Воля народа [litres] - Шарль Левински

Кажется, она прилежно изучила официальную биографию Воли. Там чёрным по белому написано, что он за всю жизнь так и не смог ни от чего отказаться. Какие только посты ему не доставались, а их за его карьеру было много, всякий раз он вступал на них исключительно из чувства долга, которое его вынуждало. Только в Федеральный совет он никогда не выдвигался, из скромности, сказала бы, наверное, фройляйн Шварценбах, тогда как Вайлеман полагал: потому что ему было всё равно, кто там под ним изображает руководство страной.

Но ему не хотелось говорить о Воле, ему хотелось выяснить, что связывает Маркуса и Элизу. Итак, новый заход.

– Ну и как вам это – работать на моего сына?

– Чудесно, в самом деле чудесно. Это так… – Подыскивая подходящее слово, фройляйн Шварценбах бессознательным жестом разглаживала себе волосы, хотя они были подстрижены так коротко, что не могли поменять положение. – …так интересно, – завершила она фразу.

У Вайлемана было впечатление, что она хотела сказать что-то совсем другое.

– Но и вместе с тем и трудно, я полагаю. Много переработок.

Она отрицательно помотала головой:

– Вообще нет, напротив. Ваш сын следит за тем, чтобы я вовремя заканчивала свой рабочий день. Чтобы я успевала на ранний поезд на Устер. Я живу в Устере, знаете.

– И он потом тоже уходит домой?

Фройляйн Шварценбах среагировала так возмущённо, будто он обвинил Маркуса в чём-то неприличном.

– Разумеется, нет! Ведь у него столько работы. Однажды я вернулась после девяти часов, мне пришлось снова возвращаться в Цюрих, потому что я забыла здесь в приёмной портмоне, и в его кабинете всё ещё горел свет. Я тогда постучалась, хотела только спросить, не приготовить ли ему быстренько кофе, так он прямо наорал на меня.

– Бедняжка.

– Нет-нет, – поспешно сказала фройляйн Шварценбах, – это же была моя вина. Потому что я помешала в его концентрации. Кстати: свой кофе ваш сын пьёт совсем иначе, чем вы. Не такой крепкий и всегда с молоком и сахаром. Но вы это наверняка знаете.

Вайлеман этого не знал, но такая слаботочная бурда была в духе Маркуса.

– Ваша работа наверняка требует от вас больших знаний, – продолжал он докапываться.

– Не очень. Ведь я делаю только то, что попроще. Для более сложного… – Она осеклась и покраснела. Кажется, из неё вырвалось то, чего ей нельзя было говорить.

– Да?

– Нет, ничего, – быстро сказала она. – Вообще ничего. Возьмите ещё конфетку! Так мило с вашей стороны, что вы их принесли.

Тогда, когда он делал свои самые первые репортажи, один опытный коллега дал ему совет, который потом не раз подтверждался: «Самые честные ответы ты получишь тогда, когда они думают, что ты уже всё знаешь».

– Хорошо, что вы так деликатны, – сказал он поэтому. – Весьма похвально. Но я, разумеется, знаю, как обстоят дела. У нас с Маркусом нет тайн друг от друга.

Это была пока что самая большая ложь дня.

Фройляйн Шварценбах с облегчением улыбнулась ему.

– Тогда вы ведь знаете, о чём я. Поэтому у него кабинет с двумя дверьми.

– Да, верно, с двумя дверьми, – сказал Вайлеман. Он понятия не имел, что она хотела этим сказать.

– Я ещё удивлялась, почему он принял вас через эту приёмную, а не через ту, другую. Ведь вы же его отец.

Другая приёмная?

– Он тогда не знал, что я приду.

– А, вот в чём дело, – с облегчением сказала она. – А то бы он непременно передал на входной пост, и вас бы направили к госпоже Барандун, а не ко мне.

А это ещё кто такая?

– Все важные люди проходят к нему с её стороны. – Она испуганно поднесла ко рту ладонь: – О, извините, я не хотела этим сказать, что вы не важный человек.

– Я рад, что так получилось, иначе бы я не познакомился с вами, а только с этой… Как там её зовут?

– Госпожа Барандун.

– Нет, я имею в виду её имя. Маркус мне говорил, но я с каждым годом становлюсь всё забывчивее.

– Элизабет.

– Иногда мозг превращается в самое настоящее сито, – он ударил себя по лбу ладонью, но счёл, что жест мог показаться ей преувеличенным, и сделал вид, что просто хотел почесаться. – И как это всё отлажено, с другой приёмной?

– Вам же рассказывал сын.

– Да. Но только в принципе. Мне интересно, как это в деталях. В моё время ничего такого не было.

– Здесь в Управлении такое только у высшего начальства.

– Один вход для важных людей, и второй…

– Это из-за секретности, – объяснила фройляйн Шварценбах. – Здесь много такого, что весьма скрытно.

– Это ясно. Но всё же кое-чего я не понимаю: почему не вы отвечаете за важных людей?

– Потому что… потому что… – Нижняя губа фройляйн Шварценбах задрожала. – Я рада уже одному тому, что вообще могу здесь работать, – отважно сказала она. – Раньше-то я была в отделе контроля жителей.

Он явно задел её больную рану и решил подсыпать на неё ещё немного соли, как предлагала та женщина в камере пыток.

– Тогда мне разумнее будет спросить у госпожи Барандун, нет ли у неё какой идеи насчёт подарка ко дню рождения. Зайду-ка я к ней прямо сейчас.

– Её сегодня нет. – Мышка не могла полностью спрятать свою ревность. – Она тоже на стадионе Халлен.

– А я и не знал, что и секретарше можно туда…

– Мне вот, например, никогда нельзя было туда! – вырвалось у фройляйн Шварценбах. – Хотя я работаю здесь дольше неё. – Казалось, она сейчас расплачется, но она взяла себя в руки и быстро встала: – Но мне сейчас действительно пора вернуться к работе, – сказала она дрожащим голосом. – Дел очень много.

– Разумеется. Я слишком долго отнимал вас от дел. – Вайлеман тоже поднялся. – Не выдавайте моему сыну, что я здесь был. А то он будет надо мной смеяться, что я решил явиться именно сегодня. И с подарком это ведь тоже должен быть сюрприз. Если вам что-то всё-таки придёт в голову, позвоните мне, пожалуйста. Погодите, я оставлю вам мою визитную карточку.

Он стал искать несуществующую визитную карточку:

– Куда же я её засунул! Что-то я становлюсь всё рассеяннее! – и тут сделал вид, будто только сейчас сообразил, что он находится в Управлении правопорядка: – Да у вас ведь наверняка есть мой адрес в вашем компьютере, – и, убирая руку из внутреннего кармана, он прихватил между двумя пальцами маленькую фотографию и выронил её как бы нечаянно.

– Вы что-то уронили, – сказала мышка.

– Правда? Не будете ли вы так любезны поднять? А то моя спина не позволяет…

Фройляйн