Фредерик Форсайт - Псы войны
Имея такую таможенную службу, можно быть уверенным в том, что, как минимум, один из десяти грузовиков, пересекающих границу, будет остановлен и досмотрен. А в том случае, если дороги особенно пустынны, то, скорее всего, и каждый грузовик подвергнется осмотру с той или другой стороны границы. Но, конечно, в том случае, если эти подразделения в течение всего дня не покинут свой пост. Так что рискнуть всегда можно.
Третий вариант – поехать той дорогой, где таможенников не будет наверняка. Именно такой способ перевозки грузов через границу предпочитают поставщики контрабандного французского шампанского. Они считают, что этот эликсир веселья ни в коей мере не должен отвлекать внимание хмурых бельгийских таможенников от более важных и не столь веселых дел. Будучи владельцем бара, Вламинк знал о таком маршруте. Его называли Шампанская Тропа.
Начав свой путь на юг от Намюра, старинного крепостного города Бельгии, двигаясь параллельно реке Мез, вы попадаете сначала в Динан, а потом точно на юг, через границу, в первый на пути французский город Живе. Вдоль этой дороги вы пересекаете французскую территорию, тонким длинным отростком втискивающуюся в этом месте в Бельгию. Этакий французский коридор бельгийской квартиры. Здесь тоже есть охотничьи угодья, пересеченные дорогами и тропинками. Основная дорога из Динана в Живе имеет, нужно сказать, пограничный пост. Даже два – один с французской, другой с бельгийской стороны. Они расположены в четырехстах футах друг от друга, но в зоне прямой видимости.
Незадолго до рассвета Марк достал свои карты и коротко поведал Шеннону и Жану-Батисту все, что необходимо сделать для того, чтобы проскочить границу незамеченными. Поняв, что требуется, они распределились так: впереди бельгийский фургон с Марком за рулем, в двухстах ярдах позади двое других во французском.
На юг от Динана местность достаточно густо заселена. По обеим сторонам дороги одна за другой выстроились деревни, и их поля тесно примыкают друг к другу. В предрассветной тишине эти мирные деревеньки казались мрачными и безлюдными. Через шесть километров на юг от Динана вправо ответвляется боковая дорога. По ней и поехал Марк. Здесь они в последний раз увидели Мез. Следующие четыре с половиной километра они ехали по холмистой территории, покрытой густыми лесами, которые в это время года, в конце мая, шелестели свежей листвой. Дорога шла параллельно границе в самое сердце охотничьих угодий. Не предупредив, Вламинк вдруг резко подал влево, в сторону границы, и через три-четыре сотни ярдов остановился на обочине. Выйдя из кабины, он направился к французскому фургону.
– Рвем когти, – сказал он. – Долго я здесь ошиваться не могу. С остендскими номерами, дураку понятно, куда я намылился. – Он показал вдоль дороги.
– Граница вон там, ровно через полтора километра. Даю вам двадцать минут, а я пока сделаю вид, что меняю колесо. Потом возвращаюсь в Динан, и мы встречаемся в кафе.
Корсиканец кивнул и включил зажигание. Трюк заключался в следующем. Если французские или бельгийские таможенники установили передвижной проверочный пункт, то первый из подъехавших грузовиков позволяет себя досмотреть. Поскольку он, естественно, чист, то после досмотра едет дальше на юг, выезжает на главную дорогу по направлению к Живе, поворачивает на север и возвращается через обычный пограничный пост в Динан. Если какой-либо из постов в действии, через двадцать минут он вернуться не сможет.
Ровно через полтора километра Шеннон с Лангаротти заметили бельгийский пограничный пост. С обеих сторон дороги были установлены вертикальные стальные столбики, укрепленные на бетонном основании. Справа притулилась деревянная застекленная будка, в которой обычно отсиживались таможенники, пока водители робко протягивали им через окошко свои документы. Если пост в действии, стальные столбики будут удерживать поперек дороги шлагбаум, выкрашенный в белую и красную полоску. На этот раз его не было.
Лангаротти медленно проехал мимо, а Шеннон напряженно вглядывался в окна будки. Ни души.
С французской стороны было любопытней. Полкилометра дорога петляла между склонами холмов, скрытых от глаз бельгийских таможенников. Вот, наконец, и французская граница. Никаких постов, никаких будок. Просто карман с левой стороны дороги, где обычно паркуется французский фургон с таможенниками. Там никого не было. Они уехали за пять минут до этого. Шеннон знаком велел Корсиканцу проехать дальше за поворот, но ничего нового не обнаружил. Над кромкой леса на востоке стало светлеть.
