Роберт Ладлэм - Сделка Райнемана
Дэвид не сомневался, что они свернут за угол и направятся к его дому. И он оказался прав.
Увидев, что парочка исчезла, Дэвид выскочил из магазина и, продравшись сквозь толпу, оказался на проезжей части Авенида-Калао. Стремясь как можно быстрее добраться до противоположной стороны улицы, где его не смогли бы увидеть преследователи, он бросился вперед и, ловко увертываясь от автомобилей и не обращая внимания на сердитые вопли водителей, в мгновение ока добрался туда, куда и хотел. То обстоятельство, что им были грубо нарушены правила дорожного движения, не вызывало у него особых укоров совести, поскольку пользоваться пешеходными переходами в данный момент он просто не мог: человек, пересекающий улицу в положенном месте на открытом пространстве, не может рассчитывать, что идущие по его следу не заметят его.
Дэвид знал, как поступить теперь. Сперва разобьет эту парочку или просто дождется, когда незадачливые подельники сами разойдутся в разные стороны, а затем захватит одного из них – того, кто хромает. Захватит и заставит заговорить. Ответить на вопросы, которые он задаст ему.
Он считал, что если у преследователей есть хоть какой-то опыт, то возле его дома они должны разделиться. Один войдет в подъезд и, подойдя к двери его квартиры, начнет напряженно слушать, пытаясь уловить даже самый незначительный шум изнутри: если все будет тихо, значит, объект их наблюдения не успел еще вернуться к себе. Его же напарник останется на улице, подальше от входа, чтобы не привлекать к себе внимания. Простая логика подсказывала Дэвиду, что в дом, скорее всего, заглянет тот тип, которого ранее он не видел.
Сполдинг снял пиджак и в потоке пешеходов двинулся в сторону Кордобы. В руке он держал сложенную вдвое газету. Вид у него был задумчивый, как у человека, который пытается вникнуть в смысл слишком уж заумного заголовка опубликованной в ней статьи. Пройдя так какое-то расстояние, он повернул направо, стараясь, как и прежде, не выделяться из толпы.
Когда до его дома оставалось совсем немного, Дэвид снова заметил обоих филеров. Торопливо шагая по Авенида-Кордоба, они то и дело оглядывались, но следили лишь за той стороной улицы, по которой шли сами. Он же находился на другой стороне.
Дилетанты! Они бы с треском провалились, если бы ему пришлось вдруг принимать у них экзамен по такому предмету, как техника наблюдения.
Приблизившись к четырехэтажному зданию, его преследователи сосредоточили все внимание на парадной двери. Это послужило сигналом для Дэвида: пора начинать. Конечно, без риска не обойтись. Любой из этой парочки может повернуть голову в его сторону и увидеть, как он спокойно пересекает улицу чуть ли не под носом у них. И тем не менее игра стоила свеч. Он должен как можно быстрее перейти через дорогу и затаиться неподалеку от своего дома. В этом – залог его успеха.
Впереди, в нескольких шагах от него, шла средних лет portena. Типичная домохозяйка. В руке – сумка с продуктами. Судя по торопливой походке, она спешила к себе домой. Сполдинг догнал ее и, идя рядом с ней, сказал на утонченном кастильском наречии, что он плохо ориентируется в этом районе, хотя на самой Авенида-Кордоба ему доводилось уже бывать, и затем попросил рассказать ему, где и что тут находится. Беседуя со своей спутницей, он упорно поворачивался к ней лицом, чтобы его не смогли узнать даже в том случае, если кто-то из пресловутой парочки бросит через дорогу свой взгляд на него.
Со стороны могло бы показаться, что они – женщина с хозяйственной сумкой и мужчина с пиджаком в одной руке и газетой в другой – хорошие знакомые, которые только что повстречались случайно и, поскольку им по пути, теперь вместе идут, обгоняя неспешно шагавших прохожих.
Перейдя через улицу ярдах в двадцати от своего дома, Сполдинг распрощался с приветливо улыбавшейся ему portena и юркнул в прикрытый сверху навесом вход в какое-то здание. Потом, прижимаясь к стене, выглянул осторожно. Оба мужчины потолкались немного у обочины и затем, как и предполагал он, разделились. Незнакомый ему человек вошел в его дом, хромой же огляделся по сторонам и, понаблюдав какое-то время за сновавшими по улице машинами, двинулся в сторону подъезда, в котором укрылся Дэвид.
И опять та же логика подсказала Сполдингу, что хромоногий так и будет идти по прямой, пока не займет удобную позицию, откуда смог бы наблюдать за всеми, кто приближался к четырехэтажному дому, чтобы не пропустить ненароком своего «поднадзорного». Дэвид понимал: если он проморгает, через пару-другую секунд этот тип прошмыгнет преспокойненько мимо него.
