Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс
– Я понял, командир, – глухо сказал Витвицкий. – Мы его из-под земли достанем.
– Добро. А сейчас забудь о Фомине. Нет на свете майора Фомина и ты никогда о нем не слышал.
– Я забыл о Фомине, – медленно повторил старшина. – И никогда о нем не слышал.
Ермаков заглянул ему в лицо и Витвицкому показалось, что огромный огненный глаз просветил его насквозь, все взвесил, сосчитал и разделил.
– Прощай, старшина! Все, пошел, пошел…
Ермаков поднялся над валуном и выстрелил из ракетницы в сторону пещер. Затем он перехватил поудобнее автомат, прижал его к щеке и короткими прицельными очередями принялся хлестать по черным провалам пещер.
Старшина рывком преодолел расстояние, отделявшее его от тропы, и стремглав бросился вниз, едва касаясь ногами земли и рискуя в каждый момент расшибить голову о камни. Вокруг него зацокали пули, резко рвануло на боку камуфляж, но он уже успел укрыться за стеной одного из дувалов. Сверху он услышал хриплый голос Ермакова:
– Уходи из кишлака, старшина! Немедленно уходи!!
В одном из дувалов громко завывали женщины, сбоку доносился пронзительный детский плач. Он рванулся в ту сторону, но ночное небо уже прочертили дымные следы, и Витвицкий изменил направление, распластав в полете свое огромное тело.
Дохнуло горячим, взрывная волна упруго толкнула в спину, проволокла по воздуху добрый десяток метров и швырнула на камни. Он успел услышать, как ломаются кости и потерял сознание.
– Вот так, да?! – свирепо прорычал Ермаков. – Так вы не только вишневыми косточками умеете швыряться?! Ну, ну…
За спиной чадно коптили дувалы кишлака, разбитые прямыми попаданиями из гранатометов.
Ермаков выщелкнул опустевший магазин и пошарил по карманчикам лифчика. Он зло выругался и прислонил автомат к камню. Его верный боевой друг свое отслужил. Ствол автомата перегрелся и пули потеряли убойную силу.
– Саидов?! – тихо позвал Ермаков.
Он опустился на землю и скользнул ужом между камней. Его гибкое тренированное тело действовало безошибочно, перетекая из одной впадины в другую, как жидкая ртуть. И вновь до его слуха донеслись эти странные звуки, как будто сверху на него пикировали рассерженные шмели.
Саидов лежал на животе, широко разбросав в стороны руки. Автомат был рядом, на изгибе его левого локтя. Он потянул Саидова за ногу, пытаясь втащить его в укрытие.
Витвицкий очнулся от собственного протяжного стона. В глазах мелькали цветные пятна, в голове стреляло и взрывалось. Он сделал над собой усилие и попытался встать, но едва не потерял сознание от дикой боли в левой руке. По спине стекало что-то теплое, болело ушибленное колено.
– Нет, ты не сдохнешь здесь, – простонал старшина. – Ты обещал… Ради всех, кто погиб. Ради Ермакова…
Он сцепил зубы и пополз между камней. Каждое движение доставляло ему острую боль, но ненависть к Фомину была сильнее боли. Да, он забудет о Фомине, но сейчас эта ненависть должна помочь ему выбраться к своим. И если кто-либо посмеет встать на его пути, он разорвет его на части.
Ермакову наконец удалось втащить Саидова в укрытие. Он стащил с таджика камуфляж и приложил пальцы к сонной артерии. Саидов был мертв. Одна пуля снесла подбородок, вторая вошла в левый глаз. Стреляли снайперы, профессионалы высокого класса, но Ермаков уже давно об этом и сам догадался. Он пошарил в «лифчике» Саидова и обнаружил там два снаряженных магазина. Заменил магазин в автомате Саидова, начатый сунул в патронташ. Отцепил гранаты и рассовал их по карманам. Он уже не воспринимал эту войну как чужую.
Пора начинать панихиду.
Витвицкий заметил метнувшуюся к нему тень и выбросил вперед руки, пытаясь добраться до горла врага. Но его руки сомкнулись в пустоте, а над ухом раздался возбужденный шепот:
– Ты что, Саня, охренел?! Это же я, Калайчев! Ты меня слышишь?
– Слышу, – старшина с большим трудом проталкивал слова сквозь спекшиеся губы. – Там Ермаков.
– Знаю. Сейчас я ему подсоблю.
– Подожди, – простонал Витвицкий. – Где люди? Почему ты здесь?
– Группу повел Богданов, с ними будет порядок. А я вернулся. Я не мог не вернуться, понимаешь? Я себе такого никогда не прощу!
– Ладно. Что там у Ермакова? Он еще держится?
– Молчит Ермаков. И снайперы молчат. Похоже, все кончено.
– Черта с два они его возьмут, – начал Витвицкий, но Калайчев опередил его.
