Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 3
– Связь установлена. Они видели британцев. Новая точка рандеву обозначена.
Для получения разведывательной информации двое русских должны были встретиться с действующими в этом районе отрядами пуштунов, передать им десять цинков патронов в качестве платы и получить разведывательную информацию. Пуштуны, сыновья гор, целый век воюющие против британцев были в этих местах идеальными разведчиками. Собственно говоря – для этого они здесь и сломались. Появление британского патруля разрушило их планы – пуштуны не осмелились выйти к ним, опасаясь засады.
– Вы до Джелалабада, господин подполковник?
– До Кабула. Дальше не хожу – чтобы оборот быстрее был. Прикрыть?
– Не нужно. Спасибо.
* Плохое состояние дорог в России обусловлено сезонными факторами. Зимой в трещины попадает вода, потом замерзает, при замерзании вода что делает? Правильно, расширяется. Потом все тает – лед снова превращается в воду, но трещина уже шире. Потом вода снова замерзает и опять распирает трещины.
Именным указом в Российской Империи запрещено было строить асфальтовые дороги. Строили из преднапряженного бетона, что получалось дороже, но намного прочнее. И все равно – не выдерживал даже бетон
** Гонки на внедорожных грузовиках, специально доработанных. В РИ была разновидность этого развлечения – урбанизированный трак-триал гонки со специальными, "городскими препятствиями"
*** ТНВД – топливный насос высокого давления.
**** риджбек – южноафриканская охотничья собака
***** Это и в самом деле имело место во времена британского колониального владычества
****** Имеется в виду Британское содружество наций
******* Душман и моджахед – на самом деле это два разных понятия. Душман – это разбойник, живущий грабежом караванов. Моджахед (муджахеддин) – вставший на джихад, воин Аллаха, воюющий по религиозным мотивам.
******** Что случилось? Наша машина сломалась. Нужна помощь? Нет, спасибо.
********* Soldier – официальный журнал британского министерства обороны. Автор его читает.
27 июня 2002 года
Тегеран
Прошедшие несколько дней спрессовались – словно какой-то дурной сон. Словно череда несчастий – одно за другим, одно пуще другого.
Пропала Марина. Пропала так, что я даже не сразу понял, что она пропала. Можете себе представить, в каком состоянии я возвратился из Багдада – как призрак. Тяжесть того, что случилось в Багдаде… это как айсберг, ни больше ни меньше. Девять десятых – под водой, но и того, что над водой – уже достаточно для катастрофы. Где всплывут эти пленки с бессудной расправой, как и кто их использует? Возможно так – что кроме Маузера у меня собеседников не останется. Это не поощряется – но иногда других способов спасти то, что осталось от чести – нет.
Из Багдада я прилетел рейсовым самолетом, больше похожем на банку, забитую черноморской килькой – они летали по маршруту Тегеран – Багдад каждые два часа, как рейсовые автобусы. Тут вдобавок попался довольно старый узкофюзеляжный Юнкерс непонятно какой авиакомпании – я думал они уж и не летают.
Нет, летают…
Из аэропорта я взял такси, доехал до Зеленой зоны – а до дома пришлось идти пешком. Там – словно покойник поселился. Из сбивчивых рассказов слуг, и более подробного – Варфоломея Петровича я понял, что на обочине дороги недалеко от города дорожная полиция обнаружила Хорьх. Дорогая машина, поэтому к ней и присмотрелись – просто удивительно, что никто не угнал. Слишком заметная, что ли…
Ключа нет, двери заперты, в машине ни сумочки, ни следов крови – ничего. Просто стоит машина и стоит. Ее уже обследовали в полиции и пригнали домой.
Утром поехал в посольство – все, что можно сделать – сделано. Всё ли? По сути – все, что я могу в чужой стране? А это страна, этот мир, эта земля – все же чужие.
На сей раз, в посольство я ехал не один – не только с водителем, но и с кортежем из двух полицейских машин, одна спереди и одна сзади. Теперь меня серьезно охраняли несмотря на все протесты. А может быть – и блокировали мои возможные действия, бес их знает. Как бы то ни было – то, что произошло, еще более усложнило ситуацию здесь.
Ворота посольства были распахнуты настежь, мой верный Санчо Панса в этой командировке, совсем хреново идущей, кстати – ожидал меня у ворот, у будки охраны. Обливался потом в своем костюме – но ждал, даже в караулку не заходил, хотя там кондиционер.
