Стивен Хантер - Честь снайпера

Он шёл всё дальше, на ходу вещая своим гражданским, очаровывающим и информативным голосом все эти истины. Тут они достигли моста через реку, ведущего во вторую, столь же невпечатляющую часть деревни. Им пришлось разделиться и пойти по очереди, ощущая, как мост колышется под ними из стороны в сторону. На середине Грёдль остановился.

— Не так близко, Салид.

Он обернулся к сержанту Роффлеру, эсэсовскому унтеру из Двенадцатой танковой.

— Разгоните своих парней, сержант. Пусть Белая Ведьма как следует прицелится по мне. Будет нехорошо, если мы не выманим её на выстрел.

Глава 47

— Говори, пока я заряжаю.

Они сидели в стороне от тропы, ведущей по осыпному склону вверх, к пещере. Перед Суэггером лежали десять семидесятилетних магазинов к Стэнам, которые он спешно набивал патронами — по тридцать семидесятилетних 9-мм боеприпасов Его Величества в каждый. Снайперская винтовка Милли лежала рядом — равно как и десять гранат Миллса № 36, полных ТНТ.

— Откуда ты знаешь, что оно будет работать? — спросила Рейли.

— Оно должно работать. Оружие лежало в водозащищённом контейнере — да ещё и в пещере, которой полагается быть сухой. Ни ржавчины, ни коррозии ни на пушках, ни на контейнере. На патронах также коррозии нет. Всё будет в порядке.

— Суэггер, мне страшно.

— Этого следовало ожидать. Не думай об этом. Позвони кому нужно, проверь почту. Есть у тебя какие-либо соображения, дальний прицел? Поделись со мной. Ты только запугаешь сама себя, провалившись в бездумие и станешь окончательно бесполезной. Соберись с мыслями и вернёшься в здравое состояние.

Вставлять патроны в губки магазина, весьма острые, причём так, чтобы каждый ложился чётко напротив предыдущего, да ещё и преодолевая постоянно растущее вследствие наполнения патронами магазина сопротивление пружины-толкателя, было нелёгким делом. Очень скоро у Боба как следует заболели пальцы и запястья. Также в этом процессе было легко облажаться, загнав патрон задом наперёд либо под неверным углом, чего он никак не мог допустить.

— Итак, я закончил. Я дам тебе один Стэн и три магазина. Оставайся здесь, а я устрою засаду. Я буду бросать гранаты и убью их всех. Ты просто сиди здесь и стреляй во всех, кто не похож на Суэггера, ладно?

— Поняла, но я сидеть тут не буду. Я буду стрелять и сражаться и сделаю всё, что нужно.

— Рейли, это не твоя работа.

— Это суждение больше не работает. Ты сражаешься по своим причинам — потому что ты любишь Милли, ты, старый козлина. И не говори мне, что это не так. Это твой лучший бой. А я сражаюсь по своим причинам — для того, чтобы никакой мудак не пришёл бы ко мне и не сказал бы: крошка, сделай одолжение, не пиши ничего об этом. Я напишу свою историю, даже если для этого мне потребуется самой стать Людмилой Петровой. Никто не скажет мне: отойди прочь, будь хорошей девочкой. Хорошей девочкой я никогда не была — такие девочки не становятся журналистами. Да и кроме того — на историю уже бюджет выделен.

Глава 48

Она тщательно обустроила свою позицию — всё ради неподвижности и устойчивости, так, чтобы в момент выстрела все кости имели поддержку, упираясь друг в друга, а сама она уверенно сидела на земле, нисколько не колеблясь от дыхания. Чтобы стрелять, как машина — вам следует стать машиной.

Милли решила стрелять сидя на небольшом уклоне, который позволял ей упереться телом в ствол дерева. Винтовка лежала перед ней, и её вес покоился не на руках Милли, а на достаточно толстой ветке. Если быть более точным, то винтовка лежала не на самой ветке, а на аккуратно сложенной перчатке, которая исключала возможность сдвигания винтовки во время выжима спуска. Поддержка щеки оказалась весьма кстати — она позволяла расположить лицо настолько чётко, что глаз оказывался строго в четырёх дюймах позади и ровно напротив того, что британцы называли «телескопическим прицельным устройством № 32». Заняв позицию, Милли выровняла дыхание, приведя его в естественную норму.

Позади неё сидел Учитель — наблюдатель без бинокля, бесполезный и нужный лишь для психологической поддержки.

— Я вижу их, — сказал он. — А ты?

Конечно, она тоже их видела. Роскошная оптика была куда как лучше, чем её собственный ПУ. Для неё, глядящей сквозь оптику, герр оберштурмбанфюрер Грёдль был в трёхстах тридцати трёх ярдах. Она видела одутловатого человека, на первый взгляд — из тех мягкотелых, которым никогда не светило унаследовать землю. Его комичность усугублялась особенностью движений, формальностью одежды и несуразностью походки — он смотрелся словно опереточный герой. Похоже было, что он о чём-то увлечённо беседует с другим чудовищем — Салидом во время движения в составе фаланги эсэсовцев вдоль центральной улицы Яремче. Салид указывал на интересные виды — как будто бы в этой задрипанной дыре, где никто и никогда не продвигался в желе покрытия крыш дальше соломы, могли быть какие бы то ни было интересные виды. И, хоть лицо Салида было весьма живым, его партнёр оставался безразличным и незаинтересованным.

