О. Воля - Американское сало
– А вот эти росписи, Кира Моисеевна, это тех людей, кто до меня эти документы читал?
– А как же! Все, кто читал, нам известны!
На бланке было не более двух десятков фамилий.
– А вот эти иностранные, кто они? – спросила Алла.
– А! Это – господин Мерль из Германии, известный специалист по этому вопросу.
– А украинские историки у вас тут бывали?
– Нет, давно никто не бывал…
– Как же они там пишут о голодоморе, если никто не изучал документов?
– А это вы, молодые, сами у них спросите, – пожала плечами старушка, – документ – он основа всего, всему начало в истории, ее альфа и омега! Думаете, когда про сталинские репрессии писали на весь мир, много ли тут людей побывало и документы смотрело? Ни один из тех писателей! А везде статьи в журналах: десять миллионов расстреляно, двадцать миллионов сидело, а потом и тридцать и пятьдесят, кто – больше! Помню, был такой автор Антонов-Овсеенко, много про репрессии писал. Читаю: «после войны в сталинских лагерях сидели шестнадцать миллионов человек». Дай, думаю, посмотрю. Пошла, нашла документик. А на вот этом вот корешке подписи Антонова-Овсеенко нету. То есть документ он не читал. Стала смотреть – подробный отчет – сколько каких пайков заключенным полагалось. И надо же, наш Антонов-Овсеенко ведь совсем чуть-чуть ошибся! Действительно, есть и цифра один, и цифра шесть, только запятая между ними!
– Неужели?
– Представь себе, голубушка!
– Неужели так мало сидело?
– Сколько сидело – все тут записаны, попробуй какой-нибудь учетчик что-то не напиши – его бы самого сразу посадили!
– Просто после войны ведь и дезертиры, и мародеры, и уголовники сидели, и всего один миллион шестьсот тысяч. Да в современной Америке сидит около трех миллионов, а ведь население СССР и США почти сопоставимо. И почему-то никто не пишет про американский ГУЛАГ?! – вознегодовала Алла.
– А вот ты и напиши, дочка, все напиши, голубушка. А то мы скоро помрем и так никто правду не узнает, пока сам не покопается в бумагах. А молодым разве здесь интересно?
Алла провела в архиве полдня. Описать ощущение, которое возникает от прикосновения к старым, пожелтевшим документам, невозможно. Особенно, когда как молния тебя пронзает истина, отвергающая миф, который до этого жил в тебе.
Вот, например, письмо Сталину секретаря ЦК Компартии Украины Косиора от 26 апреля 1932 года. Всего несколько коротких строчек. В нем Косиор писал: «У нас есть отдельные случаи и даже отдельные села голодающие, однако это только результат местного головотяпства, перегибов, особенно в отношении колхозов. Всякие разговоры о «голоде» на Украине нужно категорически отбросить». Коротко и ясно. Ясно, как именно информировали «украинские товарищи» свое руководство в Москве. Поляк Косиор, ненавидевший несознательное крестьянство, привыкший рубить шашкой, расстреливать малоросское быдло, не понимающее сути «мировой революции», так же круто взялся за дело и с коллективизацией. А когда понял, что наломал дров, втирал очки до последнего момента. Объяснял, что имеют место «отдельные недостатки»…
Дальше шла целая серия документов о том, как все-таки высшее руководство узнало о творящихся безобразиях и об их объеме. А потом – обширная подборка документов о том, как приходилось доставать зерно для помощи голодающим. Если бы был голодомор, то лучше всего – не пускать эшелоны с зерном, перекрыть поток продовольствия – и дело с концом. Но тут вытаскивали зерно из-под земли и везли на Украину! В 1933 году в общей сложности Украина получила 501 тысячу тонн зерна в виде ссуд, что было в семь с половиной раз больше, чем в 1932 году (шестьдесят пять тысяч шестьсот тонн). Российские регионы без Казахстана соответственно получили девятьсот девяносто тысяч тонн, всего лишь в полтора раза больше, чем в 1932 году (шестьсот пятьдесят тысяч тонн). То есть помогали прежде всего Украине! Много ли получила Украина в 1933 году продовольственных и семенных ссуд из Центра? Почти столько же, сколько в 1922 году вся Советская Россия от всех международных организаций, участвовавших в оказании помощи голодающим в России.
Почему именно на Украину в 1933 году было направлено из Центра такое огромное количество зерна? Потому что в УССР сложилась наиболее острая ситуация в зерновых районах, поставившая под угрозу срыв посевной кампании, чего сталинское руководство не могло допустить из-за особой роли республики в зерновом производстве страны.
Или вот другой документ: Сталин в 1933 году лично санкционировал направление в Украину зерна в ущерб российским регионам. 27 июня 1933 года секретарь ЦК Компартии Украины Хатаевич направил Сталину шифрограмму следующего содержания: «Продолжающиеся последние десять дней беспрерывные дожди сильно оттянули вызревание хлебов и уборку урожая. В колхозах ряда районов полностью съеден, доедается весь отпущенный нами хлеб, сильно обострилось продовольственное положение, что в последние дни перед уборкой особенно опасно. Очень прошу, если возможно, дать нам еще пятьдесят тысяч пудов». На документе имеется резолюция Иосифа Сталина: «Надо дать».
