Роберт Ладлэм - Сделка Райнемана
Дэвид вынужден был признаться себе, что только теперь стал доходить до него затаенный смысл хитроумной игры, затеянной Свенсоном. Бригадный генерал отвел ему вполне определенную роль, которая не даст никому оснований подозревать его, Алана Свенсона, в чем-то. Убийство Эриха Райнемана, независимо от того, сам ли Дэвид прикончит его или же нанятый им киллер, явится для всех полной неожиданностью. Свенсон вовсе не был тем «глупым ублюдком», каким считал его Кенделл. Или человеком, не способным ориентироваться в подобного рода делах, как полагал ранее Дэвид.
Свенсон нервничал. Поскольку ему пришлось заниматься вещами, с которыми он дотоле не сталкивался. Однако в конечном итоге, как понял только что Сполдинг, все встало на свои места. Генерал, проявив себя молодчиной, сумел разобраться во всем и расставить все точки над «i».
– Ну что же, пусть будет по-вашему. Простите меня, если я сказал что не так, – произнес как можно искренней Дэвид, придерживаясь в действительности иной точки зрения. – Возможно, я придал уж слишком большое значение тому, что приключилось со мной в Нью-Йорке. И на то имелись причины. Признаюсь, у меня были враги в Португалии… Но сюда я прибыл, как вам известно, под надежным прикрытием.
– Мне ничего не известно, выражайтесь яснее.
– В Нью-Йорке никто не смог бы узнать, что меня уже нет в этом городе.
– Вы уверены в этом?
– Да. Так же, как и вы, когда утверждаете, что нет никого, кто пытался бы сорвать сделку.
– Понятно… По этому вопросу вроде бы все выяснили. А теперь я хотел бы сказать, что у меня на руках график мероприятий, которые мы должны проводить совместно с нашими контрагентами.
– С Райнеманом вы уже встречались?
– Да. Вчера. Мы провели с ним вместе целый день.
– Что слышно о Леоне? – спросил Дэвид.
– Свенсон собирается прислать его с «няньками» в конце недели. Райнеман сообщил, что чертежи доставят в воскресенье или понедельник.
– Частями или все сразу?
– Очевидно, двумя партиями, но он не уверен. Однако это не имеет значения: ко вторнику, Райнеман гарантирует, будут все.
– Значит, скоро мы покончим с этим делом. Вы ведь подсчитали, что вся операция займет три недели, не больше. – У Дэвида защемило сердце. Не из-за Уолтера Кенделла, не из-за Эжена Леона, не из-за чертежей гироскопов для высотных бомбардировщиков. Ему было жаль, что у них с Джин осталась только одна неделя.
Мысль о разлуке сразила его. И он невольно подумал, что же случилось с ним, почему он реагирует столь болезненно на то, чего все равно не избежать.
Однако в следующее же мгновение Сполдинг взял себя в руки. Расслабляться ему нельзя, у него нет на это никакого права. Он и она принадлежат к различным мирам, и тут уж ничего не поделаешь.
– Райнеман держит все под строгим контролем, – сказал Кенделл. В голосе его послышались уважительные нотки. – Я был поражен, когда ознакомился с порядком, который он установил. Лучшего не придумать!
– Если это действительно так, как вы полагаете, то я вам не нужен, – произнес риторически Дэвид в надежде на то, что ему удастся сменить тему разговора.
– А я и не говорил, что вы нам нужны. Но речь идет о колоссальных денежных суммах, и, поскольку так или иначе значительную долю затрат берет на себя военный департамент, Свенсон хотел бы подстраховаться. Я не могу осуждать его за это: бизнес есть бизнес.
Сполдинг решил, что момент настал.
– Позвольте напомнить вам о шифровках. Я тоже не сидел сложа руки. За эти три дня завязал нечто вроде дружбы с посольским криптографом.
– С кем?
– С главным шифровальщиком посольства. Через него мы будем поддерживать связь с Вашингтоном. Вопрос об оплате его услуг уже решен.
– Ах да… Понятно, понятно… – Кенделл мял в руке сигарету, перед тем как закурить.
Очевидно, Кенделл не слишком много знает о шифровках и шифровальщиках, если, конечно, не притворяется, подумал Дэвид и решил проверить свою догадку, заранее, впрочем, предполагая, что он прав: все, что как-то касается засекреченных систем связи, от посторонних, понятно, скрывается.
– Как вы сами только что сказали, в оборот вовлечены огромные деньги. Поэтому мы решили посылать зашифрованные сообщения каждые двенадцать часов. Сегодня к вечеру окончательно уточним график связи и завтра отошлем его с курьером в Вашингтон. В каждой шифровке допускается до пятнадцати знаков… Ключевым словом будет «Тортугас».