Филер, подойдя к подъезду, в котором затаился Сполдинг, не заметил его. Дэвид, воспользовавшись этим, схватил своего противника за руку и, затащив его внутрь резким, молниеносным рывком, согнул ему кисть. Иначе – нельзя. Он просто обязан был принять необходимую в данном случае меру предосторожности. Пусть мерзавец знает: еще небольшое усилие со стороны того, кого выслеживали они столь настойчиво, и он взвоет от невыносимой муки.
– Иди спокойно, как ни в чем не бывало, или я сломаю тебе руку, – сказал Дэвид по-английски и, выйдя со своим пленником из подъезда, пошел с ним вдоль улицы, стараясь при этом держаться поближе к домам, чтобы не наталкиваться по пути на прохожих.
Лицо неудачливого охотника, превратившегося неожиданно в дичь, приняло несчастное выражение. Хромота его усилилась, и ему лишь с трудом удавалось поспевать за быстрым шагом Дэвида. А тут еще и эта нестерпимая боль в запястье.
– Вы же ломаете мне руку… Вы же ломаете ее! – жалобно причитал оказавшийся в полоне филер, стараясь не отставать от Дэвида, дабы не доставлять себе новых страданий.
– Если и в самом деле не хочешь лишиться руки, то не плетись как черепаха, – произнес ровным тоном, даже с ноткой участия, Сполдинг.
Дойдя до Авенида-Парана, Дэвид свернул резко налево, увлекая за собой и своего подневольного спутника, и, пройдя еще немного, нырнул вместе с ним в подворотню старого дома, в стенах которого, скорее всего, размещались конторы. Там он повернул своего спутника лицом к себе и, не ослабляя хватки, прижал к деревянной стене, подальше от входа. Затем разжал руку хромого, который сразу же схватился за кисть, – правда, ненадолго. Сполдинг ловко, не теряя времени, распахнул пиджак филера и, сдернув с плеч, рванул с силой вниз, заставив противника вытянуть руки по швам. Проделав эту несложную для него операцию, он извлек из огромной кобуры, висевшей у того на левом бедре, револьвер.
Это был «люгер» последней модели, запущенной в производство не более года назад.
Дэвид засунул оружие к себе за пояс. Потом схватил хромого за горло и с силой ударил головой о стену. После чего обыскал карманы его пиджака. В одном из них оказался большой бумажник. Раскрыв его, он придавил своего пленника плечом к стене и, не давая ему пошевельнуться, изучил содержимое портмоне.
Документы были немецкие. Удостоверение шофера, техпаспорт, заверенные оберфюрерами карточки с правом использования их на всей территории рейха, – такая привилегия предоставлялась только высшим военным чиновникам.
А затем он нашел, что искал.
Удостоверение личности с фотографией и сопроводительным текстом, напоминавшим о том, что данный документ может быть предъявлен только сотрудникам министерства информации, вооружений, воздушных перевозок и снабжения.
Этот субъект – из гестапо!
– Похоже, ты самый глупый из агентов Гиммлера, – сказал Дэвид, опуская бумажник в задний карман своих брюк, – кто же при себе носит такие документы? У тебя ведь наверняка должны быть родственники. Мне их жаль… – И затем, неожиданно для хромоногого, прошептал по-немецки: – Was ist «Tortugas»?[47]
Не получив ответа, Сполдинг отступил назад и несколько раз резко ударил нациста под дых. Последний удар был настолько сильным, что хромой застонал, почти теряя сознание.
– Wer ist Altmuller? Was wissen Sie uber Marshall?[48] – Дэвид без передышки молотил гестаповца по ребрам. – Sprechen Sie, sofort![49]
– Nein! Ich weiss nichts![50] – прохрипел хромой, пытаясь вздохнуть.
И снова – непривычный акцент. Какой же? Вроде бы близок к берлинскому, хотя и отличается от него. По-видимому, так могут говорить только в области, расположенной по соседству с немецкой столицей: ведь даже в горной Баварии, находящейся не столь далеко от нее, совсем другой диалект. Думай же, Сполдинг, из каких краев залетел сюда этот выродок.
И что у него за говор.
– Noch’mal! Давай же! Sprechen Sie![51]
И тут произошло то, чего Дэвид никак не ожидал. То ли от боли, то ли от страха человек заговорил по-английски:
– Я не знаю ничего такого, что могло бы представить для вас интерес! Я лишь выполняю приказ… И это все!
Дэвид загородил собой гестаповца, поскольку заметил, что прохожие уже начали поглядывать в их сторону. Правда, никто из них не остановился. В подворотне темно, разглядеть что-либо трудно. Да и к чему проявлять излишнее любопытство? Обычная, наверное, вещь: два дружка, забравшись туда, выясняют отношения. Один из них, видать, сильно перебрал. А может, и оба они. С пьяными же лучше не связываться.