Алла долго сидела и смотрела на эту резолюцию. Лично рукой Сталина: «Надо дать». Одна эта бумажка убивает всю пропаганду Ищенко. Нет никакого специального, искусственного голода, геноцида. Никто не хотел специально уничтожать людей… Наоборот, их спасали, и украинцев прежде всего спасали. Резолюция «надо дать» стояла именно на украинской просьбе. Особенно это впечатляло, когда только что она видела другой документ: на просьбу начальника политотдела Новоузенской МТС Нижне-Волжского края Зеленова, поступившую 3 июля 1933 года, о продовольственной помощи колхозам зоны МТС был дан отказ.
Или вот еще: как минимум четыре региона тогдашней РСФСР – Саратовская область, автономия немцев Поволжья, Азово-Черноморский край и Челябинская область – пострадали больше, чем Украина. А зерно все равно шло в первую очередь украинцам…
И еще. Косиор, гнилая сущность которого ярко проявилась в период коллективизации, был все-таки потом распознан и расстрелян.
Какой тут, к чертям собачьим, голодомор и геноцид?
Вот, когда пришли фашисты и убивали сотнями тысяч в Бабьем Яру и остальных везли в каменоломни в Германию, – это был геноцид.
Только для Ищенко фашисты – почти родня, сослуживцы папаши…
Глава девятая
Сентябрь 2007 г.
Увага! Розпродаж! Тiльки до кiнця мiсяця! Американське сало «Лярд» продається зi знижкою в пятьдесят процентов. Устигайте за мрiєю![76]
В. Янушевич на съезде Партии регионов заявил о возможной коалиции с «Нашей Украиной», сообщает «Новый регион».
В Москве деревья уже совсем пожелтели, а в Киеве осень как будто не начиналась. А Николай как нарочно повел Аллу гулять в Центральный Ботанический сад. Такого буйства красок и запахов Аллее никогда не удавалось испытывать. А какой чудесный вид открывался с самой высокой точки!
– А что это за купола, Коль?
– Это Ионовский монастырь, кажется. Мужской. – Николай наслаждался здоровым воздухом, он расправил свою огромную грудь, напряг мышцы и показался сам себе добродушным великаном. Мимо прошла какая-то парочка, и Николай мысленно сравнил себя с тем студентом, который сопровождал довольно высокую и дородную девушку: «Со мной никому гулять не стыдно!» – пронеслось у него в голове. Но тут же мысль была перебита обрывком разговора. Пара, как и все в Киеве в последние года два, говорила о политике.
– Твой Ищенко – американская подстилка! – шикнул хлопец.
«Ничего у него с ней не выйдет, – подумал Николай. – Нашел, что девушке говорить».
– Твой Янушевич тоже! – огрызнулась она.
Чем кончится этот детский спор, Николай уже не мог услышать, но обида за Янушевича, лишь на час спрятавшаяся куда-то на дно души, опять всплыла.
Николай непроизвольно сжал кулаки.
– Не волнуйся ты так каждый раз, – Алла потерлась щекой о его плечо. Он и не заметил, как она подошла. – Ну проиграете, чему быть, того не миновать.
«Нашла, чем утешить мужчину».
– Мы не проиграем, не можем проиграть. Я не знаю, что там говорят твои социологи москальские. Я с людьми общаюсь. Посмотри, что произошло за эти годы! Кризис за кризисом, цены растут на все буквально, а «оранжевые» только грязью друг друга поливают… Назови мне хоть одну сферу, где бы Ищенко не обос… – он остановил себя на полуслове. – Да, если бы не эти американцы в штабе, мы бы…
Не хватало ни воздуха, ни слов. Все так. Действительно: «Твой Янушевич тоже». Тоже суетится перед американцами, тоже послушно выполняет их нелепые команды.
– Понимаешь, – Николай начал убеждать скорее себя, чем ее, – все, что происходит в штабе, – это какой-то абсурд. Я же не первый год знаю Виктора Федоровича. Это же настоящий мужик! Как он с людьми говорит?! А как он анекдоты рассказывает?! Ну, а эти пендосы насуют ему каких-то бумажек перед встречей да еще приговаривают: «Постораэйтэсь нэ сбивайтца! Всэйгда помынэтеэ, что мы с вамий училый. Дэржитэ рукий вверх ладньямий!» И накачивают, гады, до самого выступления, и он выходит, как кирпич, перед народом. Зазубрит текст этот американский, пустую брехню, ла-ла-ла. И мычит. Я смотрю и плачу, это же другой человек! Он даже потеет весь. Старается вспомнить все, чему они его учили, как руки держать, как ноги, как лицом играть. Да какой человек этот самоконтроль выдержит? Ему расслабиться надо, а они его только напрягают!
