Грэм Грин - Наемный убийца
— Ты под прицелом. Подними чемоданы. Иди впереди, — сказал Рэвен.
— Ты под прицелом. Подними чемоданы. Иди впереди с бумажкой.
Она подчинилась, сгибаясь под тяжестью чемоданов.
— Передумали? Могли бы доехать до Эдинбурга. Хотите сделать остановку? — спросил контролер.
— Да, — сказала она. — Да, именно так.
Он вынул карандаш и принялся писать что-то на листке. Энн хотелось, чтобы он запомнил ее и ее билет. Быть может, потом будут выяснять.
— Нет, — сказала она. — Я дальше не поеду.
И прошла за барьер, думая: «Он не забудет обо мне сразу».
Длинная улица бежала между маленькими пыльными домами.
— А теперь мне можно уйти? — спросила она.
— Ты что, думаешь, я дурак? — сказал он со злостью. — Иди дальше.
— Вы можете взять один из чемоданов.
Она бросила чемодан на мостовую и пошла дальше. Рэвену пришлось поднять его. Чемодан был тяжелым, Рэвен взял его в левую руку: в правой был пистолет.
— Так мы в Ноттвич не попадем. Нам нужно было повернуть направо за угол, — сказала она.
— Я знаю, куда идти.
— Хотела бы и я знать.
Маленькие дома бесконечно тянулись в тумане. Было еще очень рано. Женщина вышла из двери и забрала молоко. Энн увидела в окне бреющегося мужчину. Она хотела закричать, но тот был словно в другом мире. Она могла представить себе его тупой взгляд, медленную работу мозга, прежде чем он поймет — что-то не в порядке. Они шли дальше. Рэвен на шаг сзади. Она раздумывала, не обманывает ли он ее; должно быть, его ищут за что-то очень серьезное, если он в самом деле готов выстрелить.
Они шли дальше. Рэвен на шаг сзади. Она раздумывала, не обманывает ли он ее; должно быть, его ищут за что-то очень серьезное, если он в самом деле готов выстрелить.
Она высказала свои мысли вслух:
— Это что, убийство?
Шепоток страха донесся до Рэвена как что-то знакомое, дружеское. Он привык к страху. Страх жил в нем уже двадцать лет. Он ответил без напряжения:
— Нет, меня не за это ищут.
— Тогда вы не посмеете стрелять, — вызывающе бросила она.
Но у него был готов убедительный ответ, убедительный, потому что был правдой:
— Я в тюрьму не пойду. Пусть уж лучше повесят. У меня отца повесили.
— Куда мы идем? — снова заговорила она, все время настороже в ожидании своего шанса.
Он не ответил.
— Вы знаете эти места?..
Но он уже свое сказал.
И внезапно ей представился случай. У писчебумажной лавочки, глядя на витрину, заваленную дешевой бумагой, ручками и бутылками чернил, стоял полисмен. Она почувствовала, как приблизился Рэвен, все произошло слишком быстро, она не успела ничего решить, как они уже миновали полисмена. Было поздно кричать, полисмен был в двадцати ярдах, он уже не успеет на помощь. Она сказала вполголоса:
— Должно быть, это убийство.
Повторение заставило его заговорить:
— Вот она, ваша справедливость. Всегда думаете самое плохое. Они клеят мне грабеж, а я даже не знаю, откуда эти бумажки взялись. — Рэвен не мог переменить руку, боясь отпустить пистолет. — Если человек родился уродом, то у него нет шансов в жизни. Это еще со школы начинается. Даже раньше, — сказал он.
— А что такое у вас с лицом? — спросила она. Ей казалось, что, пока он говорит, остается надежда. Должно быть, труднее убить человека, с которым вас что-нибудь связывает.
— Губа моя, конечно, разумеется.
— А что у вас с губой?
— Ты что, хочешь сказать, что не заметила?
— А-а, — сказала Энн, — вы, наверно, имеете в виду вашу заячью губу. Я видела вещи и похуже.
Они миновали маленькие грязные дома. Она прочла название новой улицы: авеню Шекспира. Они теперь были на самой окраине Ноттвича. Здесь спекулянты строили дома для продажи в кредит. Энн подумала, что Рэвен привел ее, чтобы убить в поле за жилым районом, там, где трава была затоптана в глину и торчали пни вырубленного леса. Они прошли мимо дома с открытой дверью, куда в любое время дня можно было зайти и осмотреть его, от маленькой квадратной спальни до маленькой квадратной гостиной, ванной и туалета у лестницы. Большой плакат гласил: «Десять фунтов задатка — и дом ваш».
— Вы собрались купить дом? — спросила она с юмором отчаяния.
