Анатолий Баюканский - Черный передел. Книга I
Вообще-то, расфилософствовался Субботин, все страны после войны проходят этап, когда, казалось, вершит мафия, криминальная среда, которая затем внедряется в производство, в политику, в экономику, делается цивилизованной, респектабельной, богатой.
Стук в дверь оторвал Субботина от размышлений. Это был Пантюхин.
– Приветствую вас, Павел Эдуардович! – вежливо поздоровался, переступая порог. Почему-то сегодня он вырядился по-праздничному – в костюме-тройке, только галстука не хватало. – Разрешите на минутку?
– Прошу, входи, дорогой сосед! Что стряслось?
– Просто решил заглянуть, давно не виделись. – Пантюхин скинул ботинки, привычно нашел гостевые тапочки, шагнул в комнату. Здесь у него было свое излюбленное место – с краю дивана. Присел, воровато огляделся, ожидая, когда хозяин выставит привычное угощение. Но Субботин не спешил к заветному бару.
– Слушаю тебя.
– Отгадайте, где я только что был? – Пантюхин повернул к свету покрасневшее лицо.
– Наверное, в кутузке! – пошутил Субботин. И сразу понял, что шутка попала точно в цель. Пантюхин покрутил головой, как бы отгоняя назойливую муху.
– Помнишь, хозяин, – проговорил Пантюхин, – мы договорились контачить друг с другом, не закладывать, не подставлять?
– Ну?! – нахмурился Субботин. – Разве я дал повод для сомнений?
– В лягавку меня приглашали, под белы ручки, – таинственным шепотом произнес Пантюхин. – Взяли прямо на улочке, в «воронок», и…
– За что?
– По подозрению. Там есть один законник, настоящий фанат! Фамилия – Андрейченко. Капитан.
– Молодой, с усиками, над правым глазом родинка? – подсказал Субботин, чем несказанно удивил Пантюхина.
– Точно нарисовано! А вы откуда его знаете?
– Не отвлекайся! – прервал Субботин. – И чего же захотел от тебя этот капитан?
– Вроде бы я скупал шмутье у воров, а потом толкал по знакомству.
– Было такое дело? Только не крути, не вешай лапшу на уши! – Субботин взял Пантюхина за грудки и приподнял, оторвав от пола. – Ну?
– Да, купил «кожу» у одного малого, а он… залетел, меня назвал. – Пантюхин потупил глаза. – Черт попутал, каюсь. Да мне эта «кожа» сто лет была не нужна, хотел деньжата в кассу внести, давно за мной должок.
– Конченый ты человек, Пантюха, – с огорчением сказал Субботин, – неужто грошей не хватает, а? Попросил бы у меня, у своего крестного, Петра Кирыча. Говнюк ты! Вот как заложу тебя Щелочихину, получишь на орехи.
– Нет, нет! Только не это! – Пантюхин приподнялся с дивана. – Я доскажу про капитана.
– Досказывай.
– Капитан тот мне уговор предложил: он закрывает глаза на скупку краденого, а я… должен признаться, что имею связь с вами. Так прямо и ляпнул: «Ты шьешься с одним фраером, который у нас на заметке. Признайся, какую роль играешь в его колоде, и…»
– И будешь докладывать мне обо всем, чем занимается этот Субботин, – досказал тот за Пантюхина. – Так? Я не ошибся?
– Клянусь волей, все так и было! – съежился Пантюхин. С некоторых пор он стал ненавидеть самого себя, впервые в жизни попав в клещи к двум жестким «авторитетам» – Петру Кирычу Щелочихину и писателю Субботину. Вряд ли смог бы сказать, кого отныне больше боялся.
– И ты согласился?
– Клянусь волей! – пылко воскликнул Пантюхин. – Я только пообещал капитану сообщать все, что узнаю, туфту посеял, чтоб отвязался, мент проклятый. И к вам потопал. Что посоветуете?
– Вижу, закрутился ты крепко, друг любезный. – Субботин осуждающе посмотрел на соседа по лестничной клетке. – И выход всего один: будешь стукачом, но… – Поднял указательный палец. – Мы закрутим этого мента. Будешь передавать ему «малявки» только с моего одобрения.
– Как скажете! – Пантюхин не мог себе представить, как же можно «стучать» без фактов. А если сообщить в милицию все, что успел узнать про странного писателя, то самому хана будет. У писателя, давно убедился, необычно длинные руки, и за решеткой достанут.
– И не выбрасывай из своей глупой башки, – продолжал наседать Субботин, – что в моем архиве на тебя такое начирикано, на пять сроков потянет. Не вздумай работать на милицию.
– Упаси меня бог! А потом…
– Что потом? Выполнишь все, что положено, получишь кучу денег, хочешь, в валюте. Сделаешь прощальный кивок нам с Петром Кирычем и… улетишь к синему морю. Если, конечно, Парфен тебя на ножичек не посадит Я, кстати, скоро его увижу, – загадочно проговорил Субботин. – Приветик передам от тебя.
