Эдуард Тополь - Чужое лицо
Будущий хозяин этой страны счастлив, и от полноты чувств он обнял свою заморскую наложницу, привлек к себе, поцеловал в мягкие, послушные и чуть припухшие губы. Эта женщина стала причастна к его тайне, к полученному им церковному благословению, и, кроме скрытой мужской нежности к ней, он чувствовал, что их связывает теперь что-то другое, надвечное.
Но на обратном пути из Загорска Вирджинию вырвало. Она еще успела крикнуть ему: «Остановите машину», – она успела, зажав ладошкой рот, выскочить из машины и, окруженная подбежавшими телохранителями, сбежала с шоссе в придорожный снег, но здесь, на обочине, уже не смогла сдержать рвоты.
Конечно, генерал знал, что она беременна, что она уже на четвертом месяце, но до этого дня ее беременность не уродовала Вирджинию и не портила их отношений. У нее не было ни отечности лица, которым когда-то сопровождалась беременность его жены, ни капризности, ни жадности в еде, и даже талия еще не увеличилась настолько, чтобы обезобразить ее фигуру. Насчет ее ребенка у него еще не было никаких конкретных планов, не до того было в замороченности последних недель, но он хорошо знал, что не будет более благодарной и нежной любовницы, чем Вирджиния, если он позволит ей родить и окружит ее ребенка хотя бы минимальным американским комфортом. И теперь, когда из окна машины он смотрел на сломанную в пояснице фигуру Вирджинии, на судорожные рывки ее тела, – не отвращение, а жалость испытал он к ней, жалость и нежность.
И это испугало генерала. Не то, что неожиданные приступы рвоты или другие хвори беременности могут прервать на время их плотские отношения, и даже не ревность к чужому ребенку, который – он знал это – будет с пятого месяца беременности отбирать у него Вирджинию, – нет. А именно то, что он поймал себя уже не на притворной, наигранной или забавной для начала любовного романа нежности. Более того, он поймал себя на немыслимой слабости души – жалости. Это испугало генерала, как пугается порой трезвенник, когда застает себя на том, что ноги вдруг безотчетно ведут его в кабак или руки тянутся за бутылкой…
И, поймав себя на этом испуге, генерал принял решение. Не против Вирджинии, а против самого себя. Эта женщина взяла слишком большую власть над его душой, и он должен пресечь это. Решительно пресечь.
И пока бедная Вирджиния, утирая варежкой влажный рот, поддерживаемая под локоть телохранителем генерала, возвращалась к машине, генерал негромко сказал водителю:
– В «Мини-Америку»…
Пока доехали до «Мини-Америки», Вирджинию рвало еще трижды, и генерал понял, что принятое им решение – единственно правильное.
В «Мини-Америке» он сам проводил Вирджинию в ее комнату, заботливо уложил в постель – от слабости Вирджинию тянуло в сон.
– Спи… – сказал он ей перед уходом. – Ничего страшного. Это нормальные явления на четвертом месяце. Я прикажу полковнику Стэнли позаботиться о тебе.
10
Между тем была все та же суббота, 6 февраля. Как по заказу именинницы, выдался солнечный зимний день, всего 10 градусов мороза по Цельсию. Еще с утра на правительственную дачу маршала Опаркова в Малаховке прибыла рота солдат хозяйственного полка при Генштабе Советской Армии. В течение часа солдаты расчищали деревянными лопатами парковые дорожки вокруг дачи, посыпали их желтым, хрустящим под ногами песком, вымыли все полы в самой двухэтажной даче, нарубили березовых дров для камина, и уже с девяти утра отцовская домработница тетя Клава, руководя двумя помощниками, жарила, варила и пекла на кухне стародавние деликатесы русской народной кулинарии – расстегаи, кулебяку, пироги с капустой. А Ставинский и адъютант маршала Опаркова майор Рязанцев на армейском «газике»-вездеходе курсировали по складам Военторгов, Елисеевского магазина, ГУМа и ресторана «Арагви» – закупали импортные и отечественные напитки, финские и австрийские мясные деликатесы, черную и красную икру, свежие кавказские овощи, краснодарскую пепси-колу, арабские фрукты.