– Что ж ты молчишь? Кровищи целая лужа натекла. Сейчас перевяжу.
Он перевернул старшину на спину и тот приглушенно застонал.
– Хреново, Саня, – прошептал Калайчев. – Но не смертельно. Рука сломана, это факт… Осколочек в спине, прямо под лопаткой засел, сука… И для полного счастья дырка в боку, хорошо, хоть навылет… Какую шкуру испортили, гады! А ты, Саня, не дрейфь, прорвемся!
Он извлек шприц и ампулу с промедолом, но старшина цепко схватил его за руку.
– Подожди колоть. Значит так, Калайчев. Командир приказал нам выбираться отсюда. Понял?
– Что тут непонятного, – кивнул Калайчев и попытался освободить руку, но старшина держал ее мертвой хваткой.
– Это не все. Фомина нужно забыть! Это приказ Ермакова. Мы попали в засаду, и Ермаков приказал нам выводить остатки группы из боя, сам остался прикрывать. Не забудь. Калайчев, ты не знаешь майора Фомина. А потом мы его найдем. Ты и я. А сейчас забыть.
– Не трать силы. Я понял, не сомневайся. Давай скорее перевяжу. Ты и так уже потерял много крови.
Ермаков остался возле Саидова, пытаясь продумать план действий. Он кожей чувствовал, что снайперы сквозь ночную оптику контролируют каждое его движение. Пока он в безопасности в этом укрытии, но стоит высунуть нос из-за камней… Внутренне он уже был готов к смерти, но предстояло сделать еще кое-какие дела и тогда можно уходить. Он не хотел жить после всего, что случилось. Он даже сейчас чувствовал на себе укоризненные взгляды своих солдат. Они верили в него, верили как в Бога, а он не смог уберечь их от смерти. Теперь их кровь на нем.
Нет, ему еще рано думать о смерти. Он еще не отслужил панихиду. Ермаков хотел добраться до убийц, заглянуть им в глаза, понять, что это за люди и ради чего они убили столько людей. А для этого ему нужно прорваться на карниз и еще выше, к пещерам. Он оторвал тело от камня и выиграл у смерти еще десяток метров. Теперь тропа, ведущая на карниз, находилась прямо перед ним.
Калайчев повернулся в сторону горы, откуда до его слуха донеслись сухие щелчки выстрелов. Похоже, снайперы садят по Ермакову. Он с хрустом разорвал концы бинта и затянул тугой узел на груди старшины.
– Погоди, Санек! Надо командиру подсобить.
Он затащил Витвицкого за выступ скалы, вернулся к тому месту, где оставил ручной пулемет, и занял позицию за камнем. До рассвета уже оставалось немного и окружающие предметы постепенно обретали свои очертания. Калайчев определил точки, где засели снайперы, и плотно прижался щекой к прикладу.
– А вот это, суки, вам понравится?!
Длинная очередь стеганула вдоль пещер, ненадолго заглядывая в каждую из них, заставляя снайперов откатываться в глубь каменных нор.
Ермаков сложил руки рупором и прохрипел сорванным голосом:
– Уходите!!
Но пулемет продолжал долбить по горе, и Ермаков понял, что нельзя упускать столь удобный случай. Резким движением он выскочил из укрытия и метнулся по тропе, на карниз. Два или три раза совсем рядом зловеще прогудели шмели, но Ермакову удалось увернуться от их смертоносных жал. Его зрение и слух обострились и в какой-то момент ему даже показалось, что он видит, как при замедленной съемке, эти странные, не похожие на обычные пули, предметы.
Ермаков выбрался на карниз и, тяжело дыша, прижался к отвесной стене. Сейчас снайперам не так просто будет до него добраться. Но в его нынешнем положении есть и свои минусы. При желании они могут забросать его гранатами.
Ермаков увидел распростертое тело и наклонился к нему. На голове черный шерстяной шлем, пестрая длиннополая одежда в пятнах крови. Под халатом черный комбинезон. Он стащил с головы убитого шлем и негромко выругался.
Это был не моджахед. Белый. Европеец.
Ну что, Ермаков? Ты все еще веришь, что Фомин здесь ни при чем? Что Фомина подвели информаторы, вследствие чего мы нарвались на засаду, а сам Фомин трусливо сбежал? Ты продолжаешь верить в белых наемников и американских инструкторов?
Прижимаясь спиной к склону горы, он продвинулся еще несколько метров по направлению к тропе, ведущей к пещерам. Там он наткнулся на второй труп.
И этот был не афганец. Белый.
Он сбросил с себя лишнюю одежду, стащил каску и бронежилет, нацепил патронташ поверх тельняшки. Он сдернул с «лифчика» две «Ф-1» и разогнул усики. В голову ему пришла неожиданная мысль, но он отогнал ее, как назойливую муху.
Мне наплевать, кто вы. Пусть даже черти из ада. Держите гостинцы!
