Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 3
– Сударь, ваши дела с полицией страны пребывания никоим образом меня не касаются. Надеюсь, вы не думаете, что это я подослал к вам полицейских?
– О нет… ни в коем случае. Тем более что вчера я отказался принять их, отговорившись неприкосновенностью.
Докурив одну сигарету, граф взялся за вторую.
– Тем не менее, сударь, Консульта* срочно вызывает меня в Рим для дачи объяснений. Слухи дошли уже и туда, и это нетерпимо.
– Для кого нетерпимо, граф? Для меня? Для вас?
– Ай, бросьте! – как и любой итальянец, граф быстро выходил из себя… – да, я признаю, что репутация у меня не из лучших, но на сей раз кто-то избрал своей мишенью вас, вашу супругу и меня и злонамеренно распускает слухи. Более того – кто-то приложил усилия к тому, чтобы эти слухи дошли даже до Рима.
– То-то там удивились… – не сдержался я – вы считаете, что это я приложил к этому руку, господин граф?
– Нет, я так не считаю! Я считаю, что мы должны объясниться между собой, а потом приложить все усилия к тому, чтобы прекратить хождение этих слухов и выявить их источник.
– Сударь… позволю себе напомнить вам одну весьма поучительную пословицу. К грязной собаке все репьи цепляются… Если вам что-то угодно выявлять – выявляйте.
Граф не докурил сигарету, затушил ее и сунул в портсигар, а портсигар сунул в карман
– Хорошо. Если вы заняли такую позицию – дело ваше. Но я считаю своим долгом сообщить вам, что все слухи, которые злонамеренно распускали про меня и вашу супругу являются ложью, ложью полной и абсолютной. Да, мы несколько раз встречались с городе – но все эти встречи имели место по инициативе сеньоры Марины, все они длились не более получаса и происходили исключительно на людях. Причем инициатива этих встреч исходила от сеньоры Марины в каждом случае, я даже грешным делом подумал, что она намеревается выведать секреты отношений Италийского королевства с Персией. Пару раз она подвозила меня – но это все, клянусь честью. Более того – как только пошли эти омерзительные слухи, на последней встрече я недвусмысленно дал понять сеньоре Марине, что никакого общения, ни дружеского никакого иного я с ней не ищу и учитывая складывающуюся ситуацию все встречи следует прекратить для сбережения ее и моей чести. Вы можете не верить мне – но клянусь честью, все так и было.
Ваша честь, граф – подобна знамени, состоящего из палки от метлы и простыни, выуженной из корзины для грязного белья в общественной прачечной.
Может быть – и надо было это сказать. Но я – промолчал, не сказал.
– Сударь, если это все, что вы имеете мне сказать – то не стоит больше вольно растрачивать мое и свое время. У меня немало дел, и у вас, я уверен – их не меньше. Честь имею.
Выпроводив мутного и назойливого итальянца – господи, если там такие дворяне, то какие же тогда остальные итальянцы? – я начал приводить себя в порядок к визиту во дворец. Поскольку ситуации бывают разные – у меня, как и любого дипработника в посольстве хранились идеально выглаженные костюмы для приемов. Таких у меня в посольстве было три – контр-адмиральский мундир, их у меня, как и у любого уважающего себя флотского офицера было несколько, и все они были пошиты вручную в гражданском ателье из лучшей шерсти с Новой Зеландии, потом фрак, который я ни разу не надевал и не собирался это делать пока будет такая возможность, и один из костюмов, которые сшил для меня старый портной Хаим, и которые доставили в посольство в мое отсутствие. В него то я переоделся, сочтя военную форму неуместной, а фрак – излишне вычурным и напыщенным для визита во дворец. Тем более – учитывая обстоятельства.
Из посольства я выехал на парадном Руссо-Балте, который успели помыть. Спереди и сзади двигалась полицейская охрана…
Почему то усиленная охрана была и у дворца, к нему подогнали бронетранспортеры. Солдат было много, все они носили черный берет – символ принадлежности к Гвардии Бессмертных, у которой даже эмблема, череп с костями – была скопирована с нашего Командования специальных операций. Разница только была… маленькая. Если наше КСО действовало практически во всех странах мира, не исключая даже Священную Римскую Империю – то Гвардия имела своей целью исключительно упрочение власти шахиншаха в собственной стране. Пока что получалось – но именно что пока.
Посты Гвардии были везде – в том числе и в самом дворце. Это уже были не шутки.