– Разворачивай, – скомандовал Шеннон. – Поехали!
Лангаротти заложил крутой вираж, почти вывернул машину в обратном направлении, подал назад и рванул в сторону Бельгии, как пробка из бутылки самого отменного шампанского. Теперь счет шел на секунды. Они проскочили мимо французской границы, бельгийского пограничного поста и через полтора километра заметили силуэт стоящего у обочины фургона Марка. Лангаротти мигнул фарами, два раза коротко, один – подольше, и Марк запустил двигатель. Секунду спустя он промчался мимо них в сторону Франции.
Жан-Батист теперь уже без спешки развернулся и последовал за ним. Если Марк поднажмет, то проскочит опасную зону через четыре минуты, даже с тонной груза в багажном отсеке. Если в эти роковые пять минут где-нибудь вздумают возникнуть таможенники, значит, не повезло. Марк попытается навесить им лапшу на уши, сказать, что заплутал, и остается лишь надеяться, что бочки с маслом выдержат пристальный досмотр.
Но и во второй раз им не встретились представители власти.
Сразу за пустынным французским пропускным пунктом дорога шла на юг относительно прямо, на протяжении пяти километров.
Здесь тоже частенько патрулирует французская жандармерия, но на этот раз не было никого. Лангаротти нагнал фургон бельгийца и пристроился в двухстах метрах за ним. Через пять километров Марк свернул с шоссе направо и шесть километров петлял по проселкам, пока наконец не выбрался на приличную дорогу. На обочине стоял дорожный указатель. Шеннон видел, как Марк высунул руку в окно и жестом указал на него. На указателе было написано «Живе» там, где стрелка указывала в направлении, откуда они приехали, а впереди значилось:
«Реймс». Из переднего фургона до них донесся невнятный бодрый клич.
Они свернули с дороги на специальную асфальтированную стоянку напротив дорожного кафе к югу от Суассона. У фургонов открыли задние дверцы и поставили их багажниками вплотную друг к другу, после чего Марк перетащил пять железных бочек из бельгийского фургона во французский. У Шеннона и Лангаротти это отняло бы все силы, потому что груженый фургон просел на рессорах, и пол в кузовах машин был на разной высоте. Чтобы попасть в пустой фургон, надо было преодолеть ступеньку высотой в шесть дюймов. Марк справился с этим в одиночку, обхватывая бочку сверху своими могучими ручищами и перекатывая ее из стороны в сторону на нижнем ребре.
Жан-Батист пошел в кафе и вернулся с завтраком, состоящим из длинного с хрустящей корочкой батона хлеба, сыра, фруктов и кофе. У Шеннона ножа не было, поэтому все пользовались ножом Марка. Лангаротти ни за что не дал бы свой нож для таких целей. У него на этот счет были свои принципы.
Разрезать апельсин таким ножом – значит унизить его.
В одиннадцатом часу они снова тронулись в путь. Теперь ситуация поменялась. Бельгийский фургон, старый и тихоходный, вскоре завели в овраг и оставили, предварительно сняв номера и выбросив их в реку. Кому какое дело, откуда он взялся, все равно машина была французского производства. После этого все трое ехали вместе.
За рулем сидел Лангаротти. По документам это была его машина. Если вдруг остановят, он скажет, что везет бочки с машинным маслом на юг, своему приятелю, у которого ферма неподалеку от Тулона, и три трактора. А двоих пассажиров прихватил по дороге – просили подвезти.
Они съехали с шоссе А1, обогнули Париж по окружной и выехали на шоссе А6, ведущее в Лион, Авиньон, Экс и Тулон.
Отъехав немного к югу от Парижа, они увидели указатель, справа, у поворота на аэропорт «Орли».
Шеннон выбрался из машины, и они попрощались.
– Вам понятно, что надо делать? – спросил он. Оба кивнули.
– Хорошенько припрятать машину до тех пор, пока ты не приедешь в Тулон. Не волнуйся, малышку ни одна живая душа не обнаружит, если я ее спрячу, – сказал Лангаротти.
«Тоскана» должна прийти не позднее 1 июня, может быть, раньше. К тому времени я уже буду с вами. Понятно, где встречаемся? Желаю удачи!
Он пожал им руки и пошел своей дорогой, а фургон покатил к югу. Из ближайшего гаража он по телефону вызвал такси из аэропорта и уже через час прибыл туда. Заплатив наличными, купил билет на Лондон и к заходу солнца был в своей квартире на Сент Джонс Вуд. Из отпущенных ему ста дней он уже израсходовал сорок шесть.