Ян Валетов - Левый берег Стикса
— Пришьешь. Ты ж у нас Айболит.
— Знаешь, Тоцкий, пришивает Айболит заиньке ножки. Ну, тому, которому их трамваем отрезало. А зайка плачет, заливается. Доктор, не надо! Не надо больше! Ну, на фига мне сорок ножек!
— Юмор у тебя черный, Витюша.
— Это, Андрей, лучше водки помогает. Ладно, посмотрю на нашу Анку-пулеметчицу еще разок.
Он опять возник перед ней, присел на корточки, чтобы лицо находилось на уровне ее лица и замер, склонив голову на бок, как птица.
— Уже легче?
Диана прикрыла веки, в знак согласия.
— Врете. Доктору врать нельзя. Я знаю, что плохо. Но могло быть хуже. Повезло.
Она опять закрыла и открыла глаза.
— Я сделал все, что было можно. Оставлю Андрею некоторые лекарства. В том числе — обезболивающие. Я бы сказал — до свадьбы заживет, — он улыбнулся, — но знаю, что вы замужем. Но, все равно, заживет. Обещаю.
Он легонько тронул ее щеку.
В комнату заглянул Роман, огляделся и поманил Тоцкого пальцем.
— Что там?
— Виталя «летуна» нашел. Только он того…
— Что того?
— Пошли, посмотришь.
— Витя?
Мимо Тоцкого и Романа в дверь протиснулся Марк, за ним и Дашка.
— Иди. Я давление еще раз проверю.
Тоцкий пробкой выскочил за дверь.
«Летун», а о том, что это был летчик, можно было только догадаться по летной тужурке и синей фуражке с «крылышками», был действительно — того. Пахло от него так, что впору было закусывать, нос переливался всеми оттенками лилового цвета и был украшен вполне объяснимыми фиолетовыми прожилками. Маленькие, блестящие, словно мытые вишни, пьяненькие глаза, то и дело исчезали за занавеской набрякших век. Портрет довершала легкая, почти недельная, небритость на бульдожьих щеках и огромные, поросшие волосами уши, топорщащиеся по обе стороны фуражки. Было этому чуду на глаз что-то между сорока и пятьюдесятью. И оно перепугано косило глазами на окружающих, явно ожидая неприятностей от непонятных мужиков недружелюбного вида. Щупловатый Тоцкий, по-видимому, опасений особо не вызывал, и, поэтому, был определен, как человек, с которым можно беседовать, не схлопотав по физиономии для начала.
Посмотрев на «летуна» внимательно, Тоцкий подумал, что разговор бесполезен, но, уловив, что взгляд у мастера пилотажа не совсем омертвевший, решил беседу все-таки начать.
— Вы летчик? — осторожно спросил Андрей.
— А что — не видно? — дерзко ответило чудо, посверкивая глазами.
— Если честно, то нет.
— Полетов до субботы не будет.
— Это вы о чем?
— Это я о том, что вы не видите. Мы с ребятами вчера малость посидели.
— С коллегами?
— Нет. У нас тут кабель прокладывали.
— Зовут вас как?
— Сергей Иванович.
— Сергей Иванович, что у вас здесь за техника?
— А вам зачем?
— Надо, — грозно сказал Виталий. — Ты отвечай, когда спрашивают.
— Я, в смысле, для чего, спрашиваю. У нас и трактор есть. Но вам же трактор без надобности?
— Трактор нам, действительно, без надобности, — Тоцкий невольно улыбнулся. Возможный способ решения проблемы уже вырисовывался. Уж больно ушлым был дядька в кожанке. — Так и вы, Сергей Иванович, не тракторист, если я не ошибаюсь?
Он постарался незаметно дать знак Виталию, чтобы тот не вмешивался.
— Вертолет есть, — продолжил летчик. — Пара «кукурузников» — мы на них парашютистов возим. «ЯК» учебный.
Он шмыгнул носом и потер щеку ладонью. Было слышно, как заскрипела щетина.
— Только на них до границы не долетишь…
— А с чего вы взяли, что нам до границы лететь? Нам до границы не надо. Зачем нам до границы?
— Да? — удивился Сергей Иванович. — Не надо? А я думал.… Ну, если не до границы.… А куда надо?
— Вы, лучше, Сергей Иванович, скажите, вы, на чем летаете?
— На всем, что летает.
Эта фраза, в сочетании с могучим перегаром и «усталым» донельзя видом, была настолько комичной, что и Виталий не выдержал, улыбнувшись уголками рта.
— Нам надо перевезти двоих взрослых и двоих детей. Потом вернетесь обратно.
— Не бесплатно, — добавил Тоцкий. — На возмездной основе.
— А куда лететь? — спросил Сергей Иванович с растущим энтузиазмом. Перспектива заработка действовала на похмельный синдром лучше, чем очищенный аспирин. Мешки под глазами, казалось, начали уменьшаться на глазах.
— Есть такой город, Коростень…
Летчик задрал голову вверх, как будто бы на потолке была изображена карта, потом на Тоцкого, потом перевел взгляд на Виталия.