Светлейшего я нашем в какой-то комнате, одна из стен которой представляла собой рельефную карту местности Персии. С ним были два человека – одного я знал, генерал Кожомжар Тимур, руководитель САВАК, второй – был мне неизвестен. Не было и принца Хусейна, которого я ожидал встретить. В воздухе буквально висело напряжение… знаете, как после долгой жары перед сильной грозой.
Кожомжар на открываемую дверь среагировал первым и довольно своеобразно. Сопровождал меня офицер Гвардии, он открыл дверь и пропустил меня, не осмеливаясь войти внутрь – а я вошел и заметил, как Кожомжар поспешно убирает руку от пистолета…
Интересно, кстати – просчет безопасности. У нас офицеры в присутствии Государя имеют право иметь при себе личное оружие – но это потому, что сложно даже представить себе, что кто-то из лейб-гвардейских и даже прочих офицеров решится поднять руку на царствующую особу. В нашей стране опыт выступлений в армии ограничивается Сенатской площадью – а это чуть ли не двести лет назад было. А вот здесь я бы поопасался разрешать находиться в присутствии Светлейшего с оружием даже самым приближенным особам.
Светлейший отвлекся от карты…
– Искандер… рад вас здесь видеть.
– Ваше Сиятельство…
– Извольте сюда…
Из этой комнаты с картой был еще как минимум один выход, помимо того через который в нее прошел я – и этот выход был замаскирован сдвижной дверной панелью. За этой панелью оказалась довольно большая, богато обставленная комната без единого окна, по размерам она была больше той, из которой мы перешли раза в три. Ее предназначение я определить затруднился – тут был и стол и полки с книгами и большая, богатая кровать.
– Вы прибыли как раз вовремя, Искандер… – шахиншах без предисловий перешел к делу – в стране едва не произошел государственный переворот.
– То есть, Ваше Сиятельство? – мне показалось, что я ослышался
– Несколько сыновей больных бездомных помоечных собак дерзнули умыслить против меня! – шахиншах оскалился в хищной улыбке – они решили двинуть на Тегеран целую дивизию! Теперь они узнают, что бывает за такие умыслы! И они сами и все их семьи! Хотите выпить?
Я сразу даже не уловил переход
– Воздержусь, Ваше Сиятельство…
– А я выпью… – Светлейший прошел к бару и начал смешивать себе самую обычную водку с томатным соком и лимоном – выпью за процветание Персии и за дружбу с Россией.
Мне показалось, что Светлейший уже пьян. Может быть – радость от того, что еще один путч провалился, дала такую эйфорию?
– Осмелюсь спросить, Ваше Сиятельство… кем были те собаки?
– А… – Светлейший махнул рукой – неблагодарные твари, которых я подобрал на помойке. Знаете, Искандер, что самое страшное во всем в этом? Все те офицеры, которые умыслили это – только мне обязаны своим положением! Только мне! Мне, который их возвысил! Двое из них и вовсе были бездомными, их нашли на улице и взяли на содержание… а потом они сдали экзамен в офицерское училище. Если бы не я – кем бы они были? Нищими? Поденными рабочими? Бандитами? И эти люди меня предали. Меня!
– Ваше сиятельство, а где были расквартированы эти части? Те, где вызрел мятеж?
– На юге… На юге… там очень сильно разлагающее влияние соседней страны. Там не обошлось без британцев.
И все бы хорошо – но один вопрос не дает мне покоя. Как эти заговорщики собирались передислоцировать крупное подразделение с бронетехникой через всю страну?
– Я был в тех краях не так давно, Ваше Сиятельство. Там неспокойно.
Шахиншах кивнул
– Кожомжар доложил. Он туп и жаден как лежащая в грязи свинья… но держит нос по ветру. Там ведь что-то случилось с вами?
– Не со мной. Мне не стоило вмешиваться.
– И тем не менее – вы вмешались. Иногда мне бы хотелось править таким народом как ваш, князь Воронцов. Признаюсь… хотелось бы.
Для этого надо вначале прекратить террор. В атмосфере всеобщего страха, доносительства, беззакония рождаются моральные уроды. Слепые, глухие, равнодушные ко всему что не касается их собственного выживания и благосостояния. Доносительство убивает чувство общего, тот, кто следит за тобой и готов в любой момент донести на тебя – уже не твой соотечественник, он твой враг. Страх и беззаконие убивает уважение к государству и к Престолу, страх подменяет уважение и стоит только государству пошатнуться – как подданные бросятся его добивать, мстя за свой вековечный страх.
