Стивен Хантер - Честь снайпера
— Я никогда не слышал о Милли Петровой, — ответил Крестьянин.
— Отлично, — сказал офицер. — Теперь покажи мне руки.
Крестьянин протянул руки.
— Нет, идиот, ладонями наружу!
Тот повернул ладони кверху.
— Объясни мне, каким образом после двух лет тяжёлого труда на немцев ты не натёр мозолей? Руки, хоть и грязные, вполне мягкие. К лопате или кирке ты не прикасался.
— Я… я ничего не слышал о Милли Петровой, — повторил Крестьянин.
Офицер кивнул двум солдатам, которые подошли и схватили Крестьянина. После этого один из них рывком разорвал его рубаху. Вся его грудь была покрыта татуировками. Солдат указал на одну из них — похожую на мандолину, окружённую развёрнутыми наружу буквами R, нарисованными единой линией.
— Это Трезубец, — сказал офицер. — Украинская национальная эмблема. А также эмблема Украинской национальной армии Бака. Ты лгал мне: ты был солдатом в армии Бака, а значит — предателем Советского Союза. Возможно, ты также помогал предательнице Людмиле Петровой, которой вынесен смертный приговор. Только тот, кто общался с ней, может знать, что её звали Милли, а не Люда — разве что ты не читал о ней в журналах несколько лет назад, но читать ты вряд ли умеешь.
— Сэр, — вклинился Учитель, — могу ли я сказать за него? Он неумело говорит.
— Ты кто такой? — перевёл офицер взгляд на Учителя.
Учитель шагнул ближе и достал свой документ. Офицер изучил его.
— Так значит, учитель.
— Сэр, этот человек…
— Здесь я задаю вопросы. Тебя тоже угнали? Ты был с ним?
— Эти крестьяне покрывают татуировками всё тело. Это их забавляет. Они не понимают, что означают татуировки. Я — местный учитель, я это знаю.
— Я спросил — ты был с ним? Тебя тоже угнали?
— Сэр, я только хотел бы прояснить…
Один из бойцов ударил его в живот прикладом винтовки.
— Учитель, глупец, тут я задаю вопросы. Не объясняй. Я тебе не ученик. Покажи руки.
Ударивший его солдат поволок его к столу и развернул одну ладонь, чтобы офицеру было видно.
— Так…ещё один трудяга с мягкими руками. Твои даже чистые. Не думаю, что у тебя есть наколки — ты считаешь себя чистым, но ты говорил за него, лгал ради него и пытался избежать советского правосудия. Уведите их обоих…
— Сэр, позвольте вам кое-что показать.
Тут ему как следует досталось по хребту, отчего он упал на колени. Крестьянин, пытавшийся было вступиться, также получил по голове и упал, обливаясь кровью из раны на голове.
— Уберите этих скотов, — скомандовал офицер. — Я закончил с этими преступниками.
— Сэр, я умоляю — позвольте показать документы! Вас они очень заинтересуют.
— У меня нет времени, — ответил офицер, державший документы Учителя.
Учитель, извернувшись, освободился, схватил документ и, перекрутив, оторвал заднюю обложку. Наружу выпала карточка, которую он и протянул молодому офицеру.
Тот, поглядев на карточку, побелел, челюсть его отвисла, он весь затрясся.
— Майор Спешнёв… я извиняюсь, сэр, я поспешил… я не имел понятия. Сэр, пожалуйста… я просто пытался…
Учитель остановил его кваканье поднятой рукой.
— Слушай, лейтенант, если не хочешь провести остаток жизни на строительстве дороги на Северный полюс — вдруг Вождь захочет туда поехать? Ты сделаешь именно так, как я скажу. И немедленно.
— Да, сэр, конечно. Я не представлял…
— Ты вынудил меня раскрыть важную операцию. Понятно, что пропавшего Бака ты никогда не найдёшь. Я уже сделал за тебя твою работу, и тут ты меня вскрыл. Ты хоть понимаешь, что я могу с тобой сделать?
— Да, сэр. Я не…
— Этот человек — мой телохранитель и оказал огромную услугу НКВД и безопасности Советского Союза.
— Да, майор Спешнёв… боже мой, все вас знают! Вы столько сделали для партизан в зонах оккупации, вы…
— Дай ему такое одобрение, чтобы он вернулся домой героем, каким он и является. Я же вскоре оформлю наградной лист, по которому он получит медали, которых он заслуживает.
— Да, сэр.
— Что же касается меня — мне нужен перелёт в Москву. Чем быстрее — тем лучше. Ты понял?
— Будет сделано.
Спешнёв подошёл к Крестьянину.
— Теперь с тобой будут хорошо обращаться. Возвращайся домой, мой друг. Живи счастливо, заведи детей.
