Йосеф Шагал - Ностальгия по чужбине. Книга вторая
— А это уже ваши проблемы, Юлий Александрович!
— Еще ничего толком не решено, а ты уже задираешь хвост? — набычился Воронцов. — А не боишься, что вообще передумаю?
— Судя по всему… — Мишин смотрел куда-то поверх головы Воронцова и, казалось, размышлял вслух. — Судя по всему, задуманное вами могу осуществить только я. Для других кандидатур у вас, — так мне кажется, Юлий Александрович — нет времени. Слишком уж вы торопитесь… — Витяня быстро перевел испытующий взгляд на Воронцова и удовлетворенно хмыкнул. — А ведь я угадал, товарищ генерал-полковник! Угадал, по вашим глазам вижу!.. Так что, не торгуйтесь и принимайте мои условия! За встречу с женой — спасибо. Кстати, именно эта встреча убедила меня в том, что ПОКА вы ведете честную игру. Так продолжайте в том же духе, товарищ генерал-полковник! Тем более, что Ингрид совершенно ничего неизвестно о наших играх, ведь так? Чем вы вообще рискуете, Юлий Александрович? Боитесь, что моя жена расскажет датской контрразведке, где именно находится ее ненаглядный супруг? А то там дураки набитые и сами не понимают, кому именно мог понадобиться беглый офицер КГБ! Датчан ведь совершенно не колышет, зачем вы вернули меня на родину — поставить к стенке или представить к награде…
— Не делай из меня идиота, Мишин, — пробурчал Воронцов и вновь потянулся к бутылке. — Умельцев складывать дважды два хватает везде. В том числе, и в твоей зажравшейся Дании. Не говоря уже о ее многочисленных друзьях как в Европе, так и за океаном..
— О чем вы толкуете, Юлий Александрович, не пойму? — Витяня искренне всплеснул руками. — Ведь даже я не знаю, кого именно вы задумали убрать. Могу только предполагать… Куда уж моей буржуазной и далекой от всего этого дерьма супруге! Вы-то должны понять, что в течение всех этих лет я не рассказывал Ингрид на ночь истории про нашу славную и героическую контору!
— А, кстати, почему?
— С детства страшилки ненавижу…
— Есть многое на свете, друг Горацио! — печально вздохнул Воронцов, разглядывая на свет пузатую бутылку коньяка. Потом со стуком поставил ее на стол и окинул Мишина недобрым взглядом. — Короче: твои условия неприемлемы, Виктор…
— Значит, не договорились, — вздохнул Мишин и всей пятерней почесал затылок. — Тогда разрешите откланяться, гражданин генерал-полковник? А то меня там сержант Кузин заждался…
— Блефуешь? — Воронцов укоризненно покачал породистой головой.
— Нет, Юлий Александрович, даже не думаю! — спокойно ответил Мишин. — Я очень люблю свою жену и своего будущего ребенка. Ради них я готов сделать все. Вы же лишаете меня этой мотивации, а я вам не верю! В упор не верю, Юлий Александрович! Ну и рассудите: какая мне разница, когда именно вы убьете Ингрид — до моей смерти или после нее?..
В комнате наступило молчание. Воронцов, уставившийся на Витяню тяжелым, чуть мутноватым взглядом, словно испытывал его на прочность. Мишин молчал, вдруг с радостью ощутив, что впервые за все эти тяжкие, полные неопределенности недели инициатива перешла на его сторону.
— Ну, хорошо, — выдохнул наконец Воронцов. — Будь по-твоему, Виктор.
— Как я узнаю, что она свободна? — быстро спросил Мишин.
— Лично понаблюдаешь за тем, как твоя жена будет садиться в Шереметьево на рейсовый самолет SAS до Копенгагена.
— Который на самом деле полетит в Караганду, — пробормотал Мишин.
— Что тебе еще надо?
— Видеозапись?
— Какая именно?
— Видеозапись того, как Ингрид входит в здание центрального подразделения криминальной полиции в Копенгагене. Причем вплоть до того момента, пока за ней не закроется дверь…
— Не будь же идиотом, Мишин! — потеряв терпение, рявкнул шеф Первого Главного управления КГБ СССР. — Ты что, и вправду не понимаешь, что из-за твоей жены вся наша резидентура в Дании в любом случае ляжет на грунт как минимум на полгода! На хрена нам, спрашивается, дополнительные приключения на задницу?! Сказал ведь русским языком — я выпущу твою жену!..
— И, все-таки, сделайте для меня это одолжение с видеозаписью, — примирительно попросил Витяня. — В конце концов, особых усилий оно не потребует. А мне будет спокойно…
— Это все?
— Вы принимаете мои условия?
— Принимаю.
— Тогда все, товарищ генерал-полковник! — по уставному гаркнул Мишин.
— Ишь как раздухарился! — покачал головой Воронцов. — Словно не на смерть идешь, а на отдых в Цхалтубо собираешься…
— Знаете, я сейчас больше думаю о другом.