— У меня сто девяносто фунтов в кармане, а я на них и коробки спичек купить не могу. Я ж говорил, меня обманули. Я этих денег не крал. Мне их подонок один дал, — сказал он.
— Он был щедрым.
Рэвен приостановился перед домом, таким новым, что со стенок еще не слезла краска.
— Это были деньги за работу. Я работу сделал. Он и должен был мне заплатить по совести. Я за ним сюда и приехал. Этого подонка зовут Чолмонделей.
Он подтолкнул ее к воротам, они проследовали вокруг дома к задней двери и очутились на краю тумана, на рубеже дня и ночи. Туман уплывал клочьями к серому зимнему небу. Он нажал плечом на заднюю дверь, и замок кукольного домика сразу вылетел из дешевого гнилого дерева. Они вошли в кухню, где провода ждали ламп, трубы — газовой плиты.
— Иди к стене, — сказал он, — чтобы я тебя мог видеть.
Он сел на пол, не выпуская пистолета, и сказал:
— Я устал. Всю ночь простоял в поезде. Я даже думать толком не могу. Не знаю, что с тобой теперь делать.
— Я сюда на работу приехала. У меня ни гроша не будет, если я ее потеряю. Честное слово, я ничего не скажу, если вы меня отпустите, — сказала Энн и добавила безнадежно: — Вы мне все равно не поверите.
— Люди никогда не держат слова, которое мне дают. Я в безопасности, пока ты здесь тоже, — сказал Рэвен, прижал ладони к лицу и поморщился от боли ожога.
Энн пошевелилась.
— Не двигайся. Я пристрелю тебя, если будешь двигаться, — предупредил он.
— Можно мне сесть? — спросила она. — Я тоже устала. Мне придется весь день быть на ногах. — Она представила себя запихнутой в шкаф, всю в крови и добавила: — Разодетой, как конфетка. И петь.
Но он ее не слушал. Он строил планы в своей темноте.
— Отпустите меня, — попросила Энн. — Вы можете мне доверять. Я ни слова не скажу. Я даже не знаю, кто вы такой.
— Доверять тебе? Разумеется. Как только вернешься в город, увидишь в газетах, как меня зовут, и описание, и как я одет, и сколько мне лет. Я не крал этих денег, но я — то не могу напечатать описание человека, который мне нужен: имя Чол-мон-де-лей, профессия — обманщик, толстый, носит кольцо с изумрудом, — засмеялся он печально.
— Смотрите-ка, мне кажется, я ехала сюда с таким человеком. Никогда бы не подумала, что у него хватит духу…
— Он только агент, но дай мне только до него добраться, и я вытрясу из него…
— Почему бы вам не сдаться полиции? Не рассказать, что произошло?
— Чудесная идея! Сказать им, что друзья Чолмонделея приказали убить старого чеха. Сообразительная девочка.
— Старого чеха?! — воскликнула она.
В кухню проникало чуть больше света, туман поднимался над жилым районом, над израненными полями.
— Уж не хотите ли вы сказать, что об этом самом все газеты твердят? — спросила она.
— Об этом самом, — сказал он с мрачной гордостью.
— И вы знаете человека, который это сделал?
— Как себя самого.
— И Чолмонделей в этом замешан?.. Это значит, что все ошибаются?..
— Они в газетах ни капельки не знают об этом.
— А вы знаете и Чолмонделея?.. Тогда, если вы найдете Чолмонделея, войны не будет?
— А мне плевать, будет война или нет. Мне только нужно узнать, кто меня провел. Я хочу рассчитаться, — объяснил он, глядя на нее через комнату, держа руку у рта, чтобы скрыть губу, замечая, что она молода, раскраснелась и хороша собой, не питая к ней большего личного интереса, чем волк, глядящий из клетки на откормленную, ухоженную суку по другую сторону решетки. — Война людям не повредит, — продолжал он. — Она покажет им, что к чему, она их заставит попробовать своего собственного лекарства. Я знаю. Для меня всегда была война.
Он дотронулся до пистолета.
— Меня сейчас одно заботит, как заставить тебя молчать в ближайшие двадцать четыре часа.
— Ведь вы меня не убьете? — спросила она затаив дыхание.
— Если другого пути не будет… — сказал он. — Дай мне подумать немножко.
— Но ведь я буду на вашей стороне, — умоляла она его, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что можно кинуть, разыскивая лазейку, ведущую к спасению.
— Никого нет на моей стороне, — возразил Рэвен. — Я это уже выучил… Понимаешь, я урод. Я и не притворяюсь, что я один из твоих красавчиков. Но я образованный. Я придумывал разные штуки… — Он добавил быстро: — Я трачу время зазря. Мне пора идти.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она, поднимаясь на ноги.
— Ну вот, — сказал он разочарованно. — Опять ты перепугалась.