– Вали, останови…
Вафоломей Петрович погрузился в объемистый салон Руссо-Балта, с облегчением вздохнул…
– Жарко-то как…
– Жарко.
– Ваше превосходительство… я тут решил…
– Смелее. Еще что-то – произошло вдобавок к уже произошедшему?
– Вас настоятельно приглашает во дворец Его Сиятельство, приглашение пришло с фельдкурьером из канцелярии сегодня утром. Так и указано – настоятельно. Я никогда не слышал ранее такого оборота речи…
– Понятно. В таком случае – мне надо привести себя в относительный порядок и только потом ехать…
Судя по лицу дипработника было и что-то еще.
– Еще?
Варфоломей Петрович замялся
– Некая персона изволила отдать вам визит…
Голова просто кругом шла от всего от этого.
– Сударь, а вы не можете выражаться конкретнее? Что эта за персона такая, которую вы и поименовать не решаетесь?
– Ваше Высочество… это итальянский посланник. По протоколу я не мог его не впустить, он отговорился официальным визитом.
Знают… Все знают…
Никогда не думал, что такое буду испытывать – как кипятком плеснули. Когда то давно мы, гардемарины учили кодекс чести русского флотского офицера… да, да, он был издан даже, хотя это было неофициальное издание, просто уважаемые люди сочли нужным написать эту книжку и написали ее. Мы вообще много разговаривали о чести, о том что это такое… популярная тема среди молодых гардемаринов, у которых пока и нет ничего кроме чести. Про дуэлянтов говорили… Высочайшим указом дуэли были строго-настрого запрещены, потому как жизнь офицера принадлежит исключительно Престолу и Государю. За дуэль по тем временам можно было угодить и на виселицу, даже если участвовал в ней в качестве секунданта. Только бывали случаи, что нанесенная обида была столь тяжела, что и это не останавливало. Тайное всегда становилось явным, потом о каждом свершившемся факте годами говорили…
Бывало и другое. В сиятельном Петербурге немало дам, которые не прочь найти утешения от несправедливостей света и надоевшего старого мужа в объятьях молодого гардемарина… благо и молодые гардемарины зачастую, были не против. Были у нас такие, кто в казармах и не ночевал совсем…
Потом это тоже обсуждали, со смешками… И сколько я могу припомнить – никто из нас тогда даже и не задумывался о том, а каково мужу той самой дамы… слухи то ходят, шила в мешке не утаишь. И я никогда не думал, что буду в роли этого самого старого мужа… прятать глаза и испытывать стыд. А ведь правильно говорят – честь один раз дается…
– Где он?
– Он ожидает … в общей приемной, дальше его не пустили. Прикажете…
– Не стоит. Протокол есть протокол. Я приму его.
Граф Арено, тощий как палка хлыщ… выше меня ростом, с аккуратными прилизанными усиками, в роскошном италийском костюме, подтверждающем мастерство римских портных ждал меня в общей приемной, нервно вертя в руках нечто, благородно поблескивающее тусклым светом золота… портсигар, что ли. Увидев меня, он вскочил, как нашкодивший кадет.
– Извольте… – только и сказал я
Заведя его в кабинет, я закрыл дверь. К этому моменту уже окончательно решил – не сорвусь. Если кто-то этого ждет, если кто-то рассчитывает на продолжение и без того грязной и омерзительной истории – не дождутся.
– Сударь… я закурю?
– Извольте – повторил я
Граф нервно достал тонкую, коричневую сигарету, прикурил от золотого же Ронсона, который он прятал в портсигаре. Омерзительный, с какими-то отдушками дым поплыл по комнате…
– Сударь… – начал Арено после того, как понял, что я начинать разговор не собираюсь – мне кажется… нам настоятельно необходимо объясниться.
– Объясняйтесь… – пожал плечами я
Перед тем, как продолжить, граф сделал несколько затяжек, окончательно изгадив воздух в кабинете, курил он торопливо и жадно.
– Сударь… относительно слухов, которые имеют место быть в последнее время… и которые бросают тень на вас, на вашу супругу и на меня… Я ценю ваше пренебрежительное отношение к слухам… но происходящее уже нетерпимо, тем более что вчера в мое посольство явилась полиция и требовала разговора со мной.
Граф вопросительно посмотрел на меня