— Есть, — подтвердил он. И замолчал.
— Ну и? — сказал Виталий.
— Далеко, — сказал Сергей Иванович доверительно. И добавил:
— Очень далеко.
— Пятьсот, — сказал Тоцкий.
— Пятьсот чего? — спросил Сергей Иванович и почесал кончик носа. Рука подрагивала, то ли от тремора, то ли от жадности.
— Долларов, — уточнил Тоцкий.
— Так полетное задание… — начал пилот несмело.
— Без полетных заданий, — отрезал Виталий.
— Ага, — сказал Сергей Иванович и ненадолго задумался. — А садится как?
— А на чем лететь? — задал встречный вопрос Андрей.
Летчик опять задумался.
— Можно на вертолете. Но жрет много.
— А самолет?
— Тоже много. Но, все-таки — бензин.
— Полетите, Сергей Иванович?
Летчик ухватил себя пятерней за лицо, щетина опять заскрипела.
— Чего ж не полететь? Полечу. Но бензин — отдельно.
— Сколько бензина? — спросил Виталий.
— Считать надо.
— А если на глаз?
— Ну, если на глаз — туда тонна с четвертью. И обратно — столько же.
— Сколько? — переспросил ошарашенный Тоцкий.
— «Кукурузник», — сказал Сергей Иванович назидательно и с гордостью, словно выступая перед пионерами на сборе дружины, — это вам не просто так. Такой мотор еще на «И-16», у Чкалова стоял. Триста литров на час — не меньше. Девяносто пятого.
— Хорошо, — согласился Андрей. — Бензин выдаю деньгами. Идет.
— Договорились. И на «поправиться».
— Я тебе поправлюсь, — сказал Виталий, угрожающе. — Я тебе так поправлюсь, забудешь, как поправляться.
— Можем не долететь, — сказал Сергей Иванович с убеждением. — Устал я.
— Будешь лететь обратно — хоть залейся, — отрезал Виталий. — А тут — и думать забудь. Денег хочешь?
Летчик быстро кивнул и тут же болезненно сморщился — трясти головой в его состоянии было не безопасно.
— Тогда готовь машину. Ты хоть понял, что никуда не звонить, никому не говорить, или объяснить дополнительно?
Сергей Иванович глянул обиженно.
— Не идиот. Соображаю. Мне, в общем-то, мужики, наплевать, кто вы, откуда и зачем. Я, в случае чего, косить буду, что заставили. Ну, типа, с ножом у горла, с пистолетом у виска.
— Коси, на здоровье, — сказал Андрей, протягивая деньги. — Только ничего конкретного.
— Ага. Все в масках. Машины без номеров. Вы, чего, мужики? Я ж не новенький. И морды у вас — серьезные. И тачки. Считайте, что у меня амнезия. Что везти будем? Оружие? Наркотики? Контрабанду?
— Раненую женщину с детьми. И одного из нас, — сказал Тоцкий.
— Я, в смысле того, мужики, что можете грузить, что хотите. Мне по барабану. Я, как Адам Козлевич — ух, прокачу! На когда быть готовым?
— На сейчас. Давай, готовься. И не пить, смотри у меня. Бегом!
Сергей Иванович с неожиданной резвостью взял с места.
Виталий повернулся к Тоцкому.
— Что значит — полетит один из нас? Поясни, пожалуйста.
— У меня паспорт в сейфе. Мне в город надо смотаться.
— Ну, так смотайся. И дуй обратно.
— Шеф тебе не говорил, что я в розыске?
— Да они собственную жопу найти не могут, пока носом не ткнешь. Не бзди, прорвемся.
— Прорвемся, конечно. Я на всякий случай. А случай, как известно, бывает разный. Виталий, я же не ребенок, все-таки. Но место на карте — давай я тебе покажу. Тоже — на всякий пожарный.
Виталий сокрушенно покачал головой.
— Тебе понятно, что ни домой, ни в банк соваться нельзя. Ни к маме с папой. Ни к жене.
— Нет у меня жены.
— Значит к любовнице. Сейф в твоем банке?
Тоцкий криво усмехнулся.
— Я же говорил, что не ребенок. Конечно, нет.
— Уже хорошо. На постах не светись, но и не шифруйся. Веди естественно. На чем поедешь?
— С Витей, на «Таврии».
— Разумно, — согласился Виталий. — Хотя на «джипе»… Могут они просечь, что ты на Михалыча тачке?
— Не знаю. Если честно, то не знаю. Наверное — могут.
— Давай так, я своих ребят направлю в город, за тобой. Посты пройдете отдельно. Если их «шмонать» не будут, то все чисто, и проблемы нет. Как сделаешь, что надо, они тебя подхватят и везут обратно. Годится?
— В принципе, да. Идем, сориентируемся по карте.
По дороге Тоцкий заскочил в комнату к Диане. Она спала. В кресле, сидя, спал Марик. У него на руках пристроилась сладко сопящая Дашка. Лымарь курил у окна, пуская дым на улицу.
— Пока не хуже, — сказал он Тоцкому в полголоса. — Я кольнул ещё обезболивающего. Пусть поспят.