— О чем же, если не секрет?
— А что, собственно, изменилось, Юлий Александрович, с той нашей первой встречи, когда вы даже выслушать меня толком не захотели?
— Ты же сам ответил — время поджимает.
— И все?
— В моей ситуации — это больше, чем все, — мрачно отрезал Воронцов. — И хватит об этом!
— Ладно, — кивнул Мишин и деловито придвинул стул к Воронцову. — Тогда давайте поговорим о деталях моей смерти. Все-таки, интересно…
— Ты и в самом деле монстр, Виктор! — вздохнул генерал.
— Только не надо меня оскорблять, Юлий Александрович! — глаза Мишина недобро, по-волчьи блеснули. — Монстром я не родился, между прочим. Монстром меня сделали вы…
— Ну, ладно, только без пафоса! — Воронцов резко отодвинул от себя бутылку. — К делу, Мишин. С момента, когда ты получишь обговоренные подтверждения о том, что твоя супруга свободна, и до момента самой акции пройдет не больше пяти дней. Устраивает?
— Страхуетесь, Юлий Александрович?
— А ты как думаешь?
— То есть, не позднее чем через пять дней после ее освобождения, мне нужно будет что-то сделать…
— Не что-то, а НЕЧТО! — поправил Воронцов.
— Меня это устраивает! — Мишин равнодушно пожал плечами. — Какая, собственно, разница — пять дней или десять?
— На выполнение задания тебе отводится максимум десять секунд.
— А чего спешка такая!
— Уж не обессудь!
— Оружие?
— «Ремингтон» с оптическим прицелом.
— Прямо как в Кеннеди, — криво усмехнулся Витяня.
— Да ему до Кеннеди, как мне до… — Чуть слышно пробормотал Воронцов и осекся.
— Что вы сказали, Юлий Александрович?
— Ничего! — разозлившись на несдержанность, отрезал Воронцов. — Так вот, винтовка будет заранее тобой пристреляна. Приступаешь с завтрашнего дня. Именно это оружие, полностью готовое к бою, ты найдешь на месте акции. С момента, когда ты возьмешь «Ремингтон» в руки, Виктор, твоя голова будет находиться под прицелом трех снайперов. Так что, без фокусов, друг мой, никаких шансов выбраться живым из этого капкана у тебя нет. Даже теоретических. В твоем «Ремингтоне» будет пять патронов со смещенным центром…
— Нарушаете Женевскую конвенцию, Юлий Александрович! — Мишин неодобрительно поджал губы. — Нехорошо…
— Нарушаю, — устало кивнул Воронцов. — И не только ее…
— А хватит пяти патронов?
— Это тебе не биатлон, дополнительных не будет! — отрезал Воронцов. — Все пять в автоматическом режиме должны быть выпущены в одну цель. Расстояние до цели — примерно 45 метров, угол обстрела — 30 градусов…
— Помещение открытое?
— Закрытое. Короче, задание для мальчика-любителя в ярмарочном тире. Как только мы убедимся, что цель поражена, ты будешь расстрелян сразу с трех стволов. То же самое случится, если, по каким-то только тебе понятным причинам, ты вдруг решишь промахнуться. Хочу надеяться, что этого не случится. Иначе ты с того света будешь наблюдать, как не промахнутся люди, расстреливающие твою жену и ребенка. Мне ведь при таком варианте терять будет нечего, сам понимаешь, Виктор… Кстати, выстрелы, предназначенные тебе, будут нацелены строго в голову…
— Существенная деталь, — пробормотал Мишин.
— Не скажи! — Воронцов развел руками. — Мучаться, Виктор, не будешь, гарантирую…
— Гуманно.
— Или! — хмыкнул Воронцов.
— Я так понимаю, что моя бездыханная и продырявленная в нескольких местах голова будет самым убедительным доказательством версии об убийце-одиночке?
— Ты правильно понимаешь, Виктор, — охотно кивнул Воронцов и улыбнулся. — Только не версии, а свершившегося на глазах у нескольких сотен людей факта.
— А кто, собственно, клиент, Юлий Александрович? — в зеленых глазах Мишина играли какие-то странные огоньки. — Столько шума, столько предосторожностей…
— Узнаешь, когда придет момент, — Воронцов сделал неопределенный жест рукой. — И будешь доволен.
— Думаете, успею это ощутить?
— Десять секунд гарантирую.
— Десять секунд для чего?
— Для того, чтобы понять, благодаря кому именно ты останешься в истории…
— А вы, Юлий Александрович, — тихо спросил Мишин и исподлобья посмотрел на Воронцова. — Благодаря кому попадете в историю вы сами? Неужто, благодаря мне?
— А я, друг мой, не тороплюсь, — улыбка Воронцова было подчеркнуто кроткой и обезоруживающей. — Прежде чем попасть в историю, ее необходимо как минимум сотворить, сделать…