– Увидите? – Пантюхин съежился то ли от страха, то ли от неожиданной весточки.
– Расскажу, как ты выполнял наши советы, как скупал краденое.
– Шутите? – Пантюхин на время забыл, что есть у него еще один «хозяин», который, пожалуй, не менее страшен, чем Петр Кирыч и писатель. – Какой прок меня чернить перед Пар-феном? Одно дело вершим.
– Тут ты, конечно, прав. Ладно, шагай домой. Через недельку я для тебя «малявку» сочиню, отнесешь капитану Андрейченко. И от себя больше ни слова. Понял?
– Не дурак! – буркнул Пантюхин, внутренне загоревав: такой узелок не скоро распутаешь, вероятней всего он на его шее и затянется. Но, ничего больше не сказав, направился к двери…
* * *Следователь Кичкин уже окончательно терял терпение. Первое дело, которое поручили, казалось проще простого, но… Русич стоял на своем незыблемо.
Вот и на этот раз, получив гневную отповедь подозреваемого, следователь не выдержал, вскочил на ноги, гневно сжал кулаки. Казалось, мгновение, и он ударит Русича. Но, заслышав скрип дверей, вытянул руки по швам, завидев высокое начальство. Белесые ресницы вошедшего полковника захлопали при виде Русича, но удивление было наигранным, неестественным, что не укрылось от Алексея. Полковник обратился к следователю:
– Не Помешаю, лейтенант?
– Никак нет, товарищ начальник! Веду допрос подозреваемого гражданина Русича.
– Продолжайте! – Полковник сел у стены.
Кичкин стушевался, не сразу нашел подходящие слова, подобострастно засуетился, спросил, встав перед Русичем:
– Итак, вы категорически отрицаете, что с целью незаконного получения премий согласились выполнять указания третьих лиц, направленных на злоупотребления?
– Последнюю фразу можете не писать. – Русича разозлило присутствие полковника. Его наивная игра в неосведомленность была шита белыми нитками; наоборот, весь его вид говорил об обратном.
– Что вы цепляетесь за слова? Первое, третье…
– Минуточку, лейтенант, – прервал следователя полковник. – Гражданин Русич, в каких отношениях вы находитесь с директором «Пневматики»?
– В откровенно плохих.
– Все встает на свои места, – полковник не сумел скрыть удовлетворения, давал наглядный урок молодому следователю: один ход, и в дамки. – Директор наказывал вас? Ущемлял? Объясните. А то получается замкнутый круг: вы живете с директором как кошка с собакой. И сейчас, попав в поле зрения следствия, топите Щелочихина с удивительной откровенностью. А между тем против вас – целый букет документов, против Щелочихина – словесный оговор Возможно, у вас имеются убедительные доказательства его вины?
Русич схватился за фразу полковника как за спасательный круг, брошенный доброй рукой. Он вдруг почувствовал неодолимое желание изложить начальнику милиции всю суть их чисто производственного конфликта, вспомнить, с каких мелочей все началось. Тронул его, изнервничавшегося, изуверившегося, участливый тон. Он поднял голову и… заметил, как переглядывались между собой Кичкин и полковник.
– Говорите, говорите! – приторным тоном попросил полковник. И, наверное, этим выдал себя – скрытым нетерпением, нервозностью, которая не укрылась от взора Русича.
И в это самое мгновение Русич с ужасом осознал: угодил в ловушку, умело приготовленную для него хитроумным Петром Кирычем. Господи! Как он мог забыть случайную исповедь Нины Александровны в минуту их близости? Щелочихин и начальник милиции Ачкасов – друзья не разлей вода, вместе ездят на охоту, жарят шашлыки, семьями отмечают праздники. Да, еще она говорила: их дачи – рядом, забор к забору. Про истоки их дружбы Нина не знала, лишь вскользь упомянула: начальник милиции с помощью дяди Петра Кирыча лихо рос в звании Скорее всего и сейчас Щелочихин по дружбе попросил полковника в ходе следствия «прощупать», имеются ли у него «козырные карты» против Петра Кирыча? Ошеломленный внезапной догадкой, Русич явно погорячился:
– А вы, товарищ начальник, в каких отношениях с Петром Кирычем?
На худых щеках Ачкасова проступила желтизна. На какое-то мгновение он растерялся, однако быстро поправился, покосился на молодого следователя. Не уловил ли Кичкин двойной смысл в наглом вопросе подозреваемого?
– Запомните, Русич, раз и навсегда: пока идет следствие, я для вас не товарищ, а гражданин. И еще. Бестактно и глупо задавать вопросы следствию. Считаете, в милиции простачки сидят? Учтите, нам про вас многое известно, – выдал сам себя полковник.