Дэвид внимательно наблюдал за реакцией Кенделла.
– О’кей… Э-э-э… О’кей, – механически кивал тот. Казалось, его мысли заняты чем-то другим.
– Вы одобряете наш вариант?
– Разумеется, а почему нет? Играйте как хотите. Я должен буду сообщить в Вашингтон лишь о том, что получил из Женевы по радио подтверждение о поступлении туда оговоренной суммы и вы, таким образом, можете отправляться назад.
– Но я думал, что подтверждение должно иметь какой-то код…
– Черт возьми, о чем вы?
– О «Тортугасе». Разве подтверждение придет не под этим кодом?
– При чем тут какой-то код? И что означает этот ваш «Тортугас»?
Дэвид понял, что Кенделл не притворяется. Он и в самом деле ничего об этом не знал.
– Простите, я, вероятно, что-то напутал. Я полагал, что «Тортугас» входит в число условных обозначений.
– О боже!.. Черт бы побрал вас вместе со Свенсоном!.. Да и не только вас, но и всех остальных! Кто корчит из себя военных гениев!.. Разве не напоминает вам своим звучанием это слово, «Тортугас», известных персонажей шпионских историй – например, того же Дэн Дана, секретного агента, или Маккоя?.. Послушайте, если Леон скажет вам, что все в порядке, то сразу же сообщите об этом в своей шифровке. А затем отправляйтесь на аэродром в Мендаро… Это, по существу, небольшое летное поле… Люди Райнемана встретят вас там и объяснят, когда вы сможете лететь. Понятно? Дошло до вас?
– Да, дошло, – ответил Сполдинг, хотя и не был в этом уверен.
* * *Выйдя из отеля, Дэвид отправился побродить по улицам Буэнос-Айреса. И сам не заметил, как дошел до большого парка возле площади Сан-Мартина. Тихое, спокойное место. Фонтаны, несущие свежесть и прохладу. Дорожки, покрытые белым гравием.
Здесь он сел на деревянную скамью и попытался собрать воедино разрозненные мысли, тревожившие его.
Уолтер Кенделл не лгал. Слово «Тортугас» ничего для него не значило.
Между тем незнакомец в нью-йоркском лифте рисковал жизнью, чтобы узнать его смысл.
По словам Айры Бардена, с которым он встречался в «Фэрфаксе», в документе о переводе бывшего лиссабонского резидента в ведение военного департамента, хранившемся в личном сейфе Эда Пейса, напротив его имени стояло только одно слово, и слово это было «Тортугас».
Только Пейс знал на все ответ, но Пейс мертв. Он ничего уже не сможет объяснить Дэвиду.
В Берлине, без сомнения, узнали как-то о переговорах относительно созданных в Пенемюнде приборов, но слишком поздно, чтобы предотвратить хищение чертежей, и в настоящее время главные усилия соответствующих сил направлены в основном на то, чтобы сорвать сделку. И не только сорвать, но и, насколько это возможно, выявить всех, кто был причастен к этому делу. Раскрыть агентурную сеть Райнемана.
Если это действительно так – другого-то объяснения происходящего вроде бы нет, – то вывод из этого может быть только один: сообщение о придуманном Пейсом условном обозначении «Тортугас» поступило в Берлин от человека, внедренного немецкой разведкой в структуру «Фэрфакса». И в этом нет ничего удивительного. То, что система безопасности, функционирующая на территории данного объекта, дала серьезный сбой, – факт бесспорный. И доказательством тому убийство Пейса.
Берлину не столь уж сложно определить, что за роль во всем этом деле выпала на долю бывшего американского резидента в Лиссабоне, подумал Дэвид. Сотрудника посольства, зарекомендовавшего себя за время пребывания в этом городе с наилучшей стороны, срывают внезапно с места и отправляют в Буэнос-Айрес. Специалист высшего класса, чье мастерство подтверждено сотнями сообщений с важнейшими разведданными, переданными им спецслужбами союзных держав, и чья агентурная сеть в Южной Европе превосходит своей эффективностью все остальные, не покидает так просто обжитую уже территорию, если только в каком-то другом месте не возникает особо острая нужда в его знаниях и практическом опыте.
В подобных рассуждениях не содержалось ничего нового. Сполдинг и раньше принимал за данность тот факт, что в Берлине не просто подозревают его в участии в буэнос-айресской операции, а твердо знают, что это так. Последнее обстоятельство служило ему в каком-то роде своеобразной защитой. До поры до времени он мог не опасаться за свою жизнь. Если враги убьют его, то вместо него появится кто-то другой. И тогда им придется начинать все сначала. Его же они уже изучили… И, принимая за сущего дьявола, довольствуются тем, что он у них всегда на виду.
