Операция «Империал» - Александр Григорьевич Звягинцев
Ярыгин засуетился, схватил хозяйственные сумки и потащил их на кухню, подмигнув по дороге Оболенцеву.
— Поздравляю вас! — опомнился Оболенцев, ошеломленный новостью. Откровение друга меняло все в его планах, и он сразу решил, что займется курортом в одиночку.
Маша переобулась в домашние туфли и, прижимая к груди слоненка, прошла мимо посторонившегося Оболенцева на кухню.
— Ваня хоть покормил тебя? — перешла она милостиво на «ты». — Выпить вы уже успели, как я чую.
— Ну, мы не такие уж и выпивохи! — заметил Оболенцев. — Не закусывая, не пьем!
— Я мороженые овощи купила, буду вас сейчас кормить солянкой, — донесся из кухни звонкий голос Маши.
— Замечательно! — одобрил Оболенцев. — Очень мне твоя солянка нравится.
Ему очень нравилась и Маша, но об этом он боялся и думать. Жена друга — табу!
Ярыгин, положив сумки прямо на пол, уже распатронил пакет с подарками Оболенцева.
— Нет, ты только посмотри, сколько тебе Кирилл подарков накупил! — ахал он. — Джинсы, кофточка, какая-то маечка…
— Маечка — тебе! — уточнил Оболенцев.
— Ура! — завопил Ярыгин. — И мне перепало!
Он развернул майку, на которой большими красными буквами было написано по-английски: «Я вас люблю!»
— Я вас люблю! — прочел Ярыгин. — Это даже я понимаю! Молодец! Мне теперь будет что надеть на курорте.
— На каком курорте? — строго спросила Маша. — О чем это вы здесь без меня договаривались?
— Да ни о чем мы, Маша, и не договаривались, — начал юлить Ярыгин, — так вот, о чем это я… ах да, Маша, пытался я тут Кириллу рассказать про вчерашний вечер, но так и не вспомнил… совсем память отшибло…
— Что у вас на сей раз? — спросил Оболенцев, с улыбкой глядя на притворство друга.
— И смех и грех, Кирилл! — ответила Маша, разгружая хозяйственные сумки. — Такой ор перед домом устроил: «Кругом ворье! Брежнев — маразматик!» И так далее…
— И только-то? Странно! — удивился Оболенцев.
— Куда ты хочешь его взять? — неожиданно серьезно спросила Маша. — Скажи мне честно, Кирилл!
Оболенцев взглянул на ее сразу ставшее усталым лицо и признался:
— Хочу попросить его недельку поработать вместе со мной в одном не очень трудном дельце!
Маша сразу почему-то успокоилась.
— Если с тобой, то я спокойна! С ним ничего не случится. Он такой безрассудный.
Она уже поставила на плиту большую сковороду, налила в нее подсолнечного масла и стала вскрывать пакеты с морожеными овощами.
— Через десять минут за стол! — скомандовала. — А пока можете пить свой противный коньяк.
— Он совсем не противный, — возразил муж, дергая за рукав Оболенцева и приглашая его продолжить, раз разрешение получено. — Жаль, что тебе сейчас нельзя.
— Ей нельзя тяжелые хозяйственные сумки таскать, — заметил Оболенцев.
— А я и не таскаю, — улыбнулась Маша. — Овощи легкие, пакеты только объемные. Десять пакетов — это всего лишь пять килограммов.
— А два раза по пять — это уже десять! — укоризненно подсчитал Оболенцев.
— Это же в двух руках, — игриво уточнила Маша.
— Наши женщины — самое большое наше достояние, — заключил Ярыгин, усаживая Оболенцева обратно к журнальному столику допить бутылку. — У тебя просто дар какой-то. Теперь-то я понимаю, как ты кандидатскую защитил, — сказал он, наливая в бокалы коньяк, — ты кого хочешь уболтаешь…
— Давай я один займусь этим делом. Я не знал, что у Маши будет ребенок.
— Между прочим, у меня тоже, — с деланой обидой в голосе заметил Ярыгин.
— Тебе с твоим железным здоровьем родить — раз плюнуть! А Маша — хрупкая. Ее беречь надо!
— Она сама определила свою судьбу, когда за сыщика замуж выходила. Я ее честно предупредил.
— Любящую женщину предупреждать об опасностях бесполезно. Только разжигает костер любви.
— Красиво как ты стал говорить, стоило побывать на гнилом Западе, — усмехнулся Ярыгин.
Маша решительно прервала их беседу и позвала ужинать. Словно сговорившись, мужчины прекратили всякие дебаты и молча поглощали пищу.
Маше это молчание надоело, и она стала рассказывать о своей работе в поликлинике, где уже целый год работала участковым терапевтом.
— Вы никогда не задумывались, почему люди дают взятки? — спросила она неожиданно.
Мужчины, вполуха слушавшие ее до этого, встрепенулись.
— Неужто тебе предложили? — удивился муж.
— Причем, как ты понимаешь, без малейшего намека с моей стороны! — твердо заявила Маша.
— Какую сумму? — спросил Оболенцев.
— Ты имеешь в виду деньги? — растерялась Маша. — Нет, это была коробка хороших конфет.
— С точки зрения закона это — не взятка! — пояснил Оболенцев. — Взятка — это использование должностным лицом служебного положения в корыстных целях. А ты, насколько мне известно, лицо не должностное.
— Хватит, хватит! — запротестовала Маша. — Я не взяла ту коробку конфет.
— Молодец! — похвалил ее Ярыгин. — Стойкий товарищ.
Оболенцев с нежностью посмотрел на жену друга, которая поражала его отсутствием в ней меркантильности, наивностью, верой в добро.
«Вот такую тебе надо было искать, — грустно подумал он, — а ты погнался за красотой, длинными ногами, стройной фигурой».
Маша устало зевнула, и Оболенцев воспользовался случаем, чтобы договориться с Ярыгиным о дальнейших шагах по распутыванию сложного дела.
— Может, мы отпустим хозяйку отдохнуть?
— Конечно, Машенька! — обрадовался Ярыгин. — Иди-ка ты баиньки. Тебе надо выспаться, завтра у тебя утренняя смена, рано вставать, а ребенку нужна здоровая мама, с крепкими нервами.
Маша была рада возможности отдохнуть, к вечеру она чувствовала себя сильно уставшей.
Она попрощалась с Оболенцевым и удалилась в спальню, где только кровать и осталась — вся мебель была вынесена в гостиную.
Мужчины, оставшись одни, молчали.
Оболенцев смотрел в окно на черное, без единого просвета небо, прислушиваясь, как дождь ритмично барабанит по карнизу.
А Ярыгин, прикрыв на всякий случай дверь, рассматривал кухню, словно прикидывал, во сколько ему обойдется ремонт. Особенно его заинтересовал опасно нависший над газовой плитой кусок штукатурки.
Внезапно Ярыгин очнулся и засуетился. Он достал фаянсовые кружки, поставил их на клеенку канареечного цвета с разноцветными кружочками. Затем
