Александр Смоленский - Укрепрайон «Рублевка»

– Даниил, ты знаешь, кто такие рейдеры? – похлопав уральского богатыря по плечу, спросил Духон. Он пытался хоть как-то вернуть Демидова к реальности.

– Догадываюсь, но почему я? Я все создал своими руками...

Даниил воочию представил себе главу области Миттеля. С ним Демидову уже доводилось серьезно сталкиваться лбами. Было время, когда тот без зазрения совести напрашивался в совладельцы «Медной горы», проталкивая в совет директоров своего племянника. Но получил тогда жесткий отпор.

– Эти фразы ты для суда прибереги, – жестко сказал Александр. Он решил, что только таким способом можно вывести Демидова из прострации. – Увы, чиновники в России всегда были серьезной силой. Да не огорчайся раньше времени. Будем надеяться. Закон-то вроде временный.

Неодолимая внутренняя сила, питаемая праведным гневом, вдруг заставила Демидова очнуться. Выпрямившись во весь свой богатырский рост, он заорал на весь дом:

– Пора седлать коней! Будем прорываться!

– Что ты задумал, Даниил? – встревожился старик Ордынский.

Катенька отвернулась к стене, чтобы скрыть слезы. Она хорошо понимала, что остановить Даниила, отговорить от безумного шага никому не удастся.

– Надо браться за дело. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, – нарушил тягостное молчание Духон, размышляя над тем, как скоро они, если верить карте, про которую все разом забыли, отыщут таинственный бункер и подземную дорогу на Москву.

– Да, – задумчиво произнес дед Иосиф. – В жизни лучше не бывает. В жизни всегда бывает только хуже.

– Оставь ты свой пессимизм, Иосиф Виссарионович, – серьезным тоном возразил Ордынский. На этот раз он решил не подкалывать старого грузина.

– Какой пессимизм? При чем тут пессимизм? Ты посмотри, Петр Никодимыч, что у вас в России происходит.

– А ты посмотри, что у вас в Грузии происходит, – мгновенно обидевшись за свою страну, встрепенулся до этого момента вялый Акимыч. – Чья бы корова мычала.

– Молчи, друг, а то мы сейчас дойдем с тобой до межнациональной розни. Ты этого хочешь? Или будем нашему другу, попавшему в беду, помогать? – обнял его, как маленького ребенка, за плечи дед Иосиф. Благо высоченный рост легко позволял.

– Будем помогать, – покорно согласился Акимыч.

Все посмотрели на то место, где должен был находиться Демидов, но того как ветром сдуло. В три прыжка добежав до дома своего представителя, он зычно крикнул, чтоб тот быстро заводил свою колымагу.

– Гони прямо на Москву! – приказал Демидов, когда они оказались в салоне машины.

Приятель посмотрел на него округлившимися глазами:

– Что, карантин сняли?

– Если бы. Мы по-прежнему в той же карантинной ловушке. Так что гони, Генка. Мы должны прорваться любой ценой.

– Ты что, шеф?! Ты забыл, как избили того олигарха? Ты что, не понимаешь, что это самоубийство? В Раздорах самый мощный кордон.

Братеев был не на шутку напуган агрессивностью директора и приятеля по совместительству.

– Боишься? Давай тогда сворачивай на Красногорское шоссе. Будем прорываться в Одинцово. Как увидишь блокпост – остановись. Там на месте решим, как действовать дальше.

Через двадцать минут друзья уже подъезжали к окраине Одинцово. Братеев остановил машину на обочине в кустах можжевельника. Отсюда метрах в двухстах отчетливо был виден блокпост: шоссе перегораживал бронетранспортер, а перед ним фланировали два вооруженных спецназовца. По обе стороны дороги в сторону леса черной траурной лентой уходила колючая проволока.

– Надо бы понять, как на скорости можно объехать этот БМП и как быстро эти гориллы смогут среагировать на наш прорыв, ну, в смысле открыть вдогонку огонь.

Братеев в изумлении посмотрел на босса. Тот был настроен более чем решительно.

– Так, давай я подберусь через лесок к ним поближе и посмотрю, как там и что... – Генка все еще надеялся, что можно будет отговорить друга от безумной затеи.

– А может, все же я? Мне это больше надо, так я и пойду, – засомневался Демидов.

– Мне сподручнее. Я и ростом ниже, незаметней. И потом, ты же босс.

Не прошло и десяти минут, как Демидов услышал длинные автоматные очереди. Забыв об осторожности, он выскочил на шоссе и что есть мочи помчался к блокпосту. То, что он увидел, повергло уральца в шок: навстречу, то и дело хватаясь за стволы елей, как пьяный, брел Генка. Демидов бросился вперед, чтобы подхватить Братеева. Три автоматные очереди, просвистевшие поверх головы, прижали его к земле.

