Купил ты чекиста, Андрюха. Купил со всеми потрохами. И ушли вы вдвоем в светлую даль. В Мексику, например. Классная страна, Андрюха, гадом буду. Был там, в прошлом году — телки, зашибись. На пляже — половина с голыми сиськами. Тебе понравится, братан!
— Как глупо, — подумал Тоцкий, — как все-таки глупо. Как мерзко будет умирать от рук такого приблатненного мудака, мнящего себя уголовным авторитетом. Сопляк зеленый, гнида, с ходкой на год по хулиганке, собравший вокруг себя «качков» и прочих толстолобиков. Попандопуло из «свадьбы в Малиновке», опереточный бандит с настоящим «калашом». Но смерть от него будет самая настоящая, вот в чем проблема.
— На ментов работаешь? — спросил Андрей.
— Какая тебе разница, — подмигнул Фролов, поправляя берет. — Кто платит, на того и работаю. А за тебя — платят хорошо. Давай, в машину, Андрюха, прокатимся!
— Рядовой Совенко! — гаркнул он, — Мента — на заднее сидение!
Ошеломленного Миронова приковали к левой двери его машины, Тоцкого к правой. Сам Фролов втиснулся на переднее сидение, заполнив его целиком своим массивным телом — от обшивки дверей до подлокотника. На водительское сидение сел человек в гражданской одежде, завел двигатель и, трогаясь с места, сказал не оглядываясь.