«Если только у него не появилось интереса к русской средневековой агрономии — это всё липа. Они просто выманивают нас», — подумала Милли.

— Они думают, что они весьма умно поступают, — подтвердил её мысли Учитель.

Людмила оторвалась от прицела, поскольку не спешила поймать судорогу вследствие преждевременного напряжения при удержании винтовки и расслабила мускулы, поскольку занимать плотную позицию было ещё рано. Чем сильнее она устанет — тем больше будет вероятность, что дрожь или внезапный рывок в мышцах испортят выстрел.

Закрыв глаза, она пыталась набраться сил. Чуть раньше, в пещере она тысячу раз спустила курок вхолостую после пристрелки, чтобы изучить малейшие нюансы спуска. Спуск мог бы быть лучше, но с таким же успехом мог быть и хуже. Лёгкое усилие в самом начале движения, пара зацепок металла о металл в механизме, но затем, перед самым выстрелом спуск приходил в чёткую яму, в которой требовалось легчайшее усилие, почти волшебное в том отзыве, что оно производило — срывающее спуск с его упора и приводящее весь механизм в движение, совершаемое за микросекунду, в которую ударник летел вперёд, сообщая бойку энергию, необходимую для воспламенения капсюля, вызывающего…

Она знала, что происходит вслед за воспламенением капсюля.

Главную проблему составлял прицел. Хоть и ясный и светлый, он был достаточно грубым. Его настроек хватало для пристрелки на тысячу ярдов, хоть этого и было достаточно сложно достичь — Учителю пришлось помочь ей совершить механические манипуляции с его настройками. Но теперь он был пристрелян. Точка пристрелки находилась на вершине тупоконечного конуса, поднимающегося вверх от шести часов. На этом расстоянии вершина конуса закрывала слишком большое пространство, а вместе с ним и крошечную цель. Людмиле следовало навести вершину конуса на голову цели, а затем медленно выжать…

— Так, он остановился.

Она снова вернулась к прицелу. Вот он, увеличенный до расстояния в триста тридцать три ярда, стоящий на середине моста. Никого ближе трёх футов не было с обеих сторон. То же пустое лицо и невыразительная поза. Его спутники расступались в стороны, словно предоставляя для него пространство для созерцания в одиночестве — если оно ему было нужно: выглядел он таким же скучающим.

Она вдохнула и наполовину выдохнула, затем дождалась паузы между ударами сердца и выжала спуск до провала перед выстрелом, продумав вбитое до самых глубоких инстинктов и слоёв памяти наставление стрелка: «Выжимай с постоянным усилием. Не дёргай спуск и не ослабляй нажима. Контролируй винтовку. Будь сильной и уверенной. Смотри в прицел и выжимай спуск до срыва курка.»

Винтовка, покорная её невысказанным директивам, неожиданно для неё самой выстрелила.

Данные. Данные. Данные.

Остроносая пуля весом в сто семьдесят четыре грана, свинцовая, но при этом покрытая тонким слоем меди, покидает ствол со скоростью порядка двух тысяч четырёхсот футов в секунду. Её параболическая траектория теряет порядка ста двадцати дюймов по высоте на тысячу ярдов, а из этого следует, что целиться нужно, настроив прицел с превышением в сто двадцать дюймов над целью. На пятистах ярдах скорость падает до тысячи пятиста семидесяти восьми футов в секунду, а энергия — до девятисот шестидесяти двух футо-фунтов. Снижение в этой точке составляет тридцать один дюйм, определяемое как гравитацией, так и сопротивлением воздуха — строгими хозяевами, чьи указания не могут быть проигнорированы. Пуля продолжила чертить радугу в небе, не отклоняясь ни влево, ни вправо — поскольку этим ранним утром (9-22 советского фронтового времени) никакого ветра не было и ни дрожь, ни какие-либо ошибки не повлияли на обработку спуска, тем самым потревожив ствол винтовки. Если пуля и отклонилась от траектории вследствие особенностей своего дизайна, конструкции и гармонических колебаний ствола, определивших её траекторию, то снова вернулась на неё и продолжала свой снижающийся полёт, точно найдя цель. В момент попадания — проведя примерно две целых и две десятых секунды в полёте — скорость её упала до девятисот пятидесяти пяти футов в секунду, а энергия — до четырёхсот двенадцати футо-фунтов, траектория же снизилась на расчётные сто двадцать дюймов. Всё же ей хватало эффективности с избытком — а оберштурмбанфюрер Грёдль вдобавок повернул голову слегка направо, как если бы что-то привлекло его внимание. Видимо, это был взмах крыла ангела смерти.