– Проклятье! За что же мне такое?! – во весь голос заорал Демидов и опустился на колени рядом с Братеевым.

– Твой? – свирепо спросил один из камуфляжников.

– Мой, – еле слышно пробормотал Демидов.

– Тогда забирай и вези в больницу, пока мы не свезли его куда надо. Будет знать, как лезть через проволочное заграждение.

«Будет знать? – зафиксировалось в голове Даниила. – Значит, живой».

Ровно в двенадцать дня губернатор Миттель, как всегда подчеркнуто пунктуальный, в сопровождении охраны и под вой милицейской сирены въехал на территорию ЗАО «Медная гора». Картина, представшая перед его глазами, превзошла все ожидания.

– Звягин, идиот, что ты натворил?! Что за Мамаево побоище?! – шипел губернатор, глядя на избитых, помятых людей во дворе предприятия. – Заставь дурака богу молиться! Кто же работать будет, кретин недоделанный!

– Но вы сами сказали – любой ценой, – как пойманная овца проблеял Звягин. – Зато все документы подписаны.

– Но не такой же, мать твою... Придется отвечать. – Губернатор неожиданно прослезился. – Ну что мы за люди такие, хуже зверей.

Видно, моментами у «железного губернатора» в душе просыпалось нечто человеческое.

Уже более трех суток Демидов находился в полнейшей прострации. Он лежал на постели одетым, окна были закрыты жалюзи – дневной свет раздражал его. Лицо Даниила успело зарасти жесткой рыжеватой щетиной. Он не мог ни спать, ни прикасаться к еде, которую заботливо приносила ему на подносе Катенька. Она была единственным обитателем дома, кому Демидов дозволял входить в комнату. Лишь изредка Демидов вставал попить воды и сходить в туалет. «Будь проклята эта Рублевка! Будь проклято это демидовское ружье!» – в отчаянии думал он.

В сознании Демидова постоянно всплывала то холодящая душу картина истекающего кровью приятеля на шоссе, то телевизионные кадры, которые ему продемонстрировал Духон. «Ну что изменилось бы, если он даже добрался до Урала? Вряд ли удалось бы спасти „Медную гору“, – размышлял он. – А теперь Генка в тяжелом состоянии...» Эти грустные мысли настолько сильно угнетали Демидова, что он моментами готов был распрощаться с собственной жизнью. Благо оружия в доме предостаточно.

Неожиданно сквозь дрему Даниил каким-то шестым чувством ощутил, что в комнате кто-то есть. Чуть приоткрыв глаза, он увидел возле окна силуэт обнаженной женщины, освещенный слабым лунным светом, пробивающимся сквозь жалюзи. В бледных лучах ночного светила она казалась скульптурой античной богини. Демидов чуть приподнялся с подушек, чтобы лучше разглядеть ночное видение.

– О боже! – мгновенно выйдя из сонного состояния, вскрикнул он.

Перед ним стояла совершенно нагая Катенька. Только пряди длинных, густых волос едва прикрывали обнаженную грудь женщины.

– Я люблю тебя, Демидов. Я хочу быть с тобой, Демидов. Не прогоняй, пожалуйста, меня, – прерывисто дыша, прошептала она. Затем, не дав опомниться, она всем своим горячим, благоухающим телом прильнула к нему.

– Опомнись, Катенька, что ты делаешь?! Что скажет дедушка? Так же нельзя!..

– При чем тут дедушка? – в сердцах возмутилась она. – С каких это пор ты стал таким чистоплюем? С той ночи?

Не дав ему произнести слова, она закрыла рот возлюбленного страстным поцелуем.

– Когда любишь, можно все! – задыхаясь от страсти, вновь зашептала Катенька. – А я так люблю твой запах, руки, твои тоску и печаль... Забудь обо всем! Пойми, ты ни в чем не виноват. Это судьба... Будь этой ночью только со мной...

У Даниила даже не было сил анализировать, откуда она знает. Может, в конкурентной борьбе за Катеньку проболтался Чигорин? А может, Генка?

– Катенька, милая моя девочка. Ты для меня божество.

В приливе нахлынувшей нежности он стал целовать ей руки, затем припал к тонкой шее, стараясь вдохнуть в себя ее аромат.

– Лежи, дорогой, не двигайся. Ты три дня ничего не ел, – остановила его попытки Катенька.

– Я не хочу есть. Я хочу тебя, – повторял Демидов словно в бреду.

– Я тоже хочу тебя. Но я найду силы сдержать себя. И ты – потерпи. Всю ночь я буду рядом с тобой. А утром, когда мы проснемся и раздвинем жалюзи, мы будем любить друг друга на виду всего мира, солнца, неба...