Андрей Завадский - Утро псового лая
– Я Грач-два, иду на второй заход, – русский летчик развернул "грач" вслед устремившемуся на юг, к границе, беспилотному шпиону.
Штурмовик Су-25, хоть и способный защитить себя от атак вражеских истребителей, не был предназначен для воздушного боя, к тому же сейчас на подвесках не было ракет "воздух-воздух". Но в кабине бронированного детища КБ Сухого сидел опытный пилот, отлично владевший вверенным ему оружием. Сбросив скорость до минимума, он приблизился к тихоходному, а оттого еще менее уязвимому разведчику на сотню метров, и вдавил гашетку. Трассирующая очередь прочеркнула воздух, и беспилотная "игрушка" вспыхнула огненным цветком.
– Цель поражена, – отрапортовал пилот, удовлетворенно наблюдавший, как догорают останки разведчика. – Неопознанный самолет уничтожен.
Тем временем остальные штурмовики, избавляясь от смертоносного груза, крутили над ущельем, для боевиков становившимся братской могилой, карусель смерти. Один за другим, они взмывали ввысь, чтобы затем снова спикировать на цель. За считанные минуты самолеты уже обрушили на ущелье больше двадцати тонн взрывчатки, напалма и свинца, наверняка уничтожая всех, кому не посчастливилось в это время оказаться в лощине.
Джон Уоллес, почувствовав, что наступило затишье, что было мочи, бросился бежать вверх по склону. Он понимал, что у того, кто останется внизу, в тесноте ущелья, шансов выжить просто не будет. Русские самолеты засеют перевал таким количеством бомб, что едва ли здесь уцелеет хоть что-то. Американец успел только достать походную аптечку и сделать себе инъекцию обезболивающего, когда вновь раздался рев реактивных двигателей, и грозные Су-25 опять показались над перевалом.
Первая пара штурмовиков, пройдя на высоте менее трехсот метров, сбросила по две бомбы, устремившиеся к дну ущелья. Спустя несколько секунд, когда бомбы находились всего в тридцати метрах от земли, раскрылись купола тормозных парашютов, замедлив их падение. Плавно опускающиеся на толпу охваченных паникой боевиков, бомбы окутались облаком аэрозоли, которая представлял собой мощную взрывчатку, а затем сработали детонаторы, и в воздухе вспухли четыре огненных шара.
Бомбы, обозначенные мало понятным непосвященному индексом ОДАБ-500ПМВ, относились к так называемому оружию объемного взрыва, называемому также вакуумным или термобарическим, оружию поистине страшному, кое в чем способному превзойти даже атомное. Последствия их взрыва не ограничивались обычной ударной волной, от которой можно было спастись, просто вжавшись в землю. В заполненном газообразной взрывчаткой объеме в одно мгновение полностью выгорал кислород, воздух сильно разрежался, и к эпицентру взрыва устремлялась встречная воздушная волна, сметавшая все. Кроме того, аэрозоль, служивший начинкой таким боеприпасам, затекал в укрытия, и от этого взрыва нельзя было спастись, просто забившись в какую-то щель. Ничто не могло уцелеть там, где рвались такие бомбы.
По узкому ущелью прокатился огненный вихрь, пожиравший на своем пути все, что могло гореть и даже то, что в принципе было неуязвимо для пламени. Хусейн Шарипов, двигавшийся вместе со своими бойцами в общем потоке, ощутил волну жара, от которого мгновенно покрылась волдырями кожа и обгорели волосы, а затем мощный удар, волна раскаленного воздуха, отбросила его куда-то в сторону. К счастью для чеченского командира, сброшенные русскими пилотами бомбы угодили в голову колонны, и только поэтому Шарипову удалось уцелеть.
Чеченец, контуженный близкими взрывами, на некоторое время ослеп и почти перестал слышать. Только звериный инстинкт подсказал ему, что приближаются штурмовики, и Шарипов скрылся в щели между валунами за несколько секунд до того, как на уцелевших боевиков, которых оставалось не более трех десятков, обрушились волны неуправляемых ракет и осколочных бомб, добивавшие банду. Взрывы раздавались рядом, в нескольких метрах от ненадежного укрытия Хусейна, но ему повезло, и осколки, с визгом ударявшие по камням, не зацепили чеченца. Стоило только стихнуть грохоту взрывов, кое-как пришедший в себя боевик, один из немногих, кто выжил в этом аду, пополз вверх по склону, стремясь убраться подальше от перевала, ставшего братской могилой для сотен моджахедов.
Отбомбившись, "грачи" тем временем взмыли вверх, освобождая воздушное пространство над перевалом для второго эшелона. В небе мелькнули хищные силуэты старых, но еще смертоносно опасных "крокодилов", штурмовых вертолетов Ми-24. Пилоты боевых винтокрылов, заметившие движение в ущелье, дали несколько очередей из пулеметов и спаренных двадцатитрехмиллиметровых пушек, установленных в носовых турелях. Вертолеты летели низко, едва не касаясь бронированными днищами земли, и буквально утюжили и без того перепаханное после налета штурмовиков ущелье, ведя шквальный огонь из всего вооружения. А вслед за "крокодилами" над ущельем появились транспортные вертолеты Ми-8, "пчелки", доставивших две роты десанта, который должен был зачистить окрестные горы и довершить уничтожение боевиков, так и не сумевших прорваться к границе.
Ощетинившись во все стороны стволами установленных в распахнутых иллюминаторах и поемах бортовых люков пулеметов "Корд", ощерившись подвешенными по бортам вместительных корпусов блоками неуправляемых реактивных снарядов, транспортники один за другим опускались к самой земле. Джон Уоллес, затаившийся среди скал, и едва не терявший сознание от боли, которую не могли толком унять даже дорогие транквилизаторы, видел, как из распахнувшихся люков зависших над склоном боевых вертолетов, только что перемоловших остатки еще сутки назад такой грозной банды, выпрыгивали русские десантники. Затянутые в камуфляж, казавшиеся неповоротливыми из-за тяжелых бронежилетов, оружия и "разгрузок", набитых боеприпасами, солдаты удивленно озирались по сторонам. У их ног раскинулось буквально заваленное трупами погибших чеченцев ущелье, кое-где охваченное огнем. Камни там, внизу, были оплавлены жаром от взрывов вакуумных бомб, иссечены осколками ракет и пулями.
На глазах у американца, боявшегося пошевелиться, чтобы не выдать себя русским, десантники разделились на несколько групп. Часть высадившихся бойцов сразу же заняла оборону на вершинах, хотя едва ли рядом был хоть кто-то, способный сейчас напасть на русских. Несколько десятков человек спустились в ущелье, дабы уничтожить тех боевиков, кто мог уцелеть после воздушного удара, а еще несколько солдат направились к заваленным телами чеченцев и своих товарищей позициям десантной роты, бойцы которой ценой своих жизней смогли задержать едва не вырвавшихся из кольца бандитов.
Десантники бродили среди убитых, относя в сторону тела русских солдат и без особой осторожности скидывая в общую кучу трупы чеченцев, которых было гораздо больше. И пока прибывшие на перевал солдаты были заняты, Джон Уоллес счел за лучшее убраться отсюда подальше, не дожидаясь, когда десантники начнут прочесывать горы.
Американец понимал, что с ним будет, окажись он в плену, и также он отлично осознавал, что шансов уйти от преследования сейчас, если его все же обнаружат, нет никаких. Тяжело раненый, без оружия, без пищи и воды, и, что самое скверное, без связи, он не выдержал бы и нескольких минут погони, а потому следовало скрыться сейчас, пока внимание русских было направлено на своих убитых и раненых. Это задание для Джона Уоллеса завершилось, теперь предстоял долгий путь на юг, туда, где можно будет ощутить себя в относительной безопасности.
Разведчик ползком двинулся по склону, разрывая окровавленный камуфляж об острые камни и молясь, чтобы русские десантники его не заметили. Уоллес двигался в стону скопления валунов, за которыми мог укрыться от посторонних глаз, и до безопасного места ему оставалось проползти метров пятьдесят. Несколько раз американец натыкался на обезображенные трупы чеченцев и русских солдат, сражавшихся здесь. Ему уже показалось, что опасности рядом нет, когда вдруг один из лежавших на камнях людей пошевелился, повернув голову в сторону Джона.
Капитан Глушков с трудом пришел в себя, первым делом осмотревшись по сторонам. Грудь ужасно болела при каждом движении, вероятно, энергии остановленной бронежилетом пули хватило, чтобы переломать кости. Голова буквально раскалывалась на куски, то были последствия близкого взрыва. Офицер еще толком не осознавал, что происходит вокруг, когда его внимание привлекло близкое движение.
Александр в упор смотрел на ползущего по склону в считанных метрах от него мужчину вполне славянской наружности. Сперва капитан решил, что это один из его бойцов, раненый или контуженный, но затем тренированный взгляд узнал чужой узор камуфляжа, и капитан инстинктивно потянулся к висевшей на поясе кобуре.
Одетый в натовский камуфляж человек тоже заметил раненого русского, и несколько мгновений они в упор разглядывали друг друга. Уоллес понял, что этот русский сейчас достанет оружие и если даже не убьет его, то точно привлечет внимание своих товарищей, которым не понадобится много времени, чтобы догнать и схватить американца.