В небольшом, но уютном подвальном кинозале дачи киномеханик налаживал кинопроектор. 120 правительственных дач под Москвой оборудованы киноустановками, и при Министерстве кинематографии СССР создана специальная диспетчерская служба по обеспечению этих дач нелегально доставленными из-за границы кинофильмами – тут вам и «Супермен», и «Последнее танго в Париже», и «Ночной портье», и вся серия фильмов о Джеймсе Бонде, и самые последние фильмы Феллини, Антониони, Годара и Коста-Гавраса. Правда, «всякие там феллини и антониони» мало интересуют обитателей этих дач, но зато нарасхват по субботам и воскресеньям «В джазе только девушки», «Глубокая глотка», «Последнее танго в Париже», порновариант «Золушки». И пока весь советский народ смотрит «выдающиеся» произведения советского киноискусства – «Сибириаду», «Ленин в Париже», «Ленин в Польше», «Ленин в Финляндии» – и другие, отмеченные Государственными и Ленинскими премиями фильмы, обитатели подмосковных правительственных дач, не боясь никакого разлагающего влияния буржуазного киноискусства, с чисто коммунистической стойкостью, свойственной несгибаемым большевикам-ленинцам, испытывают свою нравственность порно-Золушками, а завтра снова клеймят порочный и разлагающийся Запад – теперь уже со знанием дела…
Галина прикатила на дачу прямо из парикмахерской «Чародейка». У нее было прекрасное настроение – Боже, какой прелестный день, какое солнце, какие серебряно-заснеженные леса вокруг, как замечательно змеится через лес замерзшая река, покрытая голубовато-сиреневым панцирем снега! И все это принадлежит ей! Действительно принадлежит! Она, ее отец, ее муж и еще несколько десятков таких семей – разве не они хозяева всей русской земли от Балтики до Охотского моря? Никакому Ротшильду, никакой дочке Онассиса не снились такие богатства и такая власть – над землей, над морями и реками, над армией, милицией и всем народом! Господи, как жаль, что ее сын не видит всего этого, не видит свою мать в новенькой «Волге» и новенькой шубке из голубых соболей, которую ей на день рождения подарили отец и муж.
Воспоминание о сыне укололо Галино сердце, но укололо неглубоко. Глупый мальчик!…
К пяти часам длинный праздничный, застеленный льняными скатертями стол был готов к приему гостей, но даже и не видя их, а лишь по одному виду этого стола можно было уверенно сказать, что за ним будут сидеть подлинные хозяева всего Советского Союза.
На столе еды было столько, сколько съесть нельзя. Только на закуску и на первую смену блюд здесь были поданы: грузинские сациви и сулугуни, сибирские куропатки в молдавском винном соусе, байкальский омуль и хариус, севанская форель, строганина из обской нельмы, запеченные в сметане ильменские карпы, каспийская селедка, волжские раки, таежная брусника, латвийский сыр, алтайская медвежатина и в двух отдельных ведерках – красная дальневосточная и черная астраханская икра. И лица гостей, которые к шести часам собирались с соседних дач или съехались из Москвы, тоже производили вполне внушительное впечатление. После смерти Суслова в правительстве и так называемых правительственных кругах не осталось, наконец, ни одного худого человека, чья худоба бросала бы тень на коммунистическое изобилие.
И тосты, которые звучали за этим столом: «За нашу Коммунистическую партию!», «За наше родное правительство!», «За нашу армию!» – эти тосты были не дежурными фразами: они действительно за свою партию, за свое правительство и за свою, охраняющую их благополучие армию…
Но главным номером ночной программы развлечений оказались не кулинарные изыски русской народной кухни, не хоровое пение «Все могут короли», не катание на русской тройке с бубенцами и даже не фильмы «Весь этот джаз» и «Глубокая глотка», а видеокассета американского телевизионного шоу, показанного всего неделю назад, 31 января, по американскому и европейскому телевидению в знак протеста против введения в Польше военного положения. Видеокассета с этим шоу пришла дипломатической почтой из Парижа уже 1 февраля, а еще за два дня хохмачи из киноотдела КГБ переозвучили речи Рейгана, Тэтчер, Шмидта, премьер-министров Бельгии, Норвегии, Португалии и Люксембурга голосами известных советских комиков – Аркадия Райкина, Тарапуньки и Штепселя, Шурова и Рыкунина. Таким образом, между песнями Фрэнка Синатры, Барбары Стрейзанд и другими номерами появились смешные до колик (особенно если смотреть в пьяном состоянии) выступления американского и других президентов и премьер-министров, которые на русском и украинском языках всячески славили Ярузельского и обливали помоями и русским матом Леха Валенсу… Копию этого «кинокапустника» привез в подарок имениннице Илья Андронов.
– Галочка, – сказал он, – можешь считать, что это тебе не столько от меня подарок, сколько от американского президента. Он потратил на это шоу полмиллиона долларов, но, я думаю, ты вполне стоишь такого подарка! А от меня ты получишь другой подарок, но чуть позже… – И он с аппетитом надкусил розовощекую краснодарскую грушу.