— Сэр, вы расскажете о Милли? Пусть они увидят…
— Ещё не время. Политика, как я и сказал. Многое нужно скрыть. Но я попытаюсь. Месть — это несколько иная материя. Теперь иди отсюда. Возвращайся домой и заводи семью.
— Я назову их в честь тебя.
— Это неважно. Если у тебя будет дочь — назови её Милли. Вот это будет дело.
Интерлюдия в Тель-Авиве VII
Подоспели плохое новости. Спутник заснял шесть контейнеровозов, каждый из которых увозил океанский контейнер с завода «Нордайна» на иранский грузовой корабль, стоявший в астраханском порту. Там они сгрузили контейнеры. Корабль был готов к отплытию. Почему он ещё не отчалил?
— Это Россия. Бюрократия.
Коэн пояснил:
— Русские строго следят за импортно-экспортными операциями. Ничто не вывезется и не ввезётся без пристального изучения. Это и ввергает меня в непонимание: контейнеры неизбежно будут осмотрены и груз — крайне опасной материал — будет обнаружен. Немедленно будет объявлена тревога. Любое повреждение груза приведёт к трагедии, так что им придётся разбирать контейнеры крайне аккуратно.
Эврика. Барабанная дробь, звон дверного колокольчика, дрожь от пяток до макушки — Гершон ощутил всё разом. Всё сошлось.
— Я понял.
Все уставились на него.
— Министр торговли может подписывать документы, меняющие процедуру инспекции. Поэтому ему и нужна была эта должность.
В комнате воцарилось молчание.
Гершон подвёл итог.
— Теперь мы знаем, что Стрельников — это сын предателя Василия Крулова, бывшего учеником безумного доктора Ханса Грёдля — чтоб ему никогда не упокоиться. Это ведёт нас чётко от мозговых завихрений Грёдля в трюмы корабля, набитые «Циклоном Б». Корабль стоит в русском порту, ожидая отправки в Иран, а затем — пока ещё неизвестным путём — в Израиль. Сын, тоже Василий, идеализировал своего отца и хотел быть похожим на него, хотел продолжить его дело святой войны против евреев. Теперь он возмужал, стал абсурдно богатым и ощутил разочарование от того, что во многом не преуспел. Так что он использовал своё богатство для того, чтобы сделать своё безумие посвящением делу отца. Всё, что ему осталось — подписать документ, а затем — сидеть, смотреть и радоваться.
— Когда он станет министром торговли?
Гершон посмотрел на часы, прикинул московское время и ответил:
— Через двадцать минут.
— Варианты? — спросил директор.
— Боюсь, их очень мало, — ответил кто-то. — У нас нет военных сил в той территории. А имей мы их — штурм русского порта привёл бы к политическому катаклизму. Корабль будет уязвим в течение восьми часов плавания из Астрахани в Иран. Имей мы разрешение на дозаправку «Фантомов» в воздухе над третьей страной по пути назад — мы могли бы нанести воздушный удар. И даже тогда мы с избытком чертей получим за бомбовый удар по Каспийскому морю, а ведь в этом случае газ вырвется наружу и мы станем виновниками последствий. Не те, кто газ изготовил, а мы станем крайними. Евреи, как обычно.
— Как только корабль выгрузится в Иране — мы потеряли груз, — продолжил другой. — У нас есть только защитные меры. Усиленный пограничный контроль и воздушная безопасность. Постоянная готовность. Подозрительность к любому крупному транспорту вблизи наших границ. Но это всё реакции, а не проактивность.
— Гершон, ты же гений, который всё это раскопал. Скажи нам, что делать?
— Только что всё было предложено. Разве что ещё раввина позвать.
— Стрельников подпишет бумаги, корабль отчалит, мы посмотрим, как он уходит… а затем будем ждать неизбежного. Мы…
— Сэр, — позвал кто-то.
— Пожалуйста, не перебивайте, — велел директор. — Я пытаюсь…
— Сэр, пожалуйста. Посмотрите на монитор.
Все посмотрели на экран телевизора, молчаливо висевшего в углу комнаты — там шёл выпуск новостей.
«Загадочный взрыв в Москве» — вещала бегущая строка под кадрами, показывавшими обычную картину работ на месте недавнего взрыва, окружённом красными мигающими фонарями.
Включили звук.
— …подтвердил, что в лимузине был Василий Стрельников, ехавший в Кремль для принятия должности нового министра торговли. Он и ещё трое погибли в результате взрыва перед особняком Стрельникова в этом фешенебельном районе Москвы. Пока неизвестно, взял ли кто-либо на себя ответственность — террористы, мафия или некие иные исполнители, но…
— Отличная работа, Гершон, — одобрил директор.
— Я и не знал, что я в таких хороших отношениях со Всевышним